Павел Шестаков - Остановка
— Игорь! Расскажи, пожалуйста, еще о мальчике. Чем занимается его мать? — спросил я, едва Мазин сел рядом.
— Мать по образованию инженер-технолог, но давно уже с индустрией покончила. Перебивалась то здесь, то там на полставках. А сейчас она под следствием.
— В тюрьме?
— Нет. Взята подписка о невыезде.
— Неужели она могла?..
— Человек широк, как известно.
— Расскажи, пожалуйста, то, что можно.
— Ее первая версия: они ужинали в ресторане «Якорь», потом пошли берегом, остановились на пристани, поссорились, он оскорбил ее, ударил — побои засвидетельствовала экспертиза, она в негодовании толкнула его, Черновол — так его зовут — упал с мостков… Михалева выбежала на шоссе с криком: «Я убила!» Хватит на первый раз?
— Она кричала: «Я убила!»?
— Не только кричала, повторяла неоднократно на допросах и подписала показания в протоколе.
— Ты сказал — первая версия. Есть и другие?
— Ее же. Сейчас она категорически отрицает, что хотя бы пальцем касалась Черновола, утверждает, что он был пьян и сам свалился в воду.
— Ты видишь в этом противоречие?
— Ну, скажем, непоследовательность.
— В чем? Мне кажется, все естественно. Она была в шоке. В двойном шоке — от побоев, от того, что столкнула в воду на смерть человека, и скорее всего вначале показала правду. А когда пришла в себя, успокоилась и поняла, что отказаться от убийства можно… Кстати, свидетелей, как я понял, нет?..
— Свидетелей нет.
— Вот видишь! Что же тебе непонятно? Человека обвиняют в убийстве!..
— Ей ведь почти ничего не грозит — сильное душевное волнение, неосторожное убийство, в крайнем случае, превышение пределов необходимой обороны, весь набор для защиты. Короче, от сто четвертой по сто шестую статью, по которым можно квалифицировать ее поведение, я не вижу больше года исправительных работ. А ведет она себя так, будто речь идет о высшей мере…
— Она представляет себе юридическую сторону?
— Еще бы! Ей следователь каждую статью разжевал.
— И все-таки без статьи жить лучше. Хотя бы ради сына. Считаться убийцей, даже невольной!.. Что он о матери подумает!
— Это, конечно, резонно, — согласился Мазин, — но для меня важна правда, реальный ход событий.
— Ну а если отойти от буквы? Подумать о мальчишке? Ведь так или иначе, злого умысла не было, а побои были. Есть ли тут принципиальная разница? И стоит ли клеймить человека ярлыком убийцы, если его по закону даже посадить, по твоим же словам, нельзя?
Мазин наконец не выдержал, отозвался на мой водительский ритм.
— Слушай, ты меня так везешь, что я успел бы целую доказательную лекцию прочитать. Но я скажу коротко: буква всегда важна, но сейчас не в ней одной дело. Нам обязательно нужно знать подлинные факты, тут важные обстоятельства есть…
Правда, какие обстоятельства, он мне пока не пояснил.
— А сам-то ты, Игорь, с ней говорил?
— Говорил.
— И что?
Выглядело это в его пересказе приблизительно так: она теперь все отрицала.
«Я не убивала Черновола».
«Как же он погиб, по-вашему?»
«Пьяный был, поскользнулся. Там скользко на мостках было. Ну и свалился».
«Сам?»
«Я к нему и пальцем не притронулась».
«Однако он ударил вас…»
«Ну и что? Ударил. Я отступила. Он сильный был, спортивный. Я с ним на драку не решилась бы. Я отступила…»
«А он?»
«Я ж говорила, там скользко, мокро было. Он оступился и упал».
«Значит, несчастный случай?»
«Да».
«А крик: «Я убила!»? Вот показания водителя Онуфриева:
«Около двадцати одного часа я ехал по береговому шоссе, когда прямо перед машиной выскочила на дорогу женщина со стороны пристани с криком: «Я убила!»
«Растерялась, не знала, что кричать…»
— Игорь! — настаивал я. — Ну пусть даже она оттолкнула его. Пусть! Но не хотела же топить… Оттолкнула, и он не сам поскользнулся и свалился. Тем больше шок. В ужасе закричала, кинулась на шоссе просить помощи.
— В том-то и дело, что о помощи Михалева не просила. Об этом в протоколе нет ни слова. Не было таких слов: «Помогите! Упал человек в воду». Будто наверняка знала, что тот погиб. А ведь он мог и жив еще быть… Искусственное дыхание или что другое помочь могло. Однако она о помощи не просила. Это факт.
— А она что по этому поводу говорит? Как объясняет?
— Говорит, ударил меня, в голове закружилось, была не в себе.
— Может быть, сотрясение мозга?
