Наталья Борохова - Адвокат инкогнито
В общем, более странную ситуацию сложно было себе представить: первая встреча потерпевшей и жены подсудимого, обвиняемого в изнасиловании. Логика требовала, чтобы женщин просто поменяли местами, и тогда пухлая, замотанная заботами тетка вполне могла сойти за обманутую жену, а эффектная женщина в элегантном платье – за жертву сексуального насилия. Но жизнь всегда богаче самого смелого вымысла, и волею случая две столь непохожие женщины встретились в одном процессе для того, чтобы предъявить права на одного мужчину. На стороне красавицы были шестнадцать лет счастливого брака, на стороне дурнушки – статья в Уголовном кодексе и вся судебная процедура…
Процесс вел некий Крамер, пожилой человек с репутацией сурового, но справедливого судьи. Подобное сочетание вселяло в участников надежду, хотя возникало и опасение – на чьей же стороне окажется эта самая справедливость?
Подготовительная часть процесса пролетела стремительно. Судья проверил явку участников, разъяснил им права и обязанности, узнал их мнение относительно отводов. Процесс был объявлен закрытым, что исключало присутствие на нем зрителей и представителей прессы. Данное обстоятельство несколько успокоило Викторию, хотя еще до начала заседания она увидела пару журналистов, перепиравшихся с приставом при входе в зал. Она вспомнила, что говорил Виктор, и содрогнулась, представив, что будет делаться здесь в день приговора, когда публику уже невозможно будет сдержать. Ведь, как объяснила ей Дубровская, оглашение приговора даже по закрытому делу происходит при открытых дверях. Журналисты представлялись Виктории стервятниками, кружащими над истекающей кровью жертвой. Она опасалась, что таковым и будет Аркадий в решающий для них обоих день.
По лицу судьи Крамера трудно было представить, что думает тот о том деле, которое ему предстоит рассмотреть. Он казался спокойным, немногословным и неулыбчивым, словно то, что происходило в зале, его не касалось вообще. Ни один мускул не дрогнул на его лице, когда Аркадий перечислял все свои регалии. Судья даже нетерпеливо дернул рукой, приказав секретарю:
– Должность указывайте кратко – преподаватель.
Виктория даже обиделась. По ее мнению, ученая степень и звание мужа в корне меняли ситуацию.
С полным отсутствием интереса судья отнесся и к потерпевшей. Он не поднял бровь, не стал рассматривать ее, как свойственно делать мужчинам, а, узнав все, что необходимо, спешно посадил на место. Складывалось впечатление, будто судья Крамер куда-то страшно спешит: на пенсию, в отпуск, на заседание по другому делу. Когда его палец, как указка, ткнулся в сторону Виктории, та грациозно поднялась, желая объясниться. Но судья не проявил ни малейшего желания ее слушать и усадил на место прежде, чем она успела открыть рот. Секретарь пояснила ему, что это жена подсудимого, на что старик коротко кивнул головой, показывая, что удовлетворен ответом.
Виктория уже начала сомневаться в том, что ее присутствие принесет Аркадию хоть что-нибудь, кроме дополнительного стресса. Тот сидел на скамье подсудимых, не решаясь поднять голову, чтобы не попасть под обстрел направленных на него глаз. Всем, кроме судьи, хотелось его как следует рассмотреть, а когда государственный обвинитель принялся читать обвинительное заключение, в котором излагалась суть дела, внимание окружающих стало для него и вовсе невыносимым. Даже приставы, обычно дремлющие на стульях при выходе из зала, не сводили с него любопытных взглядов. Еще бы, ведь этот интеллигент в очках, по виду – самый настоящий книжный червь, натворил дел под стать каким-нибудь бритоголовым недорослям. Дело обещало всем максимум впечатлений. Даже девчонка-секретарь отвлекалась от клавиатуры компьютера и рассматривала подсудимого как некий музейный экспонат. Должно быть, жалела, что странный преступник не надел на себя обтягивающие джинсы или трико, позволяющие судить о размерах его орудия злодеяния.
Софье Кисловой также трудно было пожаловаться на отсутствие интереса немногочисленной публики, но она держалась спокойно. Казалось, женщина полностью поглощена строками из обвинительного заключения, которое, без сомнения, знала уже наизусть. Тем не менее она сидела ровно, высоко подняв голову, не пряча взгляд в пол. Так ведут себя люди, которым нечего стыдиться, и у Виктории, знающей подоплеку всей грязной истории, зародилось опасение, не водит ли ее за нос любезный супруг, рассказывая сказки о том, чего требует от него потерпевшая. На самом деле сложно было представить, что эта усталая и уже немолодая женщина ждет от него каких-то безумных признаний в суде. На ее месте разумнее было просить что-нибудь материальное: денег в конверте, новой шубы, кольца с бриллиантом. Кислова не производила впечатления человека, питающегося исключительно духовной пищей.
