Анна и Сергей Литвиновы - Ревность волхвов
…В крошечном полицейском участке я сделал заявление о несчастном случае – все тому же комиссару Кууттанену. Видимо, финский товарищ засиделся на работе, расследуя дело об убийстве Вадима. Когда я рассказал ему о несчастье, бесстрастное лицо комиссара на миг приобрело укоризненное выражение. Оно как бы говорило: «Все время с вами, русскими, что-то случается». Однако эта мина скоро сменилась обычной непроницаемостью.
Наш с Кууттаненом английский оказался одинаково хорош (или плох), чтобы довести до его сведения происшедшее, но не суметь поведать о нюансах. Полицейский сказал, что туман не рассеется до утра. Вертолеты, снегоходы – в такую погоду все бесполезно. А завтра они начнут искать «вашего друга». Он так и выразился, тактичный наш Кууттанен: не «тело», не «труп», а «вашего друга».
Но сути дела это не меняло. Ужасно, если Петька разбился не насмерть и до сих пор валяется там, среди скал, истекая кровью…
…Я вернулся домой в препоганом настроении. На крыльце нашего домика меня поджидала Леся.
Первыми ее словами, обращенными ко мне, были:
– Хочешь выпить?
Как раз в выпивке я нуждался в тот момент более всего на свете.
Она протянула мне фляжку. В ней оказался коньяк. Хороший, на уровне «Мартеля» или даже «Хеннеси».
– Мой «энзэ», – заметила девушка.
Я сделал пару мощных глотков и вернул ей баклагу.
– Пей еще, – молвила она. – Тебе надо.
– Откуда ты знаешь, что надо?
– Догадываюсь.
Я еще два-три раза приложился к фляжке. А когда в голове у меня благодатно зашумело, предложил:
– Слушай, пойдем погуляем? Не хочу больше никого видеть, кроме тебя.
Девушка согласилась, и мы отправились по дороге, мимо безмолвных пустых коттеджей. Повалил густой снег, и крупные хлопья падали нам на куртки, капюшоны, лица. На плечах вырастали белые погоны.
Не знаю почему, но я рассказал Лесе все. Начал, правда, с нейтрального: что Сашка пытался шантажировать Горелова. Но потом перескочил на злосчастный эпизод, как я переспал с Женькой. А она в ту ночь зачем-то пыталась заложить мне своего мужа…
И, наконец, поведал про нашу сегодняшнюю дуэль с Петром. И про то, как он погиб.
– Ну, что ты с ней переспал, я догадалась сразу, – отмахнулась девушка. – Да и неинтересно мне это. А вот вся остальная информация заслуживает внимания.
– Знаешь, у мужчин так бывает, – глубокомысленно промолвил я. Коньяк здорово снес мне крышу. – Любишь одну, а спишь совсем с другой. И это ничего не значит.
– Не морочь голову, – отрезала Леся. – Ни себе, ни мне.
…Мы расстались у крыльца моего домика (девушка меня проводила!). Она стряхнула варежкой (той самой, что я ей подарил на оленьей ферме) снег с моих плеч. Ласково сказала:
– Бедный ты, бедный. Ты совсем запутался. Ну, иди спи. Утро вечера мудренее…
…Утром мудренее не стало. Я опять проснулся в чертову рань – около семи, когда в домике все еще спали, а чернота за окнами была совершенно непроглядной. За окном густой пеленой продолжал валить снег. Судя по тому, что моя машина оказалась усыпана едва ли не десятисантиметровой белой подушкой, снег шел всю ночь. Я устроился в гостиной и стал – хоть не очень хотелось – записывать события вчерашнего дня, пятого января.
Сегодня Сочельник. Что, интересно, готовит нам нынешний день, канун прекрасного праздника Рождества?
6 января
За весь сегодняшний день тела Пети так и не нашли. Туман не рассеялся, и по-прежнему валил снег. Под горой, как заявил нам Кууттанен, работают две группы полицейских и спасателей, по десять человек каждая.
С утра мы поехали на место трагедии вместе с Лесей – в моей машине. С той самой обзорной площадки, на которой произошла дуэль, мы не смогли разобрать ничего. Что творится внизу? Где спасатели? Полицейские? Скалы? Речка? Валуны?.. Все тонуло в косо летящих белых хлопьях.
– Как ты думаешь: Вадима и правда убил Горелов? – спросил я девушку, когда мы ехали обратно.
– Очень похоже… У него имелись мощные мотивы, даже сразу несколько: ревность, честолюбие, деньги… Плюс вел он себя неадекватно… Жизнь покончил самоубийством…
– У нас была дуэль, – напомнил я.
Леся помотала головой и убежденно сказала:
– По сути, это не что иное, как его самоубийство. Выпади туз тебе, ты бы прыгать не стал.
– Да, наверно. Я не идиот.