— Сотрясение экспертизой установлено не было.
— А побои?
— Для жизни и здоровья не опасные. По лицу ладонью, а ладонью убить или искалечить нельзя.
— Зато оскорбить смертельно можно.
— Все это учитывается, дорогой Николай. Потому и сочли возможным ограничиться подпиской о невыезде. Ведь и самопризнание еще не доказательство, а теперь она и от признания отказалась. Стоит вопрос о том, чтобы вообще прекратить дело.
— Значит, все-таки не виновата?
— Видишь ли, в УПК есть две статьи, пятая и двести восьмая. По пятой возбужденное дело подлежит прекращению за отсутствием состава преступления. Но это требуется доказать — отсутствие состава в данном случае. А вот двести восьмая определяет ситуацию иначе — дело прекращается при недоказанности участия обвиняемого в совершенном преступлении, если исчерпаны все возможности для собирания дополнительных доказательств. Понятно или не очень?
— В основном да.
— Как же ты понял?
— Местный следователь считает, что возможности исчерпаны, а ты для себя не исчерпал.
Мазин расхохотался.
— Ну, спасибо, что ты меня за суперсыщика держишь. Но, как и каждый льстец, ты перегнул. Во-первых, я не такой бурбон, чтобы сразу человека в Бастилию. Во-вторых, у меня нет оснований не доверять следователю. Между прочим, я с его отцом когда-то вместе начинал. И сын парень способный. Сам увидишь, когда я вас познакомлю, тебе ведь нужна информация о Мариночке?
Я вздохнул: «Добрался-таки!»
— Вижу, что нужна, раз ты о свидании помалкиваешь и любимицу не защищаешь так же горячо, как женщину, совсем тебе не известную.
Что я мог сказать?..
Мы уже выбрались за город и могли бы прибавить скорости, потому что и Бенцу по проселочным дорогам разрешалось ездить быстрее, чем по городу. Но я привычек не меняю, да и разговор был такой, что отвлекал меня, и до дачи-то рукой подать оставалось.
Дачка у меня небольшая, и на участке, которому никто не завидует, на неудобном склоне, где агрикультурой с размахом не займешься, короче, бездоходный участок, зато с хорошим видом на речку, и я люблю посидеть, посмотреть и послушать, как колышется и шуршит камыш на ветру.
Жена, правда, и на обрыве умудряется какие-то ягоды выращивать, и Мазина тут же усадила за стол, и начался ритуальный разговор о том, что малина уже прошла, а что-то другое еще не созрело. Я смотрел на него в ожидании, когда ему эта тема надоест, прийти на помощь, но, слава богу, у моей жены есть чувство меры.
— Небось заговорила я вас своими грядками? — спросила она у Мазина.
Тот искренне опроверг.
«Ну и «выдержка!» — подумал я.
Жена точно угадала мои мысли.
— Николай Сергеевич садоводческих проблем не выносит. Дочка его даже «урбанистом» прозвала.
Прозвище было, конечно, несправедливое. Ну какой же я урбанист? Просто нет у меня этого потребительского отношения к земле, что сейчас модно под «любовь к природе» маскировать. Да, она кормилица наша, но ведь потому-то и не стоит в каждый клочок вгрызаться со своей малиной или тюльпанами. Дайте и земле пожить по-человечески…
Жена заметила, что я недоволен. Обострять она, конечно, не собиралась. В общем-то она меня понимает, так только, при госте решила право на свободу суждений продемонстрировать. Им, женщинам, такое самоутверждение постоянно требуется, но не все знают меру. Некоторые очень гордятся последовательностью и твердостью, а вернее, упорством, в упрямство переходящим, и считают, что иначе с нами, мягкотелыми, обходиться нельзя. Но я не сторонник противостояния двух половин человечества. Говорят, даже соседа не выбирают, а уж другую половину рода людского чем заменишь? Короче, я за сосуществование, по возможности мирное. И жена моя тоже. И потому она тему великодушно переменила. Однако женщина есть женщина…
— Ты к Мариночке заходил?
Нужно сказать, что супруга моя никогда против моих симпатий к Мариночке вслух не высказывается, хотя внутренне, конечно, не очень… Они, дамы, как в песне, считают, что лучше гор могут быть только горы, то есть женщине можно предпочесть только другую женщину и ничего больше. Вот сижу я, на камыш любуюсь, и хотя знаю, что с точки зрения науки камыш не тростник, слова Паскаля о мыслящем тростнике вспоминаются, а ведь сила наша вовсе не в том, чтобы покорить пространство и время, даже если мы это пространство сплошь пленкой перекроем и ранние помидоры вырастим, а в умении разумно мыслить. Жена же смотрит на меня и думает, что я не о Паскале вовсе, а о Мариночке размечтался. И попробуй возрази ей словами того же великого человека:
