Яна Розова - Убийца в фамильном гнезде
Встать на ноги сразу мне не удалось. Для начала я села на землю, не обращая внимания на команды Ильи снизу:
– Беги, Нета, скорее!
А увидев, что происходит вокруг меня, я поняла, что никуда не побегу. Удрать и бросить Илью в такой ситуации было невозможно.
Слева от меня на краю ямы стоял огромный КамАЗ-самосвал, развернутый кузовом к яме. Он был нагружен землей, и было ясно, что через несколько секунд земля – а это был десяток тонн – обрушится в яму, на голову мужчине, без которого жить дальше не имело смысла.
– Илья, там КамАЗ с землей! Ее сейчас сгрузят в яму! – крикнула я вниз.
Илья замахал мне рукой, показывая, что он и так все знает, а мне надо бежать, и бросился к разобранному нами отверстию, ведущему в тоннель.
Акбей, стоявший позади Никиты, снова завыл. В ста случаях из ста он бы сбежал, а сейчас почему-то остался.
– Бей! – крикнула я, надеясь голосом успокоить собаку.
Мотор машины продолжал реветь, кузов поднимался вверх, земля в нем сотрясалась и смещалась в сторону наклона.
Тем временем Никита поднялся было во весь рост, но согнулся от боли – судорога свела ему ногу. Он издалека грозил мне и кричал в мой адрес что-то недоброе. Я понимала, что сейчас он подскочит ко мне и скинет назад в яму. А Акбей…
Я так и не поняла, почему он сделал то, что сделал. Афганские борзые не созданы для того, чтобы спасать хозяев из передряг. Говорят даже, что это самые глупые собаки на свете, с чем лично я не согласна. Они самые невоспитуемые животные в мире, потому что всегда помнят о своем интересе. Они созданы для бега, сосисок, игр, а вовсе не для того, чтобы жертвовать собой, потому что кто-то помешался на своей любви, извратив всякий ее смысл.
Когда бурая земля лениво посыпалась из кузова, чтобы потом рухнуть всеми своими тоннами в яму, когда Илья уже карабкался вверх, к отверстию, ведущему в тоннель, Акбей с места прыгнул на спину Никиты. Двадцатикилограммовый афган столкнул мужчину в яму, упав за ним следом, и они оба приняли на себя основную тяжесть груза КамАЗа.
15
– Акбей! – кричала я как сумасшедшая. – Илья!
Земля заполнила яму, насыпавшись чуть с горкой. Та сделалась похожей на большую многоместную могилу, каковой и стала на некоторое время. Кузов самосвала опустился вниз, мотор КамАЗа смолк, а мои крики стали слышны на всю округу.
Но я не только кричала, я рыла мягкую землю руками, проваливаясь в нее, утопая, как в зыбучих песках. И я не знала – где мне рыть в первую очередь? Если Илья успел добраться до нашего подкопа из тоннеля в яму, то рыть надо в середине, куда упал Акбей, а если нет? Я пыталась копать и там, и там.
Из кабины машины выскочил высокий дядька, который тут же побежал ко мне. Конечно, он видел что-то странное в зеркале заднего обзора, и его это взволновало.
– Что тут случилось? Я не успел остановить машину! Вниз кто-то упал? А вы – выбрались из ямы? Господи, да что тут происходит?
– Звоните! – кричала я ему. – Звоните – в скорую, в милицию, везде! Там, внизу, два человека и мой Акбей!
Дядька достал мобильный и стал набирать номера. Прокричав что-то в телефон, он тоже бросился ко мне и начал отчаянно разбрасывать землю.
– Вы копайте тут, с краю! – направляла я его, захлебываясь рыданиями. – Я буду копать в середине! Ну, давайте, давайте! Мы сможем их достать!
Дядька рыл как трактор, лучше меня, быстрее. Я поглядывала на него с завистью, потому что силы у меня заканчивались, а прямо подо мной умирал мой Акбей.
– Тут что-то… – сказал дядька неуверенно. – Да, я чувствую, что кто-то копает снизу!
– Илья! Это Илья! Копайте же!
Его руки появились первыми, дядька-водитель отполз на твердую почву, лег на живот, вцепился в эти грязные руки с содранными ногтями и стал тянуть Илью на себя. Тут же появилась засыпанная землей голова известного путешественника, а потом и он сам. С помощью водителя Илья выбрался на твердую землю, упал на спину, отплевываясь, отряхиваясь, отдуваясь.
Дядька тоже устал, он сел рядом с Ильей и вытер со лба пот.
Увидев, что я делаю, Илья прокашлялся и бестолково спросил:
– Что там? Ты что это?..
– Акбей… Он столкнул Никиту в яму, когда тот собирался сбросить меня вниз, но упал вниз с ним!
Илья ошарашенно уставился на меня, а потом бросился копать рядом со мной.
