Наталья Андреева - Грозы медового месяца
— А трупы? — напряженным голосом спросил он.
— А им уж все одно! — махнула рукой женщина. И, немного успокоившись, охотно пояснила: -Я ж тебе говорю: клематорий. Теперича горшки с пеплом будем хоронить. Вот так.
— Что, все сгорели?
— Все, — отрезала она.
— А что говорит милиция? Может, поджог?
— А вот ты у них и спроси. Идите, бабуся, в дом. Малахольный он, разве не видите? А воду я сама донесу. Ведь говорю ж я вам: не ходите по воду, грыжа вывалится. А вы все ходите и ходите, ходите и ходите. Ну, прямо беда с вами!
Причитая, тетка уводила старушку в дом.
Он крикнул вслед:
— А где живет сторож?
— Мотька, что ль? — обернулась женщина. — А в переулок сверните, который Малый Социалистический. Какая самая развалюха, та его. Пойдемте, бабуся… Да идите уже! Так раз этак, навязались на мою шею!
Он залез обратно в «ГАЗель» и велел парню свернуть в переулок.
— Странный ты, — покосился на него водитель. -Ох, и странный! Правда, что ли, родня погибла?
— А зачем еще, по-твоему, мне нужен морг?
— Да кто тебя знает, — опасливо сказал парень.
Самый убогий дом в переулке Малый Социалистический определить было нетрудно. Прочие дома хоть как-то подлатаны: кое-где новые крыши, да пристройки, да забор покрашен. Эта развалюха накренилась на левый бок, бревна почернели от времени, краска на наличниках давно уже облупилась. Забор был похож на гнилые зубы во рту у курильщика с многолетним стажем, который к тому же боится ходить к стоматологу: целые штакетины черного цвета едва держались, а меж ним зияли огромные щели да торчали сгнившие пеньки.
«ГАЗель» вновь простуженно чихнула, прежде чем затормозить, рыкнула, крякнула, и он не выдержал, сказал парню:
— Вот что: возьми двести баксов и езжай в ремонт. Того и гляди, колесо отвалится. Дальше я сам. Мне надо в Москву, а не на тот свет.
— А морг ищешь, — не удержался от ехидной реплики парень. Потом со вздохом взял деньги и, покачав головой, повторил: — Странный ты.
«ГАЗель» уехала, а он стал барабанить в калитку, впрочем, безрезультатно. Потом толкнул ее ногой и вошел. Отпущенная калитка, смачно крякнув, вернулась на место.
— Эй! Есть кто-нибудь! — крикнул и прислушался. Нет ответа.
Поднялся на крыльцо и долго стучал в дверь, вновь безрезультатно. Толкнул: не заперта. Пригнувшись, вошел в сени, огляделся. Наполовину пустой мешок картошки, два ведра на лавочке, в одном плавает деревянный ковш топорной работы, самоделка. Грязно, неуютно. В углу капает, и уже натекла лужа, а ни вытирать ее, ни латать крышу, похоже, никто не собирается.
— Эй, есть тут кто? — повторил громко.
И, не дождавшись ответа, вошел в жилую часть дома.
На столе грязная посуда, пустая бутылка с остатками желтоватой жидкости на дне, пахнет кислятиной, и на всю избу раздается громкий храп. Пригляделся: хозяин развалюхи лежит на кровати в одежде, без одеяла, а в дырках, образовавшихся в носках, виднеются грязные пятки.
Подошел, грубо потряс хозяина за плечо:
— Вставай! Слышишь, ты! Живо!
Мужик заворочался, потом нехотя открыл глаза. И тут же их закрыл.
Марат не выдержал, схватил со стола чайник, в котором на дне бултыхалась вода, плеснул в лицо сторожу. Тот хрюкнул, сплюнул и замахал руками.
— Вставай! — скомандовал снова.
— Ты кто? — тупо спросил мужик.
— Матвей? Сторож морга? — в свою очередь, осведомился Марат.
— Так ты из милиции? — испуганно вытаращил глаза хозяин избенки. — С-с-с… следователь? Я с-с-с… Счас.
И сел на кровати, протирая глаза.
— Значит, ты Матвей? — уточнил Марат, взяв табуретку и прочно усевшись на нее возле кровати. — Можешь лежать. У меня к тебе пара вопросов.
— Гражданин начальник, не виноват я! — запричитал сотрудник сгоревшего морга. — Бес попутал! Вот те крест!
— То есть?
— Сам с-с-с… — Сторож испуганно икнул и наконец выговорил: — С-с-сатана!
— Что ты плетешь? Видно, напился вчера до белого каления!
— Гражданин начальник, да чтоб я пил на работе! Да никогда! — ударил себя кулаком в грудь Матвей.
— Врешь!
— Ну, маленько. Для храбрости. Ведь народ как думает: сторожить, оно легко. А ну как воры? Ведь кто у них на пути стоит? Я! Матвей Моськин! Я жизнью своей рискую! — И сторож вновь ударил себя кулаком в грудь.
— Чего у вас красть? Покойников?
— Может, кому и покойники нужны, — хитро прищурился мужик.
— Давай рассказывай, как все было, — строго сказал Марат.