Быть может, она попросту больна? То есть психически нездорова? Виктория вспомнила, что не спрашивала у адвоката, проводилась ли в отношении потерпевшей психиатрическая экспертиза. Это был бы выход. Но на первый, поверхностный взгляд ничего ненормального в облике Кисловой не наблюдалось. Внешне она казалась более чем нормальной. Просто образец нормы. На вопросы отвечала коротко и по существу, не путала даты и обстоятельства своей биографии, когда судья устанавливал ее личность. Впрочем, у нее все оказалось просто и незамысловато: среднее образование, отсутствие детей и мужа, скромная должность и место жительства на самой окраине города.
Более того, когда решался вопрос о порядке исследования доказательств, Кислова заявила ходатайство о своем допросе в самую последнюю очередь. Формулировка ее просьбы озадачила Викторию:
– Мне морально тяжело выступать в этом процессе в присутствии посторонних людей, и я прошу дать мне время освоиться, чтобы изложить свои показания полно, – заявила она, глядя на судью почти застенчиво.
Как он мог отказать бедной женщине, которую изнасиловали дважды, а теперь вывели к позорному столбу, где всякий желающий мог ее заклеймить любопытным взглядом? Конечно, Крамер проявил понимание и согласно тряхнул головой.
А Виктория задалась вопросом: уж не преследует ли потерпевшая цель оттянуть время для того, чтобы дать возможность Соболеву подумать над ее предложением? Но как бы там ни было, первыми решили допрашивать свидетелей обвинения…
Допрашивали официанта ресторана, где проходило празднование дня рождения Виктории.
– Да, мне знаком подсудимый. Впрочем, я узнаю и ту женщину в розовом, – сказал высокий, худой как спица гражданин в белой рубашке с галстуком-бабочкой.
Должно быть, для заседания суда он одолжил форму заведения, в котором работал. Виктория вспомнила, что именно так были одеты официанты в тот злополучный вечер.
– Конечно, я не знаю их имена, но мы их воспринимали как влюбленную парочку, – повествовал официант. – Они долго сидели за столом, так что мы были вынуждены попросить их освободить зал. Посетители уже разошлись, а им, видать, так хорошо было вдвоем, что они никуда не торопились.
– Они были пьяны? – задал вопрос государственный обвинитель.
– Про женщину не могу сказать точно. Должно быть, она тоже пила, но держалась весьма прилично. Но вот мужчина был сильно навеселе. Он хватал ее за колени и за бока и, не будь нас, непременно залез бы ей под юбку. Конечно, вокруг сновали официанты, убирая посуду, и его это сильно раздражало. Несколько раз он говорил нам, что за все заплачено и чтобы мы убирались на кухню. Но ресторан закрывался, и нам нужно было прибрать на столах.
Каждое слово официанта царапало сердце Виктории, словно тот водил по нему вилкой. Она представляла своего мужа, обнимающим толстуху, и ей становилось тошно. Значит, не Кислова висла на нем, завлекая улыбками и обещаниями, а он сам проявлял инициативу, соблазняя понравившуюся ему женщину. Неужели ему так нужен был секс, раз он не устоял перед первой встречной, попавшейся ему на глаза?
Виктория помнила отчетливо, что в день ее рождения они с мужем успели позаниматься любовью. Это случилось в ванной комнате, где она, разгоряченная после утренней пробежки, принимала душ. Супруг вызвался «потереть ей спинку», и закончилось все быстрым, но тем не менее чувственным актом любви. Они оба опаздывали на работу. Аркадий был ласков и предупредителен. Сам приготовил ей свежий апельсиновый сок, пару тостов с мармеладом и принес их, когда она уже заканчивала одеваться. «Ты самая восхитительная женщина, Виктория Соболева, – сказал тогда Аркадий. – Знаешь, что ты меня заставляешь чувствовать себя сексуальным маньяком?» Она только смеялась, шутливо отвергая поцелуи, которыми муж осыпал ее шею и грудь. Где уж ей было догадаться, что тем же вечером ее дражайший супруг превратится в самого настоящего сексуального маньяка и изнасилует едва знакомую женщину?
– А вам было известно, какое событие отмечалось в тот вечер? – спросил обвинитель официанта.
