Наталья Александрова - Волшебный компас Колумба. Неизвестный шедевр Рембрандта
– Ага, как же, не занимаетесь. – Майор выразительно оглядел тюки и коробки. – Ладно, я обещал – я свое слово сдержу. Если, конечно, ты свое сдержишь.
– А я свое слово уже сдержала, я вам все сказала – что он велел с ней сделать и сколько за это заплатил… То есть сколько обещал нам заплатить…
– Ну, насчет оплаты – это не ты, этот твой друг, светоч мысли, проговорился. А ты мне не ответила на самый главный вопрос – кто вас на это дело нанял…
– Марюсенька, что он говорит! – подал голос Константин. – Что он меня какой-то светочью обзывает!
Марья молчала, на ее лице отражалась работа мысли – она прикидывала, что ей грозит большей опасностью – молчание или откровенность.
– Да уж давай, решайся! – поторопил ее майор. – Сказала «а» – говори уж и «б»! Или какую другую букву из своего небогатого запаса. Тем более что этот человек вас кинул, деньги оставшиеся не заплатил… Так что ты ему ничего не должна!
– А мне на это глубоко наплевать, – проговорила наконец женщина. – Что я ему должна и чего не должна.
– Почему же тогда ты молчишь?
– А потому. – Мария понизила голос. – Потому, что боюсь я его. Больно уж он страшный…
– Чем же он так тебя напугал? – заинтересовался майор. – Вроде бы ты и сама не из пугливых, нервы у тебя из стальной проволоки сделаны, знакомые у тебя такие же, с которыми в темное время суток встречаться не рекомендуется. – Он снова выразительно оглядел мешки и коробки. – Чем же на тебя этот человек так подействовал?
– Вот насчет темного времени… – Марья Фоминична понизила голос. – Как раз в темное время это и случилось… Шла я, значит, поздно вечером из магазина… Из «Улыбки» этой самой… Я ведь у них там иногда по вечерам прибираюсь, так что заканчиваю уже в темноте. Значит, шла я поздно вечером…
Марья Фоминична была женщина решительная и не боязливая, не страдала обычными женскими страхами. В частности, совершенно не боялась в темноте ходить по пустым улицам. Этому имелись две причины: обычных уличных хулиганов она и вовсе в грош не ставила, с ними у нее разговор был короткий – кулаком в зубы или ногой в какое-нибудь весьма чувствительное место, а с людьми более серьезными и более опасными, которые промышляли по ночам в окрестностях «Паровозного музея», они с Константином поддерживали взаимовыгодные и даже, можно сказать, дружеские отношения.
Поэтому она даже решила немного сократить дорогу, пройдя через проходной двор, пользующийся среди окрестного населения самой дурной славой.
Однако, свернув в этот двор и пройдя его почти до середины, Марья Фоминична раскаялась в своем поступке, потому что там, где обычно светил одинокий фонарь, разгоняя мрачную и пугающую темноту, на этот раз царил густой и непроглядный мрак.
Поворачивать было поздно, Марья прибавила шагу, чтобы как можно скорее пройти опасное место.
Вдруг она услышала за своей спиной быстрые приближающиеся шаги.
Она обернулась, но увидела в темноте только еще более темный силуэт, на котором выделялось только чуть более светлое овальное пятно лица. Этот темный силуэт придвинулся к ней вплотную и угрожающе навис над ней.
Марья Фоминична хотела было ударить незнакомца – но не смогла пошевелить ни рукой, ни ногой, ее конечности стали тяжелыми, словно налились свинцом.
– Ты чего тут ходишь в темноте? – проговорила она, от страха невольно понизив голос. – Ты чего тут приличных людей пугаешь? Ты кто вообще такой?
– Кто я такой – это тебя совершенно не касается, – прозвучал во мраке голос. Голос этот был такой страшный, что сердце Марьи Фоминичны провалилось куда-то очень глубоко.
Голос незнакомца был неживой, холодный и какой-то механический. Как будто это говорил не человек, а страшный, безжалостный, бездушный механизм.
– А ну, отвали! – попробовала Марья неоднократно проверенный метод. – Вали отсюда срочно, если не хочешь на неприятности нарваться! Ты знаешь, на кого наткнулся? Я, между прочим, с самим Утюгом знакома, он тебе голову оторвет, если я ему только слово скажу!
– Угомонись, Мария! – перебил женщину страшный голос незнакомца. – Я отлично знаю, кто ты такая. И Утюга твоего ничуть не боюсь, если понадобится – я его вообще от розетки отключу, и остынет твой Утюг в три счета!
От этих слов Марья Фоминична похолодела.
