Андрей Зотов - Разлюбовь, или Злое золото неба
Но, оказалось, дело в другом. Генерал накрыл бокал с недопитым чаем своей небольшой ладонью и неожиданно выдал фразу, которую потом я долго не мог забыть.
– Там кто-то есть, – сказал он, показывая глазами вверх, в небо. – Выше атмосферы, тропосферы, ионосферы. Понимаешь?
Понимать-то я понимал. Но вот с верой в это были проблемы.
– Вы в это верите? – тихо спросил я.
– Верю. Я, генерал ФСБ, большой начальник и атеист, в прошлом коммунист и даже секретарь партийной организации, – верю… Пришлось поверить. И знаешь почему? – Он перешел на «ты», и тон его сделался еще более доверительным. – А я тебе сейчас скажу. Потому что когда наш Су-27 вышел на исходную позицию для атаки, и когда уже был произведен ракетный залп, и когда головки наведения двух ракет уже захватили объект и ракеты стали к нему приближаться, майор, который пилотировал «Су»… как бы это сказать… заболел.
Я смотрел на него, открыв рот. Это уже была не фантастика, а, скорее, клиника.
– Заболел?
– Да, заболел.
– Чем? – тупо спросил я.
– Чем?.. С ума он сошел, – сказал генерал. – Ты бы слышал, что он нес в эфире… У меня волосы на голове шевелились… Но это еще не все. – Он вздохнул. – К сожалению, это еще не все. Ракетный дивизион, который вел объект, вышел из строя. Весь, целиком.
– Что, тоже заболел? – спросил я. (Ну, вопрос!)
– И это тоже… Вышла из строя аппаратура – вся, абсолютно вся. – Теперь генерал говорил громким шепотом и глядел мне при этом прямо в глаза. Мне жутковато стало от его взгляда. Может, он сам псих? – Пустые экраны… Майор в больнице… Он посадил «Сушку» чудом, просто каким-то чудом. Не истребитель, а груда цветного металла…
– В смысле? – не понял я.
– Все его бортовые системы оказались выведены из строя, включая дублирующие. Ты не представляешь, как все это выглядело. Знаешь, я всякого повидал на своем веку… Вся электроника, все бортовое оружие, двигатель – ничего не работает… А это, я тебе скажу, машина супернадежная… Как он ее сажал?!. Даже фонарь не открывался, пришлось вскрывать… Сейчас там работает комиссия… Повышенная секретность… Семь операторов дивизиона в больнице, бормочут что-то… Я подал в отставку.
Он замолчал. Я водил пальцем по клеенке. Что говорят в таких случаях? Одно ясно: Марголин генерал серьезный, это тебе не войска ПВО или какие-нибудь ВМС.
– А летчик? – спросил я.
– Майор-то? – Генерал встряхнулся и, достав из кармана мобильный, стал быстро набирать номер. – Майор глух и нем. Мычит… Под себя ходит… Вот почему мне тебя жалко… Понял?
Я молча кивнул.
– Машину к подъезду! – велел он в телефон. – Айда – проводишь.
Мы оделись и медленно пошли по ступенькам вниз. Голова у меня шла кругом от полученной информации, хотя после прилета «Валдая» я думал, что теперь-то удивить меня чем-нибудь будет практически невозможно. И уже на улице Марголин признался:
– Я почему тебе это рассказал, Андрей… Евка моя к тебе неравнодушна… Иначе, сам понимаешь… на кой хрен ты мне нужен… Извини, конечно, за прямоту.
Дела! Вот уж дела, так дела.
– Ну я заодно и посмотреть на тебя решил. – Он натягивал перчатки, придерживая папку подмышкой. – Мне ведь Юриков рассказывал, как ты его за жопу взял в подворотне. На бандюгу, говорит, похож этот Мартов. И повадки у него бандитские.
– Уж какие есть, – сказал я. – А в честь чего вы решили его к дочке приставить?
– В честь чего? – Он смотрел на меня оценивающе, словно прикидывал все «за» и «против». – А в честь того, что она у меня одна… Словно в ночи луна… И чего она в тебе, спрашивается, нашла?.. Чего она в тебе нашла, Мартов? Ты вон даже в армии не служил. И из института тебя поперли. Хоть за дело поперли?
– Подвернулся под горячую руку, вот и поперли.
– Не ври, Мартов, я все знаю, за дело поперли.
Из-за угла дома показалась черная «Волга» с короткой толстой антенной на крыше. Мы глядели, как медленно и осторожно едет она меж машин, стоявших одна к одной по обеим сторонам дороги.
– Ты знаешь, мы живем с ней вдвоем, мама у нас умерла… – совсем тихо сказал генерал. – И, кроме нее, у меня нет больше никого… Хочется, чтобы хоть у нее было все по-людски… Семья, дети… Она вообще скрытная, вся в меня, а тут как-то всю ночь мы с ней проговорили… она про тебя и сказала. И фотографии показывала. Она тебе два письма написала. Получил?
