Камилла Лэкберг - Железный крест
— Эрик! Мы все знаем, как ты любишь Акселя! — Она погладила его по спине. — И ничего удивительного, если тебе тоже хочется, чтобы тебя замечали и любили. Я знаю, что тебе этого хочется! И ты должен поговорить с ними, ты должен заставить их обратить на тебя внимание!
— На это надо решиться. — Эрик покачал головой. — Тогда они узнают, какой я подлец.
Он все время отводил глаза. Эльси взяла его голову в ладони и заставила повернуться к себе.
— Слушай, Эрик. Ты никакой не негодяй и никакой не подлец. Ты любишь брата и родителей. Но они должны понять, что у тебя такое же горе, как у них! Ты должен сказать им это, ты должен дать понять, что у тебя тоже есть право на место в их сердцах! Ясно?
Эрик попытался отвернуться, но она крепко сжимала его лицо, и он сдался.
— Ты права… Я поговорю с ними!
Эльси импульсивно крепко обняла Эрика, погладила по спине и почувствовала, как он обмяк и расслабился.
— Какого черта!
Голос за спиной заставил их отшатнуться друг от друга. Франц, с совершенно белым лицом, стоял совсем рядом и сжимал кулаки.
— Какого черта! — Ничего другого ему в голову не приходило.
Эльси сообразила, как вся сцена выглядела со стороны, и попыталась как можно спокойнее объяснить, что, собственно, произошло и почему они обнимались. Как можно спокойнее, но и как можно быстрее. Она уже не раз видела, как вспыхивает Франц — мгновенно, точно спичка. Странно — он всегда был готов вспыхнуть, словно искал повод дать выход своей ярости. Она прекрасно понимала, что он к ней неравнодушен и сейчас может произойти катастрофа, если ей не удастся быстро успокоить Франца.
— Мы с Эриком сидели и разговаривали.
— Ну да, видел я, как вы сидели и разговаривали. — В его глазах мелькнула такая злость, что у Эльси по коже побежали мурашки.
— Ты не понимаешь. Я утешала Эрика, у него плохо дома. Садись. Поговорим все вместе.
Она похлопала по камню рядом с собой. Он все еще сомневался, но кулаки разжались.
— Извини, — буркнул Франц, не глядя на нее.
— Все в порядке, — сказал она. — Никогда не торопись делать выводы.
Франц посидел немного, а потом посмотрел на нее таким взглядом, что она испугалась сильнее, чем пять минут назад, когда Франц буквально кипел от гнева.
Добром это не кончится.
Она вспомнила влюбленную во Франца Бритту и ее откровенные ухаживания за парнем.
Нет, добром это не кончится, мысленно повторила Эльси.
~~~
— Какая у тебя симпатичная жена, — улыбнулась Карин.
— Эрика? Замечательная! — Патрик почувствовал, как рот помимо воли расплывается в улыбке.
Конечно, в последние дни были кое-какие трения, но это мелочи. Он считал, что ему неслыханно повезло — просыпаться каждый день рядом с Эрикой.
— Хотела бы я сказать то же самое про Лейфа. Но, по правде говоря, я начинаю уставать от роли жены эстрадного ансамбля. Хотя я же знала, на что иду, потому и жаловаться грех.
— Когда появляются дети, все меняется… — полуутвердительно-полувопросительно заметил Патрик.
— Ты думаешь? Я была наивной, даже не представляла, сколько работы, сколько внимания требуют малыши. И тянуть весь груз одной очень и очень нелегко. Представляешь, на мне вся черная работа. Я встаю к нему по ночам, меняю памперсы, играю, кормлю, хожу к педиатру, если он заболел. А потом является Лейф, и Людде встречает его так, как будто он по меньшей мере Санта-Клаус. До того несправедливо…
— А если он набивает шишку, к кому бежит? — спросил Патрик.
Карин улыбнулась.
— Один — ноль в твою пользу. Ты прав — ко мне. Так что для него, наверное, кое-что значит, что я тютькаю его по ночам. Но все равно, такое чувство, что меня обманули. Что-то не так. Так не должно быть. — Карин вздохнула и поправила Людде съехавшую шапочку.
— А я со своей стороны должен заметить, что вся эта возня с ребенком куда приятнее и веселее, чем я думал, — сказал Патрик.
Карин посмотрела на него пронизывающим взглядом, и он тут же понял, что выдал нечто не особенно уместное.
— А Эрика тоже так считает? — спросила она.
— Нет. Эрика так не считает. — Он вспомнил, какой бледной и измученной была жена в первые месяцы после появления Майи.
— И знаешь почему? Потому что мать оказывается словно бы вырванной из нормальной взрослой жизни и брошенной в детскую комнату, где ей не от кого ждать помощи. А ты в это время каждый день ходишь на работу, занимаешься своим привычным и интересным делом.
