Екатерина Гринева - Сердцеед, или Тысяча и одно наслаждение
Я уже повернулась к двери спиной, как услышала шаркающие шаги. Я подобралась.
– Егорыч! Это я.
– Понял. Кто еще будет ко мне вламываться ночью? Только моя прекрасная соседка. Не грабители же.
– Типун тебе на язык, Егорыч. Ко мне они наведались.
– Что? – дверь распахнулась. Егорыч стоял передо мной в старой рубашке, надетой наспех, и темно-синих тренировочных, вытертых до неопределенно-лилового цвета на коленях. – О чем ты, Марго? Да проходи ты! – засуетился он. – Не стой в дверях, как бедная родственница. У меня чай есть и кефир. Пряники мятные. Будешь?
– Не хочу.
– Чай выпей! – настаивал сосед. – Ты какая-то сама не своя, Маргарита. И ты мне категорически не нравишься.
– Я и сама себе не нравлюсь, Егорыч. Но куда деваться?
– Что случилось-то? Куда ты пропала? Я звонил пару раз в дверь. Тебя нет. Я подумал: куда уехала. В Египет там или Турцию. Ничего не сказала. Я уже хотел было обидеться. Но ты баба молодая, красивая, хотя и непутевая, и докладывать мне не обязана. Но предупредить не мешает – я бы за квартирой твоей присмотрел.
Я стояла в коридоре напротив Егорыча.
– Я никуда не уехала. И уезжать не думаю.
– И где тогда ты носишься?
– Дела…
– Неприятности какие?
– Есть малость.
– А почему не скажешь? Может, вместе что-нибудь придумаем. Как говорится: ум хорошо, а два – лучше.
– Наши выдающиеся умы – это то, что надо. Но здесь – другое. Рабочие дела всякие, – напустила я туману. – Здесь ты точно не разберешься.
– Ну если так…
– Слушай, Егорыч. Мне нужно у тебя спросить.
– Давай на кухне, Маргарита. А то я без чая соображаю плохо. Кофе пить – для сердца вредно в моем возрасте, а чаек – самое оно.
Я испытала смутные угрызения совести. Старик спал – это было очевидно как дважды два. Об этом говорил и его сонно-растрепанный вид, и легкий запах изо рта, и надетая наизнанку рубашка.
– Егорыч! У тебя рубашка наизнанку надета.
– Это ничего.
– Давай я тебе ворот застегну.
Я застегнула ворот и вздохнула.
– И где твой обещанный чай?
– Сейчас, сейчас, – засуетился он. – Одну минуту. Чайник поставлю.
На кухне он включил электрический чайник и сел на хлипкую табуретку.
– Совсем плохо? – спросил он.
– Нет. Все в порядке. Все хорошо. Просто маленькие неприятности. Малюсенькие. А ты уже из мухи слона раздуваешь. Разве так можно!
– Нельзя. Давай выкладывай. Не копи в себе – поделись, и тебе легче станет.
Старик вытянул свою худую жилистую шею, и мне стало его ужасно жалко. Жизни никакой у старика нет. Дочь – в Питере, но лишний раз к отцу не приедет, жена Тамарка и вовсе далече. Если разобраться, я у него единственный друг, и этот самый друг собирается его сейчас расстроить. Нет, делать этого нельзя. Есть у меня в конце концов совесть или нет?
– У меня из квартиры пропало кольцо, – решила соврать я.
– Ценное?
– Нет. Обычное кольцо. Но оно мне осталось от бабушки и поэтому очень дорого. Как память. У меня кто-то побывал дома и незаметно взял его.
– Как это «незаметно»?
– Кто-то открыл дверь моим ключом, взял кольцо и еще кое-какие драгоценности.
– Ты что? Разбрасываешь свои ключи где попало?
Я вяло улыбнулась.
– Получается, что так.
– С ума сошла! Разве можно быть такой расхлябанной, Маргарита. Ты меня просто расстроила. А деньги не пропали?
– Нет. Я дома деньги не храню.
– Правильно делаешь. Лучше всего хранить в банке. На депозите. Так они будут в целостности и сохранности.
Я решила, что пора переходить к делу.
– Я хотела тебя спросить: ты никого не видел около моей квартиры? Вдруг случайно кто-то крутился, а ты заметил.
Егорыч внимательно посмотрел на меня.
– Что значит, случайно? У кого есть ключи от твоей квартиры? Вспомни?
Я задумалась. Ключи от моей квартиры были у Динки, но пользовалась она ими крайне редко. Я когда-то дала ей ключ просто так, на всякий случай. Я вспомнила, при каких обстоятельствах дала ей этот ключ. Это было два года назад: я тогда тяжело заболела, свалилась с температурой и лежала пластом, не вставая. Даже к телефону не могла подойти, больно было шевелиться, мозги плавились, и я почти ничего не соображала. Когда мне чуть полегчало, я добралась до аппарата и вызвала Динку. Она примчалась сразу и всыпала мне под первое число.
– Ты что, так и лежишь здесь?
– Так и лежу.
– А если бы температура пошла вверх?
– Лежала бы.
– Померла бы, – припечатала Динка. – Одна-одинешенька, и никто бы о тебе не вспомнил, кроме меня. Ну и мужиков твоих.
– На мужиков я не рассчитываю, – грустно сказала я.
– И правильно делаешь, – поддержала меня Динка. – На них, козлов, рассчитывать совершенно не стоит. Но как ты могла тут валяться без помощи, одна? Хоть бы сосед помог!
– Он, по-моему, в запое очередном. Спасибо, что ты приехала.
– В общем, так. У меня должны быть ключи от твоей квартиры. Вдруг тебе плохо станет, а я даже попасть в нее не смогу.
– Да брось.
– Не брось.
В результате легкой перепалки ключи я ей отдала. Динка сделала дубликат, и с тех пор он находился у нее. Вчера, когда я была у Динки, она отъезжала на несколько часов из дома. К одной родственнице, пояснила она. Но… Динка?!! В чем я подозреваю ее?!
Мы выпили чай, я еще раз сказала старику спасибо, пожелала приятных снов, и мы распрощались.
Я терзалась в догадках. Потом провалилась в сон и проснулась около одиннадцати. После некоторого колебания я набрала Динкин номер.
– Слушай, ты ко мне вчера не приезжала?
На том конце раздается молчание.
– К тебе? А зачем?
– Я просто так спросила, – бодро ответила я, выписывая в воздухе круги.
– С какой стати мне приезжать к тебе?
Действительно – с какой?
– А что случилось?
– Ничего, – миролюбиво сказала я. – От Мишки вестей нет?
– Нет.
– Может, лучше все-таки сообщить в милицию? Давай я выйду на связь с Беляковым, он быстро подключится и задействует кого надо. Так тоже нельзя – сидеть сложа руки.
– Он же предупредил: никаких контактов. Иначе его убьют. Разве ты забыла это? Я не могу рисковать жизнью Мишки. Даже не вздумай говорить об этом.
И она повесила трубку.
Я подавила вздох, так как поняла, что спорить с Динкой в этом плане бесполезно. Она – человек упертый, как решила, так и будет. Она переживает за Мишку и поэтому боится, что о контактах с милицией станет мгновенно известно его похитителям. У меня была другая точка зрения. Я считала, что мы просто теряем время. И вряд ли те, кто держит Мишку, планируют отпустить его подобру-поздорову. Ничего