Герберт Аллен - Только не дворецкий. Золотой век британского детектива
— Такое ощущение, словно мы за городом, — одобрительно сказал Прендергаст, окидывая взглядом деревья в палисадниках и молодую зелень парка Хемпстед-Хит, в который упиралась дорога. — У меня за окном всю ночь ухала сова.
— Они здесь часто летают вблизи домов, — ответил Уилсон, — но я никогда раньше не видел, чтобы они селились прямо в стенах.
— Я тоже. А что?
Вместо ответа Уилсон показал на увитую плющом стену домика, который едва виднелся ярдах в ста впереди сквозь заросли сирени и молодого каштана.
— Что-то промелькнуло там, в просвете меж ветвей: скрылось в плюще, показалось снова и пропало, — сказал он.
Прендергаст удивленно посмотрел на него:
— У тебя на редкость острое зрение. Я смотрел на сирень, но ничего такого не заметил. Но даже если и так, откуда ты знаешь, что это была сова, — с такого-то расстояния?
— Я не утверждаю, — сказал Уилсон. — Может, и не сова. Я не разглядел хорошенько. Но для другой птицы великовата. Смотри, кажется, кто-то еще ее заметил.
Они как раз подошли к увитому плющом дому: теперь его фасад открылся их взгляду. У ворот на тротуаре стоял человек и с огромным интересом разглядывал дом. Когда друзья подошли ближе, он посмотрел на них с сомнением, словно прикидывая, заговорить с ними или нет. Тогда Прендергаст, который всегда был не прочь поболтать, немедленно завязал разговор.
— Вы тоже видели сову? — спросил он.
— Сову? — повторил мужчина. — Совы не видал. Зато видал человека. — Он указал на дом. — Что ему там понадобилось, хотел бы я знать?
— Может быть, это его дом, — предположил Прендергаст.
— Как же! — сказал мужчина. — Тогда зачем он полез в окно, хотел бы я знать. Сначала так колотил в дверь, что мертвого разбудил бы. А потом заметил меня и говорит, мол, что-то там не так, говорит, не отвечают, вытащил нож и полез в окно. И зачем он в дверь колотил, если это его дом, и что там не так, хотел бы я знать.
И он с подозрением сплюнул.
Через мгновение на его вопрос был дан весьма красноречивый ответ. В доме послышались шаги. Парадная дверь, находившаяся в каких-нибудь двадцати ярдах от ворот, внезапно открылась, на улицу выглянул щуплый бледный мужчина с испуганным лицом и издал неожиданно мощный для своего телосложения вопль: «Убили!» Все трое вздрогнули, и немудрено — его, должно быть, услышали как минимум в Кемден-Тауне. Увидев их изумленные лица, человек у двери смутился и, подойдя к воротам, добавил уже значительно тише:
— Прошу вас, джентльмены, не могли бы вы привести полицию? Мистера Карльюка убили.
Затем он закрыл ворота и собрался вернуться к дому. Уилсон кивнул Прендергасту, и тот пошел по дорожке следом.
— Могу я чем-нибудь помочь? — спросил он любезно. — Я врач.
— Врач ему, бедняге, уже не поможет, — сказал щуплый мужчина. — Холодный, как рыба. Видно, давно помер. — Он остановился, взявшись за ручку входной двери. — Если пойдете за полицией, сэр, я с ним побуду. Не стоит дом без присмотра оставлять, а тут никого.
— Все в порядке. — К ним подошел Уилсон, который замешкался, разговаривая с человеком у ворот. — Я из Скотленд-Ярда, вот моя визитная карточка. — Он достал ее из портсигара, и Майкл бросил на него удивленный взгляд, не понимая, какую пользу он собирался извлечь из своей должности в Ричмонде. Незнакомец взял карточку осторожно, словно паука, и окинул ее владельца неодобрительным взглядом. Он, очевидно, подумал, что полисменам следовало бы одеваться в форму, а не разгуливать во фланелевых брюках.
— Я послал того джентльмена в полицейский участок на Росслин-Хилл с сообщением, — продолжал Уилсон. — Через несколько минут полиция будет здесь. Но, как вы правильно заметили, нельзя оставлять место преступления без присмотра. Если вы будете так добры показать мне, где находится тело, я начну предварительные процедуры, а мой друг попытается установить, как был убит несчастный. Вы уверены, что это было убийство, мистер?..
— Бартон, — представился щуплый человечек. — Эдвард Бартон. Точно убийство, сэр. Прямо в голову выстрелили бедняге. Мозги по всему полу. Сюда, сэр!
Кажется, его несколько оскорбило недоверие к поставленному им диагнозу.
— Ну-ну, посмотрим, — примирительно сказал Уилсон. — Где он?