— Я все время помогал, чем мог! — запротестовал Патрик.
— Помогал, да. — Тротуар стал узким для двух колясок, Карин обогнала его и обернулась. — Помогал. Не забывай, это большая разница: помогать — одно, а нести всю ответственность — совсем другое. Ты должен выработать приемы — как успокоить малыша, как его накормить, как не пропустить признаки болезни, в конце концов, чем занять себя и ребенка пять дней в неделю. Одно дело — быть председателем правления предприятия под называнием «Младенец», отвечать за стратегию, тактику и результат, а другое — работать в том же предприятии курьером, ни за что не отвечать и ожидать очередного приказа.
— И ты что, хочешь всю вину свалить на отцов? — спросил Патрик, борясь с одышкой — дорога шла вверх. — У меня такое впечатление, что матери не просто должны, а хотят все держать под контролем. Если отец берется поменять памперс, он делает это неправильно, если кормит, то он и бутылочку не так держит, и температура не та… и все в том же духе. Так что папам в председатели правления дорога заказана. Не то чтобы они не хотели — их не пускают.
Они некоторое время шли молча, усиленно пыхтя. Наконец Карин спросила:
— Эрика тоже была такой, когда сидела с Майей? Не подпускала тебя близко?
Патрик попробовал вспомнить первые, самые трудные месяцы.
— Нет. — Честность победила. — Эрика была не такой. Скорее я сам избегал роли председателя. Мне не очень-то хотелось брать всю ответственность на себя. Допустим, Майя капризничала довольно много… я с ней возился, утешал, но прекрасно знал: если что-то не получается, я всегда могу передать ее Эрике и она ее успокоит. И конечно, возможность утром уходить на работу — это большое преимущество. Вечером приходишь и играешь с веселой и забавной малышкой.
— Это потому что ты не отрывался от взрослого, привычного тебе мира, — сказала Карин без улыбки. — А теперь как? Когда ты сам стал председателем? Все идет нормально?
Патрик покачал головой.
— Как тебе сказать… не совсем. Эрика все время работала и работает дома, и она знает, где что лежит. Нужно время, чтобы…
— О, это мне знакомо. Каждый раз, когда появляется Лейф, сразу крик: «Ка-а-рин! Где памперсы? Где бутылочки! Где колготочки?» Иногда меня удивляет, как вы, мужики, справляетесь с работой, если не можете запомнить простейшие вещи? «Где памперсы!» — фыркнула Карин.
— Кончай. — Патрик шутливо ткнул ее локтем в бок. — Не настолько уж мы безнадежны. Будь справедливой — всего-то поколение назад мужики не только не знали, где лежат памперсы, они даже понятия не имели, что это за штука такая и с чем ее едят. Мы-то по сравнению с ними ушли ой как далеко! Но эволюция не происходит по приказу: «С завтрашнего дня всем папам стать мамами, и наоборот». Все постепенно… Для нас отцы служили образцом, но мы все равно многому научились.
— Ты, может, и научился, — с промелькнувшей в голосе горечью сказала Карин. — А Лейф — нет. Не научился. Ничему не научился.
Патрик промолчал — что он мог на это сказать?
Когда они расстались, ему стало грустно. Он долго мечтал отомстить Карин за измену, а сейчас ему было ее очень жаль.
Телефонный звонок был такого рода, что они подхватились и помчались к машине. Мельберг, как всегда, придумал какой-то повод и отправился в свой кабинет, а Мартин, Паула и Йоста поехали на место происшествия, в школу в Танумсхеде, и сразу прошли в кабинет директора.
— Что случилось? — Мартин огляделся.
На стуле сидел угрюмый подросток в окружении двоих учителей-мужчин, не считая директора.
— Пер Рингхольм избил ученика, — замогильным голосом сказал директор. — Хорошо, что вы так быстро приехали.
— И как он? — спросила Паула.
— Боюсь, что плохо. Сейчас с ним школьная медсестра, мы вызвали «скорую помощь». Я позвонил матери Пера, она сейчас приедет. — Ректор свирепо посмотрел на подростка.
Тот в ответ равнодушно зевнул.
— Поедешь с нами в отдел, — сказал Мартин и знаком велел провинившемуся: поднимайся, — потом повернулся к директору. — Попробуйте дозвониться матери, пусть она едет прямо в полицию. Наша сотрудница, Паула Моралес, останется здесь и опросит свидетелей.
Паула кивнула директору: вот она, Паула Моралес, это я.
— Прямо сейчас и начну, — сказала она.
Пер со скучающей миной поплелся за полицейскими. В коридоре собралось довольно много любопытных.
