Дик Фрэнсис - Ради острых ощущений
Эдамс спросил:
– Что скажешь, Хедли?
– Изменений никаких, – пожал плечами Хамбер.
– Придется его списать?
– Пожалуй. – Голос Хамбера звучал расстроенно.
– Чертовски некстати! – яростно вскричал Эдамс и бросил взгляд на меня. – Все глушишь страх транквилизаторами?
– Да, сэр.
Он громко расхохотался – видимо, это казалось ему смешным. Потом лицо его скривилось, и он раздосадованно бросил Хамберу:
– Бесполезно возиться с этой клячей. Пора приканчивать.
– Хорошо, завтра я этим займусь, – сказал Хамбер, отвернувшись.
Они двинулись к следующему стойлу, а я посмотрел на Микки. Хоть я и делал для него все, что мог, с самого начала было ясно, что он безнадежен. После двух недель почти полного помешательства, бесконечных снотворных и отказа от еды состояние Микки было настолько плачевным, что любой человек, менее толстокожий, чем Хамбер, давно бы уже усыпил его.
Я в последний раз устроил его на ночь, привычно уворачиваясь от его зубов. Не могу сказать, что мне было жаль расставаться с ним – две недели работы с бешеной лошадью кого угодно доконают, – но раз завтра его уже здесь не будет, придется провести эксперимент не откладывая. Но я как-то не был готов к тому, что все придется делать так быстро. Убирая щетки и шагая через двор к кухне, я пытался найти хороший предлог, чтобы отложить задуманное.
Готовность, с которой куча подходящих предлогов тут же возникла в моей голове, заставила меня отчетливо осознать, что в первый раз со времен раннего детства я действительно боюсь.
Можно предложить Октоберу проверить все на Сикс-Плае, говорил я себе, или на любой другой лошади. Совершенно незачем заниматься этим самому. Да просто гораздо разумнее предоставить это Октоберу – ведь он ничем не рискует, а меня может накрыть Хамбер, и тогда мне крышка. А стало быть, нечего лезть на рожон.
Именно в эту минуту я понял, что боюсь, и это мне не понравилось. Весь вечер я уговаривал себя решиться и провести эксперимент именно на Микки и именно завтра утром. Переложить это на Октобера было бы, без сомнения, благоразумнее, но как мне со своим страхом жить дальше? Разве не для того я уехал из дому, чтобы наконец выяснить, на что я способен?
Когда утром я подошел с ведром к двери конторы за последней дозой фенобарбитона для Микки, оказалось, что лекарства осталось совсем чуть-чуть. Касс перевернул склянку над ведром и потряс ее, чтобы высыпать все до последней крупинки.
– Не повезло ему, бедняге, – заметил он, закрывая пробкой пустой пузырек. – Жаль, что больше нет – можно было бы напоследок дать ему двойную дозу. Ну, не стой столбом! – резко добавил он. – И нечего бродить тут с похоронной рожей. Можно подумать, что это тебя сегодня пристрелят.
От души надеюсь, что нет.
Подойдя к крану, я плеснул в ведро немного воды, размешал мгновенно растворившийся порошок и вылил все в сток. После этого наполнил ведро чистой водой и отнес ее Микки.
Он умирал. Кости еще резче выступили под шкурой, голова свесилась между ног. В глазах все еще проглядывало безумие, но силы слишком быстро покидали его, чтобы он мог на кого-нибудь напасть. На этот раз он даже не сделал попытки укусить меня, когда я поставил перед ним ведро, а опустил в него морду и сделал несколько вялых глотков.
Выйдя из стойла, я пошел в сарай для упряжи и взял там новый хомут. Это было серьезным нарушением правил – только Касс имел право выдавать новую упряжь. Вернувшись к Микки, я надел на него новый хомут, старый же, ослабленный лихорадочными ночными метаниями больного животного, снял и спрятал под кучей соломы. Цепь я прикрепил к кольцу на новом хомуте. Потом потрепал Микки по шее, что ему не понравилось, и покинул стойло, закрыв и заперев только нижнюю половину двери.
Мы выехали с первой группой лошадей, затем со второй. Пожалуй, Микки, не получивший утром снотворного, уже пробудился от своей полудремы.
Ведя за повод Доббина, я заглянул поверх двери в стойло Микки. Он слабо мотал головой из стороны в сторону с беспокойным видом. Бедняга, подумал я. А ведь я собираюсь еще усилить его страдания!
В дверях конторы стоял Хамбер, беседуя с Кассом. Конюхи вбегали и выбегали, суетясь вокруг лошадей, позвякивали ведра, голоса окликали друг друга – обычный шум конюшни. Удобнее момента не придумаешь.
