Анна и Сергей Литвиновы - В Питер вернутся не все
Я в тот же день в Сеть залезла, посмотрела, что за фрукт. И, разумеется, с первых сайтов поняла, что не олигарх, к сожалению, но мужик с деньгами и в своем бизнесе человек влиятельный. Главный режиссер кино, с ума сойти! Только за последние семь лет фильмов и сериалов до фига снял. И еще, вдобавок, неженатый и бездетный. Да я бы такого «папика», попадись он мне, с радостью раскрутила, а он оказался – родной отец. Сам бог велел мне поиметь его по полной программе.
Но потом, ворочаясь по ночам и скучая на уроках, я подумала, многое поняла и решила другое. Как сказано в одной книжке, не надо, типа, никогда ни у кого ничего просить – особенно у тех, кто сильней тебя. И это правильно на все двести пятьдесят процентов. Но в том романе еще было продолжение, с которым я категорически не согласна: мол, они сами, типа, придут и все предложат. Ну вот это уж фигу. Это – натуральная езда по ушам. Ни фига никто ничего тебе не предложит. Если ты, конечно, сама не возьмешь. Или – не ЗАСТАВИШЬ, чтоб тебе предложили.
И другое я сразу поняла. Папаня мой родный – мой козырь. Туз – но не в рукаве, а без мошенства, сданный мне судьбой прямо в руки. Очень сильная карта. И разыгрывать ее надо не по мелочам. Не размениваться и не отдавать, чтоб в первый раз отбиться. Такого туза козырного надо копить и держать в своих руках до верного момента. И тогда уж – побить этой картой сразу все.
Вот я своего туза на руках и придерживала. А попутно взрослела. Умнела, хорошела и ГОТОВИЛАСЬ. К тому, чтоб туз мой сыграл один раз, в самый нужный момент – и обеспечил мне все. И еще: очень большая злоба у меня на папаню созрела. Поэтому я решила, что он должен не только обеспечить свою дочурку всем, чем только может, но и – ответить за все. За маманю, овцу мою. За бабулю, которая над нами слезу порой проливала – а при этом, святая и железная женщина, тянула нас с мамкой обеих. И главное, за меня саму ответить. Особенно за первые мои годы. Когда я мечтала о «баунти» со «сникерсом», как о манне небесной. А потом – о джинсах реально фирменных, а не китайских с рынка. И за то, что первый мой мужчина взял меня всего-то за два ужина в колхозном ресторане и пару баттлов настоящего джина с тоником.
Бог завещал делиться, а папаня, Прокопенко Вадим Дмитриевич, не делился. Вот за то и будет ему наказание – однажды он отдаст все.
Еще, параллельно со своими мечтами, которые я относительно своего родного папика лелеяла, я поняла: один туз на руках, даже козырный, вряд ли может решить целую партию. Чтобы он сыграл, его надо поддержать другой сильной картой. Потому как, если у тебя имеется большая карта, но одна-единственная, вдобавок же к ней сплошная шушера, ты неизбежно не утерпишь, своего главного козыря разыграешь раньше, чем надо. То есть я хочу сказать: мне надо было в любом случае, кроме влиятельного и богатого папашки, еще что-то за душой иметь.
Один сильный козырь у меня имелся с детства. Если продолжать сравнение с картами, то была червонная дама. А конкретно: моя красота. Ну об этом «позаботился», как выяснилось при просмотре фоток в Сети, папашка. Он и сейчас, в свои пятьдесят пять, – довольно импозантным мужчиной выглядел, а уж в молодости был вообще орел: черные брови, карие очи, рост, уверенность, разворот плеч... Неудивительно, что моя маманя на него клюнула. Она всегда была падка на яркую этикетку. Или, как утверждала моя бедная высокоумная бабуля, «зачастую принимала видимость за сущность». Да и сама мамаша, конечно, в юности была хороша. Такая, типа, скорбная провинциальная древнерусская Богоматерь. Потом ее, конечно, сильно попортили вечная унылость, житейские заботы и пристрастие к беленькой. Поэтому, если, к примеру, мои родители наново бы встретились сейчас, папаня, невзирая на его почти пенсионный возраст, вряд ли б на мамашку (зуб даю!) даже внимание обратил – хотя ей еще и сорока нет. Вон, взять хотя бы ту же несчастную Волочковскую: всего на несколько лет моей матери моложе, а во всех смыслах звезда. Вот что значит постоянное внимание со стороны нужных мужчин, правильные с ними романы, а также неукоснительный уход за собой. И деньги, деньги!..
Но я отвлеклась. Речь обо мне, любимой, о том, какую я себе программу составила в свои пятнадцать лет. Ну, как я уже сказала, красота у меня имелась. Да еще такого сорта, что мужиков с ума сводила.
