Иван Дмитриев - Все стороны злосчастной медали
Всё это ясно встало передо мной, и я наблюдал, как посторонний, на то, что давно пережил. Потом я открыл глаза. Я лежал на боку на полу туалета, правая рука судорожно дрожала, взгляд не мог сфокусироваться. Я знал, что нужно сделать. Нужно вызвать рвоту. Иначе всё. Я попробовал отползти в сторону керамического трона, но вместо этого запрокинул голову и уставился на свет. Не доползти. Теперь уже плевать на приличия. Я подыхаю. Уловив это, я опорожнил желудок. Противное зрелище. Но это помогло дотянуться до пистолета и зажать его в руке, потому что меня будто дёрнуло током. Я отвернулся и снова отключился.
— Я не могу обещать…
— Зачем обещать? Просто будь рядом.
— Я и так рядом.
— Вспоминаешь, когда тебе нужно.
— Неправда. Хочешь, женюсь на тебе завтра?
— Да ну тебя. Что толку. Мне нужен друг.
— Ага. Но мне нужна вся ты, — ответил я, поцеловав её в лоб.
— Эгоист.
Мы с Эрикой лежали на кровати у нее дома. Родители уехали на неделю. Это была чудесная неделя. Но как она была давно.
Я очнулся от таких ярких воспоминаний. Или скорее от того, что дверь вот-вот кто-то выломает. Это за мной. Ну ладно, один я не умру. Незнакомец поймает пулю.
Я с трудом поднял дрожащую руку с казавшимся многотонным пистолетом и направил его на дверь. Глухой удар раз. Два. Дверь пролетела надо мной, а в пролете появилась тень и бесконечно много света. Я выстрелил наугад.
— Ты что, охренел?! — было выкрикнуто в ответ.
— Га-а-а… — протянул я и улыбнулся.
— Вставай, вставай, — сказала тень и потащила меня на руки, — Не, куртку оставим тут. Фу.
Сильные руки Ганса посадили меня у барной стойки, а сам он обежал её и вытащил бутылку. Сначала я не понял, что это. Но вторая бутылка пробила вкусовые рецепторы. Молоко.
— Пей, — сказал Ганс, заливая его по второму разу в мою глотку, — Давай, Лео, нельзя загибаться.
— Мен… отрав…, — пробулькал я.
— Да я понял, пей, — быстро ответил он.
Я лежал на спине и чуть позже смог слегка повернуться. На полу лежали те трое и бармен.
— Ты хорош, — выдавил я первую полную фразу.
— Спасибо, — бросил Ганс, — А теперь погнали.
Он схватил меня, как беспомощного котёнка, попутно захватив две бутылки молока. У самых дверей стояла машина, на которой он приехал. Ганс аккуратно положил меня на заднее сиденье, и я услышал отдаленный звук сирены. "Чёрт," — буркнул Ганс и быстро оказался за рулем.
Не знаю, была ли погоня. Не помню, сколько раз проваливался в бессознательное состояние. К концу поездки я смог сам держать бутылку у губ. Молоко лилось и в рот, и не в рот, и в общем всюду. Но я чувствовал минимум жизненных сил, и потому еще дышал. Ганс вытащил меня из салона в неизвестном гараже. Ляпнув, что сам могу стоять, я ступил на пол и упал. Он поднял меня и посадил в кресло.
— Посиди пока, — сказал Ганс и скрылся за дверью.
Я был в состоянии держаться в сознании и потому сидел и плавал в болотистом рассудке. Через минуту Ганс вернулся с человеком, глаз которого был закрыт массивной повязкой.
— О, и ему досталось, — произнес человек.
— Да, его отравили и хотели куда-то увезти. Или добить.
— Я скажу доктору, чтобы готовил капельницу, — ответил человек и ушел.
— Ну что, братец, — говорил Ганс, — Будем жить. Вертен теперь пират.
— Йо-хо-хо, — ляпнул я и отключился.
Мне приснилось, что я лечу с моста.
Глава 12. Официальное уведомление
Получилось открыть глаза. Уже хорошо.
Я лежал на просторной кровати, и откуда-то сверху спускалась капельница, кончавшаяся в моей руке. Я чувствовал тяжесть в ногах и невесомость в остальном теле. Это странное ощущение. Я осмотрел комнату, в которой находился. Очевидно, я был у кого-то дома и, судя по всему, этим кем-то был Вертен.
В комнате, под самым потолком, висели часы, и я с апатичным видом наблюдал за минутной стрелкой. Через полчаса содержимое капельницы иссякло, и спустя еще две минуты в комнату вошел человек невысокого роста в коричневых очках и золотистой бородкой на подбородке.
— Как себя чувствуете? — спросил он, меняя капельницу.
— Непонятно, — ответил я.
— Так и бывает, — посмеялся он и ушел.
Еще некоторое время спустя зашел Вертен.
— Добрый день.
— Очень добрый, — ответил я, глядя на его повязку.
