Станислав Родионов - Задание
— Мужская, — коротко ответил Петельников.
— Что за мужская?
— У истинного мужчины есть две задачи: переделать себя и переделать мир.
— Зачем переделать себя?
— А ты собой доволен?
— Зачем переделать мир?
— А ты миром доволен?
Бледный задумался: к таким беседам он не привык. Ни дозы, ни трепа, ни расслабона. Странная квартира, непонятный мужик, покрасивевшая Ирка… Не найдя ответа ни о переделке себя, ни о переделке мира, Бледный вдруг спросил:
— А вы правда сыщик?
— Натуральный.
— А где же работаете?
Ответить Петельников не успел: на белой тахте зазвонил оранжевый телефон. Капитан подошел и снял трубку. Вроде бы он не сказал ни слова, слушая другого. Но Леденцов видел, как капитан выпрямился, лицо его стало тверже, опустевшие глаза уже никого не замечали… Трубку он слушал с полминуты и бросил ее на аппарат как уже мешавшую.
Петельников выключил музыку. Ребята повернули к нему головы, ожидая чего-то интересного. Но капитан их уже не видел.
— Боря, Гундосый возник. Едем!
В передней они надели ботинки и схватили куртки. Ребята ошарашенно выскочили к ним.
— А мы? — удивилась Ирка.
— Оставайтесь, — бросил капитан уже на ходу.
— А Желток куда? — все-таки успел спросить Бледный.
— Какой желток?
— Борька… Он-то кто?
— Он младший сыщик. Ждите, мы скоро…
Гости вернулись в комнату, но кофе пить не стали, опять рассевшись по креслицам. Горел яркий свет, дымился кофе, сидели люди… И было тихо, как на поминках. Они бы не смогли объяснить, почему без хозяина не хотелось ни говорить, ни есть…
В этой тишине занудно скрипнуло. Убегая, Петельников что-то брал из шкафа, не запер, и дверца теперь отъехала. Шиндорга подошел, намереваясь ее закрыть. Но не закрыл, остолбенело уставившись в темноту шкафа, будто увидел там привидение.
— Что? — спросил Бледный.
Шиндорга безмолвно поднял руку и ткнул ею в шкаф, как отмахнулся от кого-то нападавшего. Тогда Бледный, Ирка и Артист подбежали к Шиндорге и глянули туда, куда он показывал…
В шкафу висел новенький милицейский китель с капитанскими погонами.
32
Десять гаражей прижались к глухой стене дома ровненьким рядом. Все они были легкими, каркасными, лишь один, в середине, выделялся серыми стенами из силикатного кирпича и крепкой бетонной крышей. Приземистый и глухой, как дот. В нем Паша-гундосый и засел.
— Как все произошло? — спросил капитан пожилого оперативника Фомина.
— Пашу приметили во дворе, позвонили нам. Мы в пять минут приехали. Он нас засек и побежал. Хозяин этого гаража пошел зачем-то домой, вот в этот корпус, а дверь не закрыл. Паша схватил девочку как прикрытие и юркнул в гараж…
— Сколько девочке?
— Семь лет.
— Родители знают?
— С матерью сидит капитан Кашина.
— Как звать девочку? — спросил Петельников, сам не понимая зачем, ибо ее имя для оперативной задачи не имело значения.
— Света.
Они стояли под углом к гаражу, метрах в тридцати, у мусорных бачков, и смотрели на его распахнутые стальные двери. С другой стороны гаража темнели фигуры еще двух оперативников. В кустах залегли Шатохин с Акулинушкиным. Две милицейские машины перегородили проезд… Микрорайон был оцеплен.
— У него же обрез, один выстрел…
— У него пистолет, товарищ капитан, и два кармана патронов.
И Фомин показал на грузовик, переднее стекло которого было в трех местах продырявлено пулями. Петельников все понял без слов: оперативники подгоняли автомобиль к дверям, чтобы затем ворваться в гараж.
— Товарищ капитан, — тихо сказал Леденцов, — по другим гаражам можно добежать до крыши…
— И что? Листовая сталь залита бетоном.
Девочка Света… Они не могли стрелять и не могли применить никакие технические средства. Чего проще пригнать пожарные машины и шарахнуть в гараж из брандспойта. Мокрый Паша сам бы выскочил, как суслик из норы. Но девочка, девочка…
В гараже было тихо и темно, будто в пещере. Девочка, девочка… Связана ли она, в машине ли закрыта, прикрывает ли он ее тельцем свою впалую немужскую грудь?..
Петельников снял куртку, отдал ее Леденцову и приказал:
— Всем оставаться на местах!