Есть во мне, как бабуля-покойница со смешком говорила, «комсомольский задор». Она имела в виду, конечно, не стремление узкоколейку строить или металлолом собирать, а другое. То, что иногда называют «чертовщинкой». А иногда и погрубее, зато точнее. Вообще в русском пуританском языке, многие вещи, имеющие отношение к сексу, названия не имеют, все их определяют как придется, чаще с матерком. А в английском тому есть точный термин: секс-эппил. Дословно: сексуальный зов.
Однако ни красоты, ни пресловутой чертовщинки недостаточно, чтобы снять джекпот. Многие девчонки из провинции, имея за душой лишь эти две особенности, что дала им мать-природа, отправлялись на штурм жизни. Ну и где они все? В массажных салонах да прочих борделях. И хорошо еще, если в Москве, пусть и на обочине Ленинградского или Ярославского шоссе, а не где-нибудь в Эмиратах или Турции вонючей. Или в лучшем случае пошли в секретутки, где занимаются в принципе тем же самым: растопыривают ножки перед любым начальником, да еще не по твердой таксе, а за неопределенные обещания или какую-нибудь серебряную брошку.
Но мне – наверное, семя отца в том роль сыграло – природа дала еще один талант, актерский. Я прежде никогда ни в какую самодеятельность не стремилась, а как про папика своего родного узнала, решила попробовать. И очень даже у меня получилось. И петь, и плясать, и декламировать. Помню, на выпускном вечере все были от меня в восторге: и пацаны, и девки мне завидовали, а главное, кто меня оценил: их папаши, что пришли на наш, блин, утренник. Даже у тех, кто совсем импотентом по нашей жизни стал, все равно слюнки текли.
К тому же память у меня офигенная. Я огромные куски текста запоминала на раз, и потому у меня, кстати, по всем гуманитарным предметам, от лит-ры до географии, все время между четырьмя и пятью баллами вопрос стоял. А англичанка наша вообще во мне души не чаяла, говорила, была бы оценка «семь», она бы мне ее ставила всегда. И добавляла, что мне прямая дорога в иняз, причем не обязательно в наш областной пед, но можно и в столицу, в лингвистическую академию.
Я ведь язык знала настолько, что даже акцент могла имитровать. Хочешь, английский, а хочешь – ирландский или австралийский. Я даже петь могла один в один – то как Шер, то как Мадонна, а то и как Элвис Пресли.
С языком, конечно, бабуля постаралась – лет с трех меня дрессировать начала. Сперва, когда я крохой была, это как игру воспринимала, тем более что бабулечку обожала. Потом, когда я постарше стала, она меня заставлять начала, а лет в двенадцать-четырнадцать, когда у меня характер начался, я ее просто посылала, и язык в то время у меня провис. Потом, когда в пятнадцать обмозговала свою программу на ближайшее будущее, я поняла, что английский – еще один мой козырь. И сама бабусю теребила: давай, голубка дней моих суровых, заниматься. Отнеслась к делу серьезно, и сама, на свои деньги, если не считать подарков от пацанов-поклонников из интеллигентов и от бабули, покупала дорогущие учебники, а также си-ди и ди-ви-ди на языке. И уже в шестнадцать совершенно перестала париться – легко смотрела голливудские мувис в оригинале. Они мне даже больше так нравились, чем с нашим дубовым переводом. А потом еще сама перед собой сценки разыгрывала, копировала то Пенелопу Крус, то Николь Кидман, как она с Томом Крузом в «С широко закрытыми глазами» воркует.
И, конечно, мечтала... Нет, не так. Мечтать можно, я считаю, только о том, что в принципе ты в состоянии достичь. Но сны... Они мне снились как бы даже наяву. Иногда сижу на какой-нибудь зевотной физике, и вдруг как унесет меня... Вижу, старик Джек Николсон или, допустим, душка Джуд Лоу стоит на сцене в смокинге и объявляет: «Оскар» за лучшую женскую роль (или хотя бы за женскую роль второго плана) УХОДИТ... – тут люфтик, напряжение у всех достигает предела, камеры показывают одновременно и старуху Мерил Стрип (глядит самонадеянно), и черномазую Халли Берри, и жилистую Умку Турман, но голос звучит громом среди ясного неба, чуть коверкая мою русскую фамилию: – УХОДИТ К МЭРИАНА МОРЭВА!» И я, вся такая от Версаче-Гуччи-Шмучче, вскакиваю и бегу на сцену под аплодисменты всех-всех-всех голливудских звезд, а у микрофона плачу и говорю «спасибо» для начала своей бабуле...
Нет-нет-нет! Я не мечтала этого ДОБИТЬСЯ. Но я порой – ПРОСТО МЕЧТАЛА...
И именно мой «инглиш» (my special congratulation to my granma!) стал совершенно случайно поводом отточить все мои таланты. А также оказаться в шестнадцать лет гораздо более упакованной и уверенной в себе, чем очень многие тетки в нашем областном центре (не говорю уж о маман). И – возвести настоящий во всех отношениях трамплин для моего следующего прыжка.
