Станислав Родионов - Преступник
Обзор книги Станислав Родионов - Преступник
1
Петельников смотрел на скоропишущего следователя; на эксперта-криминалиста, приседавшего, прилегавшего на живот и ходившего на четвереньках; на Леденцова, зыркавшего по квартире наметанным взглядом; на всегда безмолвных понятых… Смотрел на десятки раз виденное — не сотни ли? — и принимал все лишь глазами, ибо его сознание обратилось в память, перебирая эти самые десятки прошлых краж и выискивая что-нибудь свежее. Но сегодняшняя кража казалась настолько безликой, что не шла ни в какой ряд, — или же, наоборот, могла быть пристегнутой к любому.
— Замок открыли путем подбора ключей, — тускло сообщил эксперт.
Впрочем, «изюминка» была, если только это слово допустимо к квартирной краже: странная распахнутость всего и вся. Шкафы, столы, тумбы, коробки… Даже кастрюли на кухне стояли без крышек. Что-то искали.
— Трудились в перчатках, — буркнул эксперт.
Петельников скосился на его ученую голову, припавшую к лакированному подлокотнику кресла. Хотя бы уж тоном сдабривал свою унылую информацию.
— Следов обуви нет, — оповестил эксперт, принимаясь еще раз фотографировать общий вид и черноту распахнутой мебели.
— А что есть? — не утерпел Петельников.
— Сочинить, что ли? — справедливо огрызнулся эксперт.
Отпечатков пальцев нет, следов обуви нет, следов орудия взлома нет… Вся надежда на случайного очевидца да на украденные вещи, могущие где-нибудь всплыть. И Петельников подошел к хозяйке, уже проверявшей, с разрешения эксперта, свои шкафы.
— Анна Васильевна, что пропало?
— Триста рублей, — сказала она, как-то вдруг сразу обидевшись.
— Где лежали?
— В баночке, а баночка вон там…
Перегнув короткое полное тело, которое сделалось коконоподобным, она ткнула банкой из-под кофе в нижнее отделение шкафа. Петельников знал эту незатейливую привычку из времен бабушек, из времен комодов таить деньги в чистом белье, где-нибудь между синеватыми простынями. Но эту привычку знали и домушники.
— Какими купюрами?
— Десятками.
— А вещи?
— Пока вроде все цело…
— Если обнаружите пропажу, то сразу же нас известите.
Вещи целы. Тогда понятны эти раскрытые дверцы, выдвинутые ящики и сброшенные крышки: искали деньги. Есть домушники, не желающие обременяться шубейками, хрусталем и ценной радиоаппаратурой. Чтобы не сбывать, чтобы не следить. То ли дело готовые деньги. И это лишало уголовный розыск надежды на, может быть, единственный след.
— Вы когда вернулись домой?
— В пять часов, после работы.
— А муж? — Петельников кивнул ему, подзывая для общего разговора.
— Час назад, еще не обедал…
Супруг ответил, хмурясь сурово, и было не понять от чего: от вопроса ли, от кражи ли или от того, что еще не обедал. Значит, в квартиру проникли утром, а скорее всего в первой тихой половине дня, когда все на работе.
— Кого-нибудь подозреваете?
— Соседи смирные, родственников и детей не имеем. — Анна Васильевна так и не выпустила банку, изредка заглядывая в нее с безрассудной надеждой.
— С худыми приятелями не водимся, — добавил муж.
Петельников унюхал легкий игривый запах и неприязненно оглядел супруга — худой, остролицый мужчина с редкими серыми волосами, сквозь которые хорошо виделась розовато-белесая кожа. Пообедать он не смог, а пивка влить успел. Петельников улыбнулся. Ему казалось, что он сейчас улыбается и этой силовой улыбкой давит неуместное раздражение, которое шло от глухой, бесследной кражи. Подумаешь, мужик выпил после работы кружку пива…
— Товарищ капитан, мы прошлись по соседям.
Леденцов казался раздвоенно-растроенным, вездесущим. Только что вроде бы стоял у серванта и вертел какой-то флакончик… Но пахнуло от лейтенанта не духами, а пирожком с мясом. Что это сегодня мир воспринимается в запахах, как у собаки?
— Жуешь? — тихо спросил Петельников.
— С утра не ел. — Леденцов проглотил остаток пирожка.
— Ну?
— Соседи ничего не видели и не слышали.
— Тогда жуй.
— Уже нечего, товарищ капитан.
Эксперт укладывал сумки, следователь перестал оглядывать комнаты и молчаливо строчить свой бесконечный протокол, понятые расписались… Работа на месте происшествия подошла к концу.
Петельников захлопнул блокнот и вновь оказался возле потерпевших.