По тону незнакомца чувствовалось, что он не шутит, что он и в самом деле ничуть не боится всесильного Утюга. Но еще хуже было то, что он назвал ее по имени. Значит, это не случайный хулиган и даже не залетный грабитель-гастролер. Это какой-то серьезный и опасный человек, который подстерегал здесь именно ее.
Незнакомец, видимо, почувствовал ее страх.
Отчасти именно этого он и добивался – чтобы она испугалась и стала сговорчивой и покладистой. Но теперь он решил немного успокоить ее и снова заговорил:
– Я отлично знаю, кто ты такая, и если бы захотел – убил бы тебя не задумываясь. Но мне это сейчас не нужно. Мне нужно, чтобы вы с Константином для меня одно простое дело сделали. Очень простое. Я вам за это даже деньги заплачу. Десять тысяч рублей. Пять сейчас, пять – когда сделаешь.
С этими словами он протянул к Марье руку и вложил в ее дрожащую от страха ладонь хрустящую бумажку.
При этом Марья Фоминична на мгновение почувствовала руку незнакомца. Рука эта была, как его голос – холодная и неживая. И еще какая-то скрюченная, как ветка старого дерева.
А вот бумажка, которую он вложил в руку женщины, была самая что ни на есть приятная, самая настоящая – Марья Фоминична прекрасно отличала настоящие деньги на ощупь, безо всякого инфракрасного или ультрафиолетового освещения, безо всякого специального аппарата. Более того, она на ощупь безошибочно определяла номинал купюры, и сейчас узнала, что в руке у нее – пять тысяч.
От этого она приободрилась настолько, что снова обрела голос и спросила:
– Делать-то что нужно?
– Вот это – правильно! – одобрил незнакомец. – Делать нужно вот что. Знаешь котельную в соседнем дворе?
– Еще бы мне не знать! Я тут все дворы как свои пять пальцев знаю! Или даже лучше!
– Так вот, завтра здесь появится молодая женщина с собакой…
– С собакой? – опасливо переспросила женщина. – А собака-то большая?
– Собака как собака! Тебе нужно будет собаку как-то отвлечь, а женщину заманить в подвал котельной и запереть там.
– Это статья… – неуверенно проговорила Марья Фоминична. – Это… как его… похищение. Я такими делами не занимаюсь.
– Не занимаешься? – Незнакомец угрожающе склонился над ней, и Марья Фоминична почувствовала дуновение могильного холода. – Ну да, ты больше насчет скупки краденого…
– Не знаю, о чем ты говоришь… – поспешно выпалила Мария.
– Очень даже знаешь… В общем, так: сделаешь, что я сказал – я тебе заплачу еще пять тысяч и оставлю тебя в покое, больше меня не увидишь. Не сделаешь – пеняй на себя, лежать вам с Константином на Старообрядческом кладбище…
– Сделаю… – испуганно пробормотала Марья Фоминична.
– Ну вот, давно бы так! Я в тебе не сомневался! – Незнакомец отступил назад и растворился во мраке.
– Ну вот, – проговорила Марья Фоминична, закончив свой рассказ. – Сильно он меня напугал, поэтому я все сделала, как он велел… Мы с Константином сделали, – уточнила она на всякий случай, чтобы не брать ответственность только на себя. – Исключительно от страха…
– А он нам пять тысяч так и не заплатил! – подал голос ее принципиальный сожитель.
– Значит, не только от страха, – отметил майор. – Но еще и из корыстных соображений.
– Из каких таких соображений? – переспросил Константин.
– Из корыстных! – повторил майор. – То есть за деньги!
– Да разве же это деньги? – проныла Марья Фоминична. – Всего-то пять тысяч!
– Пять тысяч – тоже деньги! – строго возразил Веригин и задумчиво проговорил: – Ты все вспомнила, что он тебе сказал?
– Все! – воскликнула женщина и ударила себя кулаком в грудь в подтверждение своей искренности. – Все, как на этом… на духу!
– Допустим… – задумчиво протянул майор. – А почему этот человек упомянул именно Старообрядческое кладбище? Вроде бы тут ближе Кузнецовское…
– Откуда же я знаю? – Марья Фоминична всем своим лицом изобразила недоумение. – Может, он сам из староверов, или родственники у него там работают…
– Может быть, – кивнул майор, но в голосе его не было уверенности. – Может быть…
Кристофоро возвращался из дворца герцога в смятенных чувствах.
Ему показалось, что герцог заинтересовался его предложением – но отчего же прямо не сказал об этом? И кто была та знатная дама, которая присутствовала при их разговоре?
Кристофоро вернулся на постоялый двор, но не мог ни есть, ни спать от пережитого волнения.
Неужели и на этот раз ему не удалось добиться поддержки? Неужели и на этот раз он не смог заразить знатного и богатого господина своей уверенностью в победе?