А девушка продолжила:
– Я должна еще раз допросить Саню. Действительно ли он видел Горелова, который выходил из домика сразу после убийства?
– Интересно, кстати, сообщил ли он об этом Кууттанену? – встрял я.
– Да, и об этом надо его спросить… – согласилась Леся. – И почему он раньше не рассказал нам про Петю?
– Ну, это совершенно понятно: он пытался Горелова шантажировать. А тот на шантаж не повелся.
– Знать бы, почему не повелся. Может, потому, что действительно не выходил?
– У Сашки со зрением все в порядке. Да и с головой тоже.
– А может, прав был тогда за обедом Петя? И это не он, а, наоборот, Сашка был рядом с коттеджем Сухарова?
– Жаль, Горелова теперь не расспросишь…
Мы мирно, как двое товарищей, беседовали. По тому, как она вела себя со мной, я понял, что она простила мне историю с Женей… Нет, не так… Не простила… Скорее, она решила не порывать со мной отношений, а переформатировать их. Превратить из дружеских, граничащих с любовными, – в сугубо деловые. И сделать вид, что таковыми они были всегда. И были, и есть, и будут. И ныне, и присно, и во веки веков. И чтобы ни грамма тебе никакой любови. Аминь.
Меня это устраивало. На данный момент, во всяком случае. Я был готов вести себя тише воды, ниже травы.
– Может, ты сам поговоришь с Сашкой? – вдруг попросила Леся. Странное дело, после моей измены она стала вести себя со мной иначе. Как-то мягче, что ли.
– Саня ведь тебе скорей откроется, – пояснила девушка: – Вы – мужики, и друзья как-никак.
– Ну, если ты мне доверяешь провести допрос.
– Доверяю. А я побеседую со Стеллой. Хочу спросить, где она находилась в час убийства. И откуда у нее взялась такая ненависть к Вадиму. Хотя я, кажется, догадываюсь…
– Откуда?
– Я не зря брала у тебя лэп-топ. Я кое-что оч-чень интересное нарыла про Стеллу в Интернете.
– Расскажи.
Девушка покачала головой:
– Потом.
…Саня валялся в гостиной на диване и тупо смотрел передачу на финском про лесозаготовительные трейлеры.
– Финский учишь? – спросил я его.
– Нет, трейлер себе выбираю, – огрызнулся он. – Вот только не знаю, где его в Москве хранить. Сколько он места на стоянке займет, как думаешь?
– Почему не катаешься?
– На трейлере?
– На лыжах.
– Ты в окно смотрел? Не видно же ни хрена. На горе тем более.
– Может, поедем в поселок в СПА?
– В СПА? – дурашливо протянул Саня. – Хи-хи-хи, мы будем делать шоколадные обертывания.
– Там бассейн, пара саун, джакузи всякие.
– Да? Ну, поедем… Петьку не нашли? – как бы мимоходом спросил он.
– В такую погоду разве найдешь?
Несмотря на взаимное зубоскальство, настроение у нас обоих было подавленное. Шутка ли! За одну новогоднюю неделю один наш товарищ убит, а второй покончил с собой.
В тот коттедж, где жила Женя, я и заходить боялся. Опасался повстречаться со своей случайной любовницей. Как мне ей в глаза смотреть?
Мы с Сашкой взяли плавки, полотенца и оседлали мою «Хонду». За те полчаса, покуда мы собирались, машина снова успела покрыться одеяльцем из снега. Пришлось опять вытаскивать из багажника щетку и чистить.
…Судя по тому, сколько народу на ресепшене СПА мекало и бекало, не в силах объясниться на элементарном английском, в оздоровительном комплексе был сегодня русский день. И верно: бассейн бороздили мощные мужики и толстые тети. Скромные финны жались по углам. В джакузи отмокали восемь крепких парней (один в один братки, опознавшие Стеллу). В сауне не знающие меры соотечественники наподдавали столько пару, что мы выскочили оттуда через минуту.
В хамаме (нисколько не походящим на настоящий турецкий хамам), в клубах эвкалиптового пара, золотыми зубами сверкали наши тетки. Вход в хамам в купальниках и плавках не дозволялся, и тетки прикрывали свои телеса бумагой, предназначенной для седалищ.
Это чрезвычайно в русском духе – стесняться собственного тела. Сталинская и даже последующие советские эпохи были очень похожи на времена инквизиции. И как все относящееся к телесно-радостному находилось под запретом. Теток выучили стесняться самих себя. Я был готов поклясться, что они даже перед собственными мужьями раздеваются только в полной темноте.
Теперь (продолжал я внутренний философский монолог) у нас в стране после мрака и уныния Средневековья наступило типа Возрождение. Но символом эпохи Ренессанса стал не новый да Винчи, а девочки на обочинах Ярославского шоссе…
Короче, в СПА нам с Саней поговорить не удалось. Слишком много ушей, разбирающих по-русски.
