Наталья Андреева - Самая коварная богиня, или Все оттенки красного
В особняке Листовых
Эраст Валентинович чувствовал себя в этот день некомфортно, не так, как обычно. А раньше он бывать у Листовых любил. Ох, как ему нравилось потягивать французский коньячок в кабинете хозяина, потом в студии со знанием дела рассматривать расставленные полотна, делать короткие, но от этого еще более ценные для художника замечания, давать советы.
Эдуард Листов всегда прислушивался к мнению старого друга, потому что многим был ему обязан. Многим, если не всем. Именно с подачи Веригина Листов и стал знаменитостью. Каждую звезду кто-то должен открыть, кто-то должен первым сказать:
– О! Это же гениально!
И этот кто-то должен иметь вес в обществе, связи.
Веригин приезжал к Листовым, чтобы почувствовать свою значительность. Оценить свой масштаб как личности, потому что здесь он всегда был почетным гостем, самым уважаемым. И это в доме мировой знаменитости! Сегодня же Веригин приехал утешать, но роль утешителя была ему в данной ситуации не совсем понятна. Вот если бы Георгий просто умер, а не был застрелен в своем кабинете, тогда дело другое. А теперь получается, что любой из тех, кого приходится утешать, может оказаться убийцей. Как бы самому не подставиться. Своей репутацией Эраст Валентинович дорожил.
– Ну, Нелли, дорогая, успокойся. Обойдется, – вяло говорил он, глядя куда-то в стену.
Теперь можно позволить себе фамильярничать с хозяйкой дома, ведь она так потеряна и несчастна, что похожа на маленькую девочку.
– Как тут можно успокоиться! Они же придут сегодня опять! Кто-то должен сесть за убийство!
– А ты бы попробовала…
– Что?
– Неужели денег нельзя дать?
– Денег? Как?
– Предложить следователю замять дело. Мол, произошел несчастный случай, неосторожное обращение с оружием.
– Я не умею давать взятки.
– Быть может, ты спросишь у Натальи, как это делается?
– У Натальи?
– Она женщина энергичная, деловая. И хваткая. Ей бы к следователю подойти, – задумчиво сказал Веригин.
– Не думаю, что Наталья согласится.
– За себя будет стараться. Ее ведь тоже подозревают.
– Но в кабинете мы увидели не Наталью, а Марусю с пистолетом в руке! Вот кого в первую очередь подозревают в убийстве! Я даже подумываю спрятать девочку в больнице.
– Кстати, как она? Давно хочу с ней познакомиться.
– Больна, очень больна. Столько потрясений, к тому же неудачно вчера упала.
– Какое горе!
– И потом: где взять деньги? У меня наличных нет. Разве продать что-нибудь?
– Я думаю, что юная наследница не будет возражать против продажи одной из картин. Ведь это ради ее же блага.
– Нет-нет. Я этого не хочу… Эраст Валентинович, я давно вам хотела показать одну вещь… Ту папку, что Эдуард привез из провинции.
– Да, помню, – Веригин сразу насторожился. Почему-то провинциальные этюды двадцатилетней давности художник Листов тщательно скрывал, пока был жив. – Она у вас, эта папка?
– Да. Про нее никто не знает, потому что Эдуард этого не хотел. Папка у меня, и я могу ею распоряжаться по своему усмотрению.
– Покажите.
– Пойдемте в студию. Я ее там спрятала.
Веригин поморщился: идти придется через кабинет. А ведь именно там нашли труп. Какая же все это грязь! Но любопытство было сильнее. Обходя полустертый меловой контур на ковре, Эраст Валентинович невольно бросил взгляд на «Безлюдную планету, пурпур» и вздохнул:
– Эту бы продать. Теперь за нее можно взять хорошую цену. Хотя, сказать по правде, картина крайне неудачная. Разве что Листов.
Нелли Робертовна открыла дверь в студию:
– Пойдемте.
Папка лежала в стенном шкафу, на самом дне под кучей ненужного хлама. Все привыкли к беспорядку в студии и даже после смерти хозяина никто не стал здесь делать перестановки и разбираться в завалах старых вещей. Нелли Робертовна сдула пыль и осторожно открыла папку:
– Вот, взгляните.
– Ну-ка, ну-ка…
Веригин не мог поверить своим глазам. Этюды? Какие же это этюды! Законченные полотна, многие написаны на картоне, но как написаны! Похоже, всю оставшуюся жизнь Эдуард Листов переносил эти образы на свои холсты, увеличивал, множил, копировал, но так и не оторвался ни от темы, ни от заданной цветовой гаммы. Да-да! Он их просто копировал, эти образы!
Веригин внимательно осмотрел, чуть ли не обнюхал рисунки и растерянно сказал:
– Ни на одной нет подписи. Странно.
– Так это же этюды!