— Ну да, — сказал он, заметив это, — Нам не повезло. Бранн пошел в атаку первым. Это война.
— Я заметил. Что стало с городом? Где полиция вообще? Знаете, как пришли за мной? В кафе! Выгнали всех людей и хотели брать. Что не так с этим городом?
— Ха-а… — протянул Вертен, — Всегда так было. Последние десять лет точно.
— Ну да, как раз тогда, когда меня не было, — перебил его я.
— Людям не важно, что происходит, пока их не трогают. Пока у каждого есть дом, еда, семья. Они сидят и делают вид, что кроме их четырех стен вокруг ничего нет. То, что происходит вокруг, — это вообще не про них, не их дело. Мы невольно создали поколение амёб-эгоистов. Дальше будет то же.
— Я догадывался. А полиция?
— Здесь не сильно сложнее. Коррупция. Десятки тысяч долларов в месяц уходят на это. Нас не трогают, а если бы и тронули, не оправились бы потом от удара. Полиция занята мелкими и средними делами. В крупные не лезут.
— И что, везде так?
— Почти везде. На востоке это всё пока на уровне преступности, но на западе у наших друзей есть связи в политике.
— Под колпаком. Забавно, — ответил я и пошевелился.
— У меня информация по Бранну, — вдруг сказал Вертен.
— Ага.
— Это гад сидит в Польше. Он боится сюда соваться по понятным причинам. Тем не менее, нас кто-то потрепал.
— Я вижу.
— Ему так или иначе придется вернуться сюда. На рынке Европы давно уже работают мексиканцы и колумбийцы. Их зоны влияния сейчас на западе, но и до нас недалеко. Мой источник сообщил, что у них нет особых препятствий, чтобы торговать здесь.
— Ну да, кроме Бранна.
— Который в Польше. Так или иначе, пока команды из центра не будет, мы не пустим кого-то на эту территорию. Мы вынудили поляков сократить трафик. И Бранну нужно вернуться и наладить с нами контакт, чтобы их не выдавили с этого рынка.
— Интересно он контакт налаживает, — ответил я, глядя на капельницу.
— Ему ничего не остается, кроме как избавиться от меня и тех, кто мешает стабилизировать рынок. Когда придут мексиканцы, будет поздно. Поэтому он не будет сидеть сложа руки.
— Я думал, только в Штатах такая ерунда.
— Такая ерунда по всему миру.
— А что ему нужно от меня? — поинтересовался я.
— Деньги. Разумеется, деньги. Война дорого обходится.
— А я думал, у нас по любви, — сказал я и откашлялся, — Сколько мне еще так лежать?
— Доктор говорит, до завтра. Мы не будем выкуривать Бранна, да и сил нет для этого. Он сам должен вернуться сюда. Как только это произойдет, нужно действовать. Медлить уже нельзя. Отдыхайте, Лео, — сказал Вертен и вышел.
Я поёрзал на кровати, потому что лежать было неудобно. На тумбочке слева от меня лежал телефон, часы и бумажник. Я дотянулся до телефона и набрал номер отца, который помнил наизусть:
— Привет, пап.
— Здравствуй. Где всё пропадаешь?
— Дела. Послушай, есть серьезное предложение. Вам с мамой нужно решить до завтра. Я предлагаю уехать ко мне, в Штаты. Я куплю вам дом.
— Это… — отец помедлил, — Тяжело так сразу решить. Что-то случилось? Почему вдруг ехать?
— Скоро здесь станет жить не так хорошо, как раньше. Да и что тут делать?
— Ладно… Поговорим и перезвоню.
Нужно было связаться с Нэдом. А номера не было. Я посмотрел на часы. Двенадцать. Звонить в офис смысла нет. Никого там не будет еще пару часов. И где я возьму даже номер офиса? Я вспомнил, что Фред из Мангейма чудным образом мог бы помочь с поддельными паспортами в случае отступления. Но и его номер канул в лету…
Внезапно вошёл Ганс, немного хромая.
— А где костыль? — пошутил я.
— Ха-ха.
— Почему ты хромаешь?
— Если помнишь, — сказал Ганс, садясь в кресло сбоку, — Во мне была пара дырок, а тут еще семьдесят килограммов на себе таскать, ой и ай.
— Спасибо. Я обязан тебе жизнью.
— Когда ты позвонил и орал в трубку, я думал, ты напился до чёртиков. Ну, почти угадал. Не за что.
— Что будем делать дальше?
— А что делать? Сидеть здесь. Сам видишь, походы куда-то недешево обходятся даже Вертену.
— Как он так?
— Ездил по своим точкам. У последней его ждали. Все охранники в минус. И у него нет глаза.
— Жуть.
— Ага, там кость аж… — Ганс начал показывать фигуры руками.
— Ну хорош уже! Лучше давай обсудим вот что, подвинься ближе.
— Угу, — сказал Ганс, когда был рядом.
— Уверен ли ты, что Вертен нас просто так отпустит, когда всё закончится?