Я повел Доббина через двор в его стойло. На полдороге я достал свисток, снял с него колпачок, оглянулся, проверяя, не смотрит ли кто в мою сторону, и изо всех сил свистнул. Раздался слабый звук – настолько тихий, что я едва расслышал его за стуком копыт Доббина.
Но результат был мгновенным и ужасным. Микки заржал в смертельном испуге, его копыта с грохотом ударялись в пол и стены, цепь дергалась и гремела.
Я быстро завел Доббина, пристегнул цепь, спрятал свисток обратно в кармашек пояса и со всех ног кинулся к стойлу Микки. Туда уже бежали и все остальные, включая Хамбера, торопливо хромавшего со стороны конторы.
Когда я заглянул в стойло Микки из-за спин Сесила и Ленни, он все еще ржал и бил копытами, поднявшись на дыбы, словно пытался пробиться сквозь кирпичную стену. Потом, собрав угасающие силы, он вдруг резко опустил на землю передние ноги и отпрянул назад.
– Берегись! – заорал Сесил, инстинктивно отступая, хотя между ним и агонизирующим животным была прочная дверь.
Цепь у Микки была не очень длинная. Раздался отвратительный щелчок, когда он достиг ее конца и внезапно, толчком, остановился. Задние ноги подогнулись, и он тяжело завалился на бок. Все четыре ноги неловко дернулись, голова в прочном новом хомуте была приподнята туго натянутой цепью под таким неестественным углом, что сразу стало ясно – он сломал шею и навсегда избавился от невыносимых мучений.
Перед дверью стойла собрались все до одного работники конюшни. Хамбер, бегло взглянув поверх двери на мертвую лошадь, повернулся и мрачно оглядел стоявших рядом с ним шестерых оборванных конюхов. Его жесткий прищуренный взгляд отбивал всякую охоту задавать вопросы. С минуту царило молчание.
– Встаньте в ряд, – вдруг скомандовал он. С удивленным видом конюхи повиновались.
– Выверните карманы.
Все были еще больше озадачены, но выполнили приказание. Касс двинулся вдоль шеренги, проверяя содержимое карманов. Когда он дошел до меня, я продемонстрировал ему грязный носовой платок, складной нож, несколько монет и полностью вывернутые пустые карманы. Он взял у меня из рук носовой платок, встряхнул его и вернул обратно. Не больше дюйма отделяло его пальцы от свистка в моем поясе.
Я чувствовал испытующий взгляд Хамбера на своем лице, но мне не только удалось сохранить равнодушное и слегка озадаченное выражение, но, к моему большому удивлению, я и внутренне был совершенно ненапряжен. Близость опасности странным образом успокоила меня и прояснила голову. Можно сказать, она даже помогла мне.
– Задний карман? – спросил Касс.
– Там ничего нет, – небрежно сказал я, повернувшись, чтобы он посмотрел.
– Хорошо. Теперь ты, Кеннет.
Я заправил карманы и засунул обратно все вещи. Руки не дрожали. Потрясающе!
Хамбер ждал, наблюдая за обыском ничего не понимающего Кеннета, потом перевел глаза на Касса и кивнул головой в сторону свободных стойл. Касс обшарил стойла лошадей, которых мы только что выезжали. Покончив с последним стойлом, он вернулся обратно и покачал головой. Хамбер молча показал на гараж, где стоял его «бентли». Касс исчез внутри, появился и снова бесстрастно помотал головой. Не говоря ни слова, Хамбер двинулся к конторе, прихрамывая и тяжело опираясь на палку.
Он не мог слышать свисток и, очевидно, не подозревал, что кто-то мог свистнуть специально для проверки его действия на Микки, иначе он приказал бы раздеть нас и обыскать с головы | до ног. Похоже, он считал смерть Микки случайной, и я надеялся, что, не найдя свистка ни в карманах конюхов, ни в стойлах, он откинет мысль о какой бы то ни было связи между своими работниками и внезапным припадком лошади. Если только Эдамс согласится с ним, я спасен!
В этот день была моя очередь мыть машину. Собственный свисток Хамбера был на месте, заткнутый за кожаный ремешок между штопором и щипцами для льда. Я осмотрел его, но трогать не стал.
На следующий день приехал Эдамс.
Труп Микки забрал торговец собачьим кормом, недовольно ворчавший что-то насчет худобы, и я незаметно положил на место новый хомут, прикрепив к цепи старый. Даже Касс не заметил подмены.
Эдамс с Хамбером стояли возле стойла Микки и разговаривали, прислонившись к двери. Джерри высунул голову из соседнего стойла, увидел их и торопливо убрался. Я с невинным видом занимался своей обычной работой – носил сено и воду для Доббина и вытаскивал мусор.
– Роук! – крикнул Хамбер. – Иди сюда! И живо! Я подлетел к нему.
– Да, сэр?
– Ты не вычистил это стойло.
– Виноват, сэр. Я сделаю это после обеда.
