Йен Колдуэлл - Правило четырех
Пол берет в руку второй листок.
«Председатель Эпплтон, я пишу вам для того, чтобы сообщить хорошие новости. Моя работа над „Гипнеротомахией“ близится к успешному завершению. Как обещано (зачеркнуто) Результаты станут крупнейшим вкладом в изучение истории Ренессанса уже в этом или следующем году. До их опубликования я хочу получить подтверждение того, что должность доцента все еще остается за мной. Мое сердце склоняется в пользу Гарварда, но я не уверен, что смогу противиться другим предложениям, которые последуют со стороны других университетов после публикации».
Пол еще читает письмо.
— Он собирался присвоить мои результаты, — шепчет он, отступая от стола к стене.
— Разве такое возможно?
— Может быть, думал, что никто не поверит какому-то студенту.
Я перевожу взгляд на письмо.
— Когда он предложил отпечатать твою диссертацию?
— В прошлом месяце.
— Так он давно это спланировал?
Пол бросает на меня сердитый взгляд и проводит рукой по крышке стола.
— Разве не понятно? Билл же рассылал письма еще с января.
Его внимание привлекает высовывающийся из-под писем уголок листа другого цвета. Пол вытаскивает бумажку и начинает читать.
«Ричард, надеюсь, мое письмо застанет вас в добром здравии. Возможно, в Италии вам повезло больше, чем в Нью-Йорке. Если нет, то тогда мы оба понимаем, в какой ситуации оказались. Мы также знаем Винсента. Думаю, справедливо будет сказать, что у него есть планы на все случаи. Поэтому делаю вам предложение о разделении труда на справедливых, в чем вы, полагаю, со мной согласитесь, условиях. Результаты вполне устроят нас обоих. Пожалуйста, свяжитесь со мной для более детального обсуждения. Оставьте мне номера своих телефонов во Флоренции и Риме — на почту полагаться нельзя, — так как хотел бы уладить все как можно скорее. Б».
Ответ — другой ручкой и другой рукой — написан внизу того же листа. Здесь же два телефонных номера, перед первым стоит буква Ф, перед вторым — Р.
«Позвони в нерабочее время. Как насчет Пола? Ричард».
Пол молча смотрит на листок. Потом еще раз перебирает бумаги. Я начинаю говорить что-то, но он только качает головой.
— Мы должны рассказать обо всем декану, — говорю я наконец.
— Рассказать что? Что мы влезли в бумаги Билла?
Внезапно на противоположной стене появляются яркие блики, и в следующий момент комнату заполняет свет. Во двор музея осторожно въезжает полицейская машина с выключенной сиреной. За ней появляется вторая.
— Кто-то сообщил им, что мы здесь.
Бумажка в руке Пола дрожит. Он стоит неподвижно, наблюдая за быстро приближающимися к зданию темными фигурами.
— Идем.
Я тащу его за собой к запасному выходу между книжными стеллажами.
В этот же момент передняя дверь открывается, и зал копьем пронзает мощный луч света. Мы бросаемся в угол. Двое полицейских входят в комнату.
— Туда, — говорит первый, указывая в нашу сторону.
Я поворачиваю ручку и толкаю дверь. Пол, пригнувшись, выскальзывает в коридор. Я на корточках выбираюсь вслед за ним. Прижимаясь к стене, мы доходим до лестницы и поспешно спускаемся на первый этаж, но по стене главного холла уже шарит луч фонарика.
— Вниз, — говорит Пол. — Там служебный лифт.
Мы входим в Азиатское крыло музея. Скульптуры и вазы за стеклом напоминают призраков. Непрочитанные китайские свитки лежат у подножия надгробных изваяний. Даже воздух как будто пропитался зеленоватым оттенком жадеита.
Шаги все ближе.
— Сюда, скорее, — торопит меня Пол.
Обогнув угол, мы оказываемся в тупике, единственный выход из которого — большая металлическая дверь к служебному лифту.
Голоса становятся громче. Я уже различаю фигуры двух полицейских, стоящих у подножия лестницы и пытающихся сориентироваться в темноте. Внезапно на всем этаже загорается свет.
До нас доносится голос третьего.
— Нашел!
Пол возится с ключом. Наконец половинки двери расходятся, и он тащит меня за собой в кабину. Полицейские бегут по холлу в нашу сторону.
— Сюда!
Дверь остается открытой. А если они отключили лифт? Мысль приходит и уходит, потому что в тот самый момент, когда первый полицейский выбегает из-за угла, металлические половинки снова соединяются. Наш преследователь еще успевает стукнуть по двери кулаком, но кабинка уже начинает опускаться.
— Куда? — спрашиваю я.