— В комнатке с телефоном, — указал Бартон. — Справа от лестницы, за стеклянной дверью. Она не закрывается из-за его ноги. Я его не трогал, только убедился, что бедняга мертв.
Когда Уилсон открыл дверь темного тесного помещения, перед ними предстало не самое приятное зрелище, однако оно полностью оправдывало уверенность мистера Бартона в своем диагнозе. На полу, скорчившись, одной ногой на пороге, лежало тело крепкого мужчины пятидесяти-шестидесяти лет. Лежал он лицом к телефону, а пальцы были согнуты так, будто он умер, цепляясь за что-то, что потом выронил. Но причина смерти была ясна: лицо и голова были в нескольких местах прострелены, весь пол забрызган мозгами и кровью. Майкл Прендергаст прошел войну и считал, что привык иметь дело со смертью, но вид старика с размозженной головой в этой душной, затхлой каморке вызвал в нем чувства, которые, как ему казалось, он давно поборол, и пришлось одолеть приступ тошноты, прежде чем он решился переступить порог.
— Аккуратнее, Майкл, — предупредил Уилсон, и Прендергаст со стыдом и досадой заметил, что того, кажется, зрелище ничуть не выбило из колеи. — Не суетись больше, чем требуется, помочь ты уже не сможешь. Нам нужны улики. — Он недовольно оглядел кровавые следы, покрывавшие пол. — Вы сюда заходили, мистер Бартон?
— А как же? — оскорбился тот. — Вошел посмотреть, думал, что смогу помочь. А когда понял, что ему уже не поможешь, попытался найти револьвер или что-то такое. Если вдруг это он сам себя… если вдруг это было самоубийство.
— Включите свет, будьте добры, — раздался голос Прендергаста, склонившегося над телом. — В этой норе такая темень.
— Не включается, — отозвался Бартон. — Я пробовал, когда вошел.
Он, однако, послушно потянулся к старомодному фарфоровому выключателю, но Уилсон опередил его. Обернув руку носовым платком, он несколько раз попробовал выключатель, но безрезультатно.
— И вправду не работает, — заключил он. — Вероятно, лампочка перегорела. Майкл, придется тебе обойтись моим фонарем. Поторопись. Мы уже ничего не можем сделать для бедняги, кроме как найти его убийцу, и чем скорее, тем лучше.
Пока Прендергаст заканчивал осмотр, Уилсон неподвижно стоял в дверях, разглядывая тесную комнатушку так, словно пытался запомнить все, что в ней было: телефон, мирно стоящий на довольно высокой полке напротив двери, полку над ним с двумя-тремя старыми справочниками, суконную занавеску, спадавшую с телефонной полки до пола.
— Вы не знаете, что за этой занавеской? — спросил он Бартона.
— Ботинки, наверное, и всякий старый хлам, — ответил тот. — Мистер Карльюк обычно прятал за занавески все ненужное.
— Вы, значит, хорошо его знали?
— Да не особо, — ответил Бартон. — Так же, как и все, наверное. Не очень много у него друзей — нелюдимый он был старик.
Прендергаст выпрямился.
— Осмотрел как мог, — сказал он. — Бедняга, конечно, мертв, уже часов двенадцать. Вряд ли после выстрелов он прожил больше пары секунд.
— Стреляли с близкого расстояния? — спросил Уилсон.
— С очень близкого, не больше нескольких дюймов. И стреляли в него из широкоствольного ружья вроде мушкетона[55].
— Мушкетона? — воскликнули остальные двое.
— Да, или из чего-то подобного, картечью или пулями с наконечником из мягкого свинца. Зверская штука. Вот эти две я подобрал с пола, а еще несколько — у него в голове. В заряде, должно быть, их было несколько десятков.
— Да ну? — недоверчиво отозвался Бартон. — Зачем кому-то стрелять в беднягу Карльюка из мушкетона?
— Вот это нам и нужно выяснить, — отозвался Уилсон. — Мистер Бартон, вы знаете дом: где здесь можно сесть и поговорить?
Мужчина повел их в маленькую комнатку, которая, очевидно, служила чем-то вроде рабочего кабинета или утренней гостиной, и жестом пригласил Уилсона и его друга садиться. В ярком дневном свете Прендергаст с интересом принялся изучать Бартона, но не обнаружил ничего примечательного. На вид это был самый обычный представитель среднего класса, клерк или лавочник, примерно сорока пяти — пятидесяти лет, с лысиной, обрамленной седеющими рыжеватыми волосами, с рыжими клочковатыми усами и заурядными чертами лица. Казалось, он взволнован и расстроен даже сильнее, чем можно было бы ожидать, хотя, конечно, любому на его месте было бы не по себе. Однако при всем своем волнении на вопросы Уилсона он отвечал весьма четко.
— Как полностью звали мистера Карльюка? И расскажите, пожалуйста, как вы стали друзьями, — начал Уилсон.