— Товарищи Смагины, еще вопросик… У вас не хранилось чего-нибудь ценного или необыкновенного?
— Что? — удивился муж, отчего его худое лицо стало еще острее.
— Ну, скажем, картины, иконы, драгоценности?..
— С какой стати? — теперь удивилась Анна Васильевна.
— Мы не торгаши. — Супруг игриво поерошил свои полегшие волосы, и стало ясно, что пива он выпил две кружки.
Петельников еще раз прошелся по квартире — просто так, рассеянно, в надежде высмотреть какую-нибудь странную деталь уже другим, как бы посторонним взглядом. На кухне штабельком лежали голубые пачки стирального порошка «Лоск». Капитан стал, задумавшись.
— Отпечатков пальцев на них нет, — усмехнулся криминалист.
— Хороший порошок? — спросил Петельников у хозяйки.
— Отличный.
— А я купил «Лотос».
— Что вы, этот лучше. Только редко бывает в магазинах.
— Я вообще не видел…
Пришла самая противная минута: оперативная группа покидала место преступления. Потерпевшие останутся в квартире, на затоптанном полу, среди развороченного белья и одежды, у опыленной порошком эксперта мебели — одни, после кражи, со своим настроением. Что им сказать на прощание? Заверить, что краденое отыщут? Что преступников поймают? Или пожелать спокойной ночи?
И когда все: следователь, Леденцов, эксперт, участковый инспектор, понятые — вышли, Петельников сказал Смагиным чуть неопределенное, чуть обещающее и поэтому чуть успокаивающее:
— Мы еще встретимся…
Октябрьский холодный воздух, городской шумок и уже вечерние окна других, необворованных квартир отстранили заботу. Леденцов распахнул дверцу машины.
— Товарищ капитан, вы утверждали, что на каждом месте преступления есть минимум одна загадка.
— Утверждал.
— Только не на этом. Кто-то искал деньги, чтобы скорее пропить.
— Тут не одна загадка…
— Какие, товарищ капитан? — не спросил, а распевно удивился Леденцов.
— Зачем он открывал шкафы и ящики?
— Искал купюры.
— А зачем открыл крупяные банки на кухне?
— Женщины и там прячут деньги.
— А зачем открыл кастрюли с супом?
Леденцов не ответил, уставившись на капитана своим упрямым и — от рыжих волос, что ли? — рыжеватым взглядом.
— А что он искал в чайнике с водой? — добавил Петельников.
2
Великоватый плащ с широким поднятым воротником и спортивная шапочка, натянутая почти на глаза, скрадывали человека до безликости, до какой-то завернуто-обернутой фигуры. Он стоял на последней лестничной площадке и слушал звуки уходящего утра. Их почти не было. В квартирах уже отшумела вода, отстучали спешные шаги и отхлопали двери. Лишь где-то внизу, на первом этаже, бессмысленно тявкала собачка.
Видимо, звуковой фон его удовлетворил: человек вытащил из кармана плаща медицинские перчатки и натянул на руки, отчего резина так истончилась, что стала прозрачной. Он оглядел три двери, выходившие на площадку, и выбрал среднюю. Казалось, человек поступает наобум. Случайная лестничная площадка, любая дверь… Но в его действиях была скрытая, лишь ему известная причинность: площадка выбрана на последнем этаже, где исключена ходьба жильцов из нижних квартир, дверь выбрана однозамочная и скорее всего не двойная.
Человек позвонил как-то необязательно, будто примеривался. И ждал так долго, что и спящий успел бы подняться. Второй раз звонил длиннее и настойчивей, но ответа ждал меньше. Третий звонок вышел небрежным, на всякий случай. И тогда у человека, словно выпав из рукава, оказалась грузная связка ключей. Он еще раз глянул вниз и подступился к замку…
Пошло другое время — долгое, тревожное. Ключи не подходили. Человек нервно скреб по металлу, оглядывался и примеривал следующий ключ.
Видимо, прошло минут двадцать, прежде чем замок согласно провернулся. Человек вздохнул и опустил теперь уже ненужную связку металла в карман, отчего плащ скособочило с заметной силой. Оставалось войти в квартиру. Но человек, широко распахнув дверь и все-таки проверив, нет ли второй, не вошел, а прикрыл ее осторожненько. И легко побежал вниз, на улицу.
К дому подступал низкий прозрачный скверик, разбитый в междомье: цветы, скамейки и кусты. Человек в плаще и спортивной шапочке выбрал место отдаленное, за кустом, который, заслоняя, не мешал уже редкими листьями видеть парадное. И все-таки человек еще прикрылся и газетой, изобразив читателя.