Минут через пять мы достали его тело. Когда Илья стал тянуть Акбея за лапы, мы поняли, что его держит что-то под землей, и только позже догадались – это Никита, умирая, вцепился в задние лапы собаки. Наверное, Акбей сумел бы выбраться из-под земли, его тело было единой мощной мышцей, только вот вытащить человека он не мог.
…«Скорая» и милиция прибыли к нам довольно быстро. А до этого мы с Ильей успели похоронить мою собаку в лесу. Илья сходил за лопатой, ведь он знал, где ее искать, а я сидела возле тела друга, ожидая, что вот-вот он вскочит, потянется, зевнет и ткнется мокрым носом мне в щеку. Ветер, шевеливший золотисто-палевую шерсть афгана, убеждал меня в том, что мои ожидания не напрасны. Он ошибался.
Позже на могиле Акбея я вкопала деревянный кол, к которому прикрепила табличку с его именем и годами жизни. Ошейник Акбея я оставила себе на память.
Врач скорой, констатировав смерть Никиты Цирулика, вколол мне что-то успокоительное. После этого я сообразила, что рыжий молодой мужчина, говоривший с водителем КамАЗа и со сбежавшимися со всего поместья членами семьи, – это тот самый следователь Павел Петрович Седов, который вел дело о смерти Светланы и Константина Цирулик пять лет назад. Он узнал меня, поэтому сразу понял, что я пытаюсь сказать ему.
– Это он, – я указала на машину скорой, куда уже погрузили тело Никиты. – Он убил Костю и Вету. Он добирался в город по подземному ходу, всего за пятнадцать минут. Он убил свою мать и археолога, тело которого мы нашли в этой яме. Опять-таки из-за этого тайного хода. Павел Петрович, все закончилось.
Эпилог
Мы с Ильей остались в поместье, несмотря на то что дурных воспоминаний для нас обоих тут было предостаточно.
Сначала наша задержка в стенах дома была вызвана необходимостью – к вечеру того жуткого дня у меня поднялась какая-то небывалая температура, около сорока градусов. Немного ломило кости, и я не могла согреться, а в остальном чувствовала себя очень странно: все ощущения были особенно яркими, а воображение болезненно восприимчиво. Илья баюкал меня на руках, каждые несколько минут измеряя мне температуру губами и электронным термометром. После этого еще две недели я лежала в постели, умирая от слабости, но потом все прошло. В эти две недели случилось то, о чем я мечтала уже пять лет: я выспалась. Без кошмаров, без просыпаний среди ночи в холодном поту, без ощущения тоски и горя.
Илья сразу заявил Валерию Викторовичу, как старшему в семье, и всем другим, что мы тут временно. А пока я болела, нас по очереди навестил каждый из иждивенцев и в очень интимном тоне сообщил, что остальные в семье – просто тупицы, они не понимают, что огромным хозяйством и поместьем надо управлять, причем это получится только у Ильи, ну и у Неты тоже, при помощи Айземана, Костричкина и Семена.
Иными словами, нас убеждали остаться, ибо никому не хотелось брать на себя заботу о доме, сквере, саде, теплицах, не говоря уже о колбасном и хлебном цехах.
Илья вежливо слушал наших переговорщиков, но отвечал, что у него контракт с издательством, через месяц он уезжает в Антарктиду, а его будущей жене надо бы отдохнуть. Но однажды, когда он снова сел на Вишню, а его племянница Влада привезла в поместье Альхашу, он вдруг задумался о чем-то и спросил у меня, а чего же хочу я? А я хотела только остаться.
За ужином мы объявили о своем решении семье.
Руслана поцеловала Илью в щеку, заметив, что она по-прежнему не против научиться ездить верхом.
Айземан торжественно сообщил, что выиграл последнее дело и готов выигрывать следующие во благо поместья «Теремок» и ради всех нас.
Андрей Викторович попытался убедить нас обвенчаться в его новой церкви, а уж потом приступать к управлению поместьем.
Анна Степановна поддержала его.
Виолетка и Тигранчик обрадовали нас известием о беременности, намекнув на расходы.
Агроном сказал, что о яблоках в этом году можно не беспокоиться – чертова тля вся передохла.
Семен порадовал увеличением дебетов по сравнению с кредитами.
…А вот о происшедшем в семье и о Никите никто ничего не говорил. Понимали ли иждивенцы, что он сделал и почему, я не стала уточнять. Для себя я решила, что он был до сумасшествия влюблен в мою сестру и однажды сумел добиться от нее взаимности. А потом Ветка опомнилась, очнулась и объявила, что для нее существует только ее муж. И все предохранители в мозгу Никиты перегорели.
Кое-что мы уже не узнаем никогда. Как Никита убедил свою мать застрелиться? При каких обстоятельствах и когда он расправился с археологом? И самое важное, что пришло мне на ум только после всего случившегося, – почему Никита не попытался убить Илью, как раньше он убил Костю? Почему, избавляясь от Ильи, он выбрал такой сложный путь – со множеством интриг и нюансов? Что было терять ему, человеку, застрелившему свою любимую женщину, своего родного брата и подведшему к самоубийству родную мать?