— Выйдем через погрузочную платформу, — тяжело дыша, поясняет Пол.
Мы оказываемся в каком-то хранилище, из которого переходим в большое холодное помещение. Прямо перед нами громадные двери. За ними — ветер, от которого дрожат металлические панели. За спиной мне уже мерещатся гулкие шаги полицейских.
Пол спешит к панели на стене и нажимает кнопку. Включается мотор, и дверь начинает медленно подниматься.
— Хватит, — говорю я, когда отверстие достигает примерно полуметра в высоту.
Но Пол только качает головой.
— Что ты делаешь?
Металлические пластинки продолжают наворачиваться на невидимый барабан, и передо мной вдруг открывается вид на южную часть кампуса. На мгновение я застываю, пораженный красотой его пустынных улочек и дворов.
Пол запускает мотор в обратном направлении, и дверь скользит вниз.
— Пошли!
Он ловко прокатывается по бетонному полу, тогда как я мешкаю.
Пол вытаскивает меня наружу за секунду до того, как металл падает на бетон.
Я поднимаюсь, стараясь перевести дыхание, и делаю шаг в направлении общежития. Пол хватает меня за руку.
— Нас увидят сверху. — Он осматривается, выбирая другой маршрут, и указывает на окна с западной стороны. — Туда.
— У тебя все в порядке? — спрашиваю я.
Он кивает, и мы прибавляем шагу, чтобы оторваться от возможной погони. Ветер пробирается под ворот куртки, пробегая холодными пальцами по влажной от пота шее. Я оглядываюсь назад — Дод-Холл и Браун-Холл превратились в два почти слившихся с тьмой пятна. Ночь растеклась по кампусу, добравшись до самых отдаленных уголков. И только окна художественного музея по-прежнему ярко освещены.
Мы идем на восток, через Проспект-Гарденс, ботаническую сказку в центре кампуса. Крохотные весенние посадки припорошены снегом, но американский бук и ливанский кедр стоят над ними, как раскинувшие руки ангелы-хранители. По одной из боковых улочек проплывает полицейская патрульная машина.
Мысли перепрыгивают с одного на другое, дергаются, кружатся. Что же мы видели? Может быть, это Тафт рылся в бумагах Билла, пытаясь уничтожить свидетельства некоей существовавшей между ними связи. Может быть, Тафт и вызвал полицию. Я смотрю на Пола, но по его лицу определить что-либо невозможно.
Вдалеке подает признаки жизни музыкальное отделение.
— Можно немного отсидеться там.
— Где?
— В репетиционной, в подвале.
В ночном воздухе плавают разрозненные ноты. Музыканты-«совы» часто приходят в Вулворт репетировать ночами. По направлению к Проспект проносится, разбрызгивая жижу, еще одна патрульная машина. Я заставляю себя идти быстрее.
Вулворт построили совсем недавно, и здание, появившееся из-под строительных лесов, представляет собой довольно любопытное сооружение: снаружи оно напоминает крепость, но изнутри кажется хрупким. Крытый портик вьется подобно речушке через музыкальную библиотеку и классы первого этажа, а потом взбегает вверх, на третий. Уныло подвывает ветер. Пол открывает дверь, воспользовавшись своей карточкой, и придерживает ее, пропуская меня вперед.
— Куда?
Я веду его к ближайшей лестнице. Мы с Джилом были здесь уже дважды, оба раза после скучных субботних вечеринок. Второй жене его отца очень хотелось, чтобы Джил научился играть что-нибудь из Дюка Эллингтона, как моему отцу хотелось приобщить меня к музыке Арканджело Корелли. В результате мы с Джилом, имея на двоих восьмилетний опыт учебы, не можем похвастать практически ничем. Джил способен изобразить нечто отдаленно напоминающее «Сядь на поезд „А“», я вымучиваю «Ла Фолья», и оба мы делаем вид, что знаем толк в таких вещах, как мелодия и ритм.
Спустившись в подвал, обнаруживаем, что здесь почти никого нет. Лишь из одной комнаты доносятся звуки гершвиновской «Рапсодии». Мы укрываемся в ближайшей свободной студии, и Пол усаживается на стул за пианино. Клавиши инструмента для него такая же загадка, как клавиатура компьютера, и он не смеет даже прикоснуться к ним. Лампочка вверху мигает и гаснет.
— Даже не могу поверить, — говорит он наконец и глубоко вздыхает.
— Зачем им все это? — спрашиваю я.
Словно не слыша, Пол проводит указательным пальцем по черным и белым косточкам.
Я повторяю вопрос.
— Что ты хочешь услышать, Том?
— Может быть, поэтому Стайн и хотел тебе помочь?