Капитан подскочил к громадному пустому бачку для отбросов, стоявшему «на попа», и повалил его. Из чего он? Видимо, из оцинкованной толстой жести. Петельников толкнул его ногой. Бачок, а вернее, бочкообразный контейнер покатился легко. Капитан упал за него на четвереньки и, толкая рукой, покатил на гараж. Скрипел песок и мелкое стекло. Контейнер громыхал на случайных камнях и выступах, надежно закрывая ползущего сзади Петельникова.
До гаражного входа оставалось метров десять, когда там блеснуло, словно чиркнули спичку. Выстрел, сдавленный кирпичными стенами, вышел негромким. Петельников не видел блеска и плохо слышал выстрел, но его удивил почти музыкальный звон контейнера и убежавший звук над ухом, точно тренькнула балалаечная струна. Неужели пуля пробила железо? Какой же у него пистолет — Макарова?
Высокий детский крик вырвался из гаража: видимо, девочка испугалась стрельбы.
— Подонок! — выругался Петельников, дернул на себя бак и пополз обратно, уже не очень маскируясь…
— Может, снайпера? — спросил Леденцов.
— Он ребенком прикроется, — уныло отозвался Фомин.
Капитан отряхнул пиджак. Темнело. В пятиэтажном корпусе напротив зажглись уже окна. Люди прильнули к стеклам, вглядываясь в схватку, в живой детектив, точно сошедший на землю с телевизионных экранов. Петельников передернул плечами от холодка, забыв про куртку.
Социальные причины преступности, психологические, биологические, экономические причины… Но ведь есть же, черт возьми, общечеловеческие! Инстинкты есть, в конце концов… Неужели они своей пращурной силой не сожмут сердце Гундосого от одного только крика ребенка? Или у него сейчас только один инстинкт — спастись?
— А если всем сразу и зигзагами? — нетерпеливо предложил Леденцов.
— И одного-двух недосчитаться? — усмехнулся капитан и опять приказал: — Всем оставаться на местах!
Он постоял, набирая в легкие воздуха, словно готовился прыгнуть в воду. Леденцов сделал неуверенное движение, намереваясь остановить его от того прыжка, к которому он готовился. Но капитан уже пошел.
Двигался он прямо и спокойно. Только вспотел лоб да окостенели руки в карманах пиджака. Темная пасть гаража надвигалась. Петельников шел все медленнее, с каждым шагом решая, испытать ли судьбу еще на один метр… Когда разгляделись белые глаза фар, ноги стали сами. Капитан был на таком виду, что попасть в него мог бы даже сильно близорукий.
— Паша, говорить буду!
— Еще шагнешь, начальник, и сделаю дырки, — предупредил Гундосый.
— Паша, тебе светил срок… Зачем на «вышку» идешь?
— Нет мне ни жизни, ни воли! — крикнул Гундосый тонким и отчаянным голосом.
— Брось оружие! Мы же тебя не выпустим…
— Но и не возьмете! Себя убью и малютку порешу!
Петельников переступил с ноги на ногу, как связанный. Ни вперед нельзя, ни назад: впереди убьют, а назад он сам не пойдет.
— Паша, отдай ребенка…
— Выпустите из гаража — отдам.
— Выпустим, — твердо сказал капитан.
— Дай слово, начальник, что не станете стрелять.
— Даю честное слово, что стрелять не будем.
— Тогда иди к бачкам, а малютку я оставлю тут.
Петельников отошел к ребятам, не совсем понимая тактику Гундосого. Просил не стрелять, но ведь можно взять и без выстрелов.
Взревевший мотор все объяснил «Москвич» выскочил из гаража, разбегаясь с нарастающей силой: ему нужно было промчаться мимо оперативников на скорости. Петельников и Леденцов, слитно стоявшие плечом к плечу как расслоились: капитан побежал в гараж, а Леденцов ринулся наперерез машине..
Девочка прижалась к стене, боясь шелохнуться: на ее щеке отпечаталась грязная пятерня Гундосого.
— Света — весело позвал капитан. — Неужели ты испугалась? Ведь мы же снимали кино.
Леденцов прыгнул. Удар грудью пришелся на середину капота. Он сползал по нему, ища руками какой-нибудь выступ или выемку. Нащупав «дворник», лейтенант ухватился за него, распластавшись на капоте. Он думал, что его присутствие остановит Гундосого. Но тот рулил, все разгоняя машину. Они выскочили на обводное тихое шоссе.
Скорость была за сотню километров. Поток воздуха так припечатал Леденцова к капоту, что теперь он мог даже не держаться. Редкие встречные машины уворачивались и с воем оставались сзади. Леденцов подтянулся и наполз на стекло, чтобы загородить ему видимость. Но Гундосый мчался, и уже было не ясно видит он дорогу или нет. Вероятно, видел плохо, потому что начал резко вилять, чтобы сбросить оперативника. Пришлось крепче уцепиться за «дворник».