— Опохмелиться бы.
— Дам. Но после. — Увидел, как загорелись глаза у мужика.
— Начальник, ты — человек! В тюрьму ведь мне садиться. Знать бы, что и там люди есть, эх! Вся жизнь моя — тюрьма! Говорят: спалил здание, не соблюл технику безопасности. Так ить, трупов-то нет! То исть, все они уж и так трупы. Ну, сгорели. Так ить, хоронить проще. Всякий там марафет не надоть наводить, а оно больших тыщ стоит. Нет, чтоб родственничкам спасибо-то сказать Матвею Моськину, а они с наездом!
— Значит, ты напился и уснул. Так? Отвечай!
— Не совсем. То исть, да, принял малость. Для храбрости. Кажную ночь так делаю. Так ить, охота кому трупы-то охранять? Нет желающих, окромя Матвея Моськина. Больницу охраняю, заодно и морг. А ночую у покойничков. Мне товарищ главврач для стимула завсегда спирту оставляет. Тоже — человек!
— Значит, ты выпил. И что? Кто-то к тебе пришел?
— Я ж говорю: Сатана! Отдай мне, говорит, убиенную душу.
— Ты что, до глюков допился?
— Не-а… А может, и так.
— И что предложил тебе Сатана за убиенную душу?
— Литр.
— Душу взял?
— Взял.
— Женскую, мужскую?
— Жен… скую.
— За каким же чертом… То есть, как получилось, что морг сгорел?
— Начальник не помню. Вот те крест! Видел только: выносит. Бабу. Молодую.
— Что за бред! Дальше?!
— Бес попутал. Я говорю: бери.
— За литр водки отдал труп? И что стал делать?
— П… пить, — икнул Москин. — Гляжу: а он ее туда-сюда таскает. Все места ей не сыщет. Так и мелькает перед глазами.
— Может, он тебе что-то подмешал в водку?
— Не-а… Может, и так. Не. Не может. Хорошая была водка. Начальник, для меня водка-то — деликатес. Я все больше самогон употребляю. Вот и вчерась…
— Как случилось, что морг сгорел? — нетерпеливо перебил Марат.
— Не знаю, гражданин следователь.
Матвей смотрел на него невинными глазами.
— Значит, где-то под утро ты слегка протрезвел и сообразил, что одного трупа недосчитаются? И решил спалить морг?
— Уснул я! Сам не знаю, как вышло! — упрямо сказал Матвей.
— Полил керосинчиком, и…
— Гражданин начальник, да чтоб я, Матвей Моськин! — И сторож вновь ударил себя кулаком в грудь. — Они ж мне, как родные! Чтоб я их всех спалил, как в клематории! Ни в жизнь! А может, и спалил, — неожиданно добавил он. — Людям хотел приятное сделать. Люблю я людей.
— Какой он был?
— Кто?
— Мужик этот! Сатана!
— Черный.
— Негр?
— Зачем негр? — обиделся Моськин. — Разве дьявол может быть негром? Не-а… А может, и так.
— Значит, он был все-таки негр?
— Брюнет, — уверенно сказал сторож. И торжественно: — Но лицом светел и прекрасен.
— А с чего ты решил, что это дьявол?
— Дак, на кой ему мертвая баба, ежели он человек?
— Логично. Более чем. И в самом деле: зачем ему труп Лены, если это Лена? А если Эля?
— Не понял?
— Послушай меня внимательно, Матвей. Вот я точно дьявол. И если ты кому-нибудь еще расскажешь эту историю… Ты меня понял?
— Не-а… А может быть, и так. Понял. Ты — не следователь.
— Именно. Я твой глюк. Сейчас я дам тебе денег. Много. Ты будешь пить без просыпу. Неделю. А потом я вернусь, и мы договорим.
Подумал вдруг, что сторож может понадобиться, как свидетель. Если захочется прижать Рената Гусева. Ведь наверняка это он забрал из морга труп. «Лицом светел и прекрасен». Но зачем? Если только… Неужели криминал? Испугался вскрытия? Но почему тогда не оба? Или Моськин, начав пить водку, дальше уже ничего не помнит? Процесс пития поглотил внимание сторожа целиком. А морг сгорел.
— Матвей, ты где обычно пьешь? — миролюбиво спросил он. — При покойниках?
— Зачем при них? — обиделся Моськин. — Они ж тоже люди! Зачем оскорблять… ик… светлую память. Николай Палыч кабинетик-то свой запирает, бумаги там важные, так я иду к санитаркам, где ведра-швабры ихние лежат.
— А покойницкую тебе оттуда видно?
— Коридор только. Да я и не смотрю. Сбегут они, что ль, покойники-то?
— Логично. Но когда мужик выносил труп, ты его видел?
— Не-а… А может, и так. Видел.
— Он один раз прошел?
— Кажись, два.
— И оба с трупами?
— Кажись, так. Мелькал туда-сюда.
— Значит, вынес оба. — Задумался. Но за каким чертом? Неужели же их убили, и те, кто это сделал, испугались вскрытия? Но утром бы все равно обнаружили пропажу! — Может, это он поджег морг?