– Да нет. – Я развел руками. – Может, она их на общагу послала? Но я там не живу.
– А может, просто не отправила, – раздумчиво сказал генерал самому себе. – Я был у вас в общежитии. Там мне и дали этот адрес. Некто Улугбук дал.
– Улугбек, наверное, – мягко поправил я.
«Волга» тихо скрипнула тормозами возле подъезда.
– Я думал, что уже все повидал, – так же тихо сказал генерал, глядя на нее. – Оказывается, не все. Есть вещи, о которых я даже не подозревал… Ты в церковь ходишь? – вдруг спросил он.
– Да нет.
– А я сегодня был… Оказывается, Андрей, есть сила, гораздо сильнее ракетных залпов и всего такого… – Он пошевелил перед собой пальцами в черных перчатках. – Сила другого порядка. Страшная сила. И ты стал иметь к ней какое-то отношение. Ты как себя чувствуешь?
Я пожал плечами, прислушиваясь к себе:
– Нормально.
– Ну, тогда бывай. Надеюсь, у Евки это пройдет. Если письмишко-то получишь, ответь как-нибудь… толково, ты же писатель. Чтобы она не особо обольщалась на твой скромный счет. Задача ясна? – Он снял перчатку, и я пожал ему руку. Задача была предельно ясна. И потом, глядя вослед машине, увозившей его в отставку, я чувствовал невероятное облегчение, что вот все и подтвердилось насчет «Валдая». И вместе с тем от того, к а к это подтвердилось, мне было не по себе. С учетом новой информации все, связанное с этим летательным аппаратом, приобрело теперь еще более неопределенные и потому жутковатые очертания. Было такое чувство, будто все происходит не с тобой, а с тем, внутри которого ты живешь, – странное такое чувство, страшноватое, новое. А о Евке я старался не думать.
Глава 26
Не знаю уж, как представил меня дантист криптологу Фомичеву, но домой Александр Викентьевич меня не пригласил, а назначил встречу в пятницу, в 13.00 в Петровском парке.
– Я буду… с собакой, – сказал он в два приема. – Это эрдельтерьер. Я буду в белой куртке… с капюшоном. А как я узнаю вас?
Судя по голосу, ему стукнуло уже лет сто. На вид оказалось около семидесяти. В молодости, должно быть, он пользовался успехом у женщин: высокий, с тонкими чертами слегка скуластого лица и слегка выцветшими, но все еще голубыми глазами, он и сейчас обращал на себя внимание. Однако время есть время. Теперь Александр Викентьевич сильно сутулился, огонь в нем почти угас, и ноги шаркали по асфальту без особого энтузиазма. Эрдель, выглядевший немногим лучше, вяло брел впереди, то и дело оглядываясь на хозяина, и чем-то напоминал маленькую старую понурую лошадь, которую ведут на убой. Мы медленно шли по одной из аллей Петровского парка, а с неба моросил мелкий-мелкий едва заметный дождик.
– По правде говоря, молодой человек, – говорил Фомичев, – я и по сей день нахожусь в некотором недоумении по поводу прочитанного. Впрочем, специфика моей теперешней работы предполагает максимально точное воспроизведение зашифрованного текста и не более того. А что за ним стоит, меня, как правило, не касается. Это два основных принципа, которым я следую безусловно. Вы следите за моей мыслью?
– Конечно, Александр Викентьевич.
– Вы имеете отношение к криптологии?
– Скорее, нет, чем да, – сказал я.
– Тогда не буду вас утомлять. Отделаюсь самыми общими словами. Шифр, использованный здесь, достаточно простой, я бы даже сказал, примитивный. Трудность состояла в том, что само письмо условно делится на три части. В расшифровке первой кроется ключ ко второй – это так называемая ступенчатая лейпа, или, как ее еще называют, тайнопись-ли. В расшифровке второй части заключается ключ к третьей. Сами части маленькие, по три-четыре предложения, но по какой-то причине автор счел необходимым упаковать текст именно так. Побудившие его на это мотивы мне неизвестны. Я мог бы высказать несколько своих предположений по этому поводу, но думаю, вас интересуют не столько мои гипотезы, сколько конечный результат, то есть расшифрованный текст.
– В общем, да.
– Я так и думал. Хочу оговориться сразу, – голос у Александра Викентьевича сделался немножко извиняющимся, – мои услуги стоят денежку – Иван Францевич вам об этом говорил?
Я так понял, что Фомичев имел в виду дантиста. Ишь ты – Иван Францевич!
– Разумеется. – Я полез за бумажником. – Сколько я вам должен?
– Услуги специалиста моего уровня стоят не так дешево, молодой человек, как вам, вероятно, думается, – стал он набивать цену. – Сами понимаете, работа достаточно специфична. У меня очень много заказов…
– Я все понимаю, Александр Викентьевич. Поэтому и спрашиваю – сколько? Не стесняйтесь, говорите сумму.