– Этюды? Нет, любезная Нелли Робертовна, это не похоже на этюды, это серия великолепнейших пейзажей. Жалко, что картон. Но есть и парочка холстов. Весьма недурно… Гм-м… Сколько же это может стоить? И что, все это он сделал за два месяца?
– Не знаю. Папка попала ко мне спустя много лет. И то случайно. О ней никто не знает.
– Странно, весьма странно. Я бы выделил в постпровинциальном творчестве своего покойного друга два полотна, выбивающиеся из общей канвы: «Портрет в розовых тонах» и ту картину, что висит теперь в кабинете. Портрет великолепен, картина отвратительна. Но под ней стоит подпись Эдуарда Листова. Все остальное – это вариации на одну и ту же тему. Вернее, копии картин из этой папки. Вам не кажется это странным?
– То, что он писал не подмосковные леса, а степи, в которых не родился и не жил, а провел только два месяца из своей долгой жизни? Быть может, они произвели на Эдуарда неизгладимое впечатление, эти степи?
– Розовый ковыль, закатное небо… Красиво, очень красиво, и знакомо мне. Где он мог все это видеть? Неужели фантазия художника могла перенести его в те края, где он ни разу не был?
– Как это не был?
– Видите ли, Нелли Робертовна, все это находится несколько южнее. А тот городок, где два месяца отдыхал Георгий Эдуардович, насколько я в курсе, находится в средней полосе России. Я в молодости поколесил по стране. В этих краях, – Веригин кивнул на картину, – я бывал. Страшно… И что вы думаете делать с этой папкой?
– А продать это нельзя?
– Без подписей Эдуарда Листова? Конечно, если вы засвидетельствуете, что это его работы…
– А есть какие-то сомнения?
– Ни в коей мере не хочу вас обидеть, уважаемая Нелли Робертовна, но эти картины, – Веригин осторожно тронул папку, – они гораздо талантливей его работ. Возможно, что у художника Листова случилось когда-то озарение. Потом он перенес, конечно, рожденные тогда образы на холсты, но… Как мне кажется, что-то было потеряно безвозвратно. В этих, как вы их называете, этюдах присутствует некий романтизм, песнь души, я бы сказал. Вот их писал гений. Рукой еще неопытной, непрофессионально, но с такой верой и с такой силой, что дух захватывает. А все прочее лишь копии, и они гораздо бледнее оригиналов.
– Но ведь все говорили, что Эдуард гений! И вы тоже!
– Да, говорили. Я первый сказал. «Портрет в розовых тонах» – замечательная вещь. В наше время главное – это сделать рекламу. У людей такой огромный выбор, что они сами не знают, что любить, чем восхищаться, а что, напротив, хаять. Им надо подсказать. Задать тему. А уж потом все идет как по накатанному. Я так и буду утверждать, что Эдуард Листов был гением. Хотя сам в это не верю.
– Значит, Эдуард был прав: это я на него так влияла. Я своим присутствием убивала все, – Нелли Робертовна побледнела, произнося эти слова. – Мне тоже всегда казалось, будто что-то не так. После того как я увидела эту папку. Значит, это я виновата.
– Не казните себя, милочка! Это великая тайна. Загадка гениальности. Сколько раз так бывало? Человек создает шедевр, а потом скатывается до банальностей и ничего уже в жизни не может. Листов не исключение.
– И что осталось от моей прежней жизни? Ничего. Все кончено. Племянница – предательница, у мужа под боком, как выяснилось, жила любовница. Его, оказывается, тянуло к простым, а со мной он жил исключительно из удобства. Да еще я убила в нем вдохновение!
– Голубушка, мне не нравится ваше настроение. Пойдемте-ка выпьем по коньячку.
– Такое ощущение, что этот день я не переживу! – в отчаянии сказала Нелли Робертовна.
– Э! Сколько их еще будет, таких дней! Надо плотно поесть, посидеть на веранде, в теньке, полюбоваться вашими замечательными газонами и розарием. И жизнь снова станет прекрасной.
– Нужно сказать Ольге Сергеевне, чтобы…
Нелли Робертовна осеклась. Как можно после вчерашнего разговора с… домработницей? И с трудом докончила:
– …накрывала на стол.
– Что это с вами, голубушка? Вы так побледнели!
– Я… должно быть, не буду обедать. Вы уж простите. Комнату вам приготовили. А я полежу.
В сад они вышли, не возвращаясь в кабинет, через дверь на веранду. Нелли Робертовна по-прежнему исполняла обязанности хозяйки дома, и надо было передать гостя с рук на руки кому-нибудь из домочадцев. На ее счастье, на веранде появилась Олимпиада Серафимовна. Веригин поспешил выразить сочувствие несчастной матери:
– Олимпиада Серафимовна! Мне так жаль! Примите мои соболезнования, – он величаво поклонился. – Как вы себя чувствуете?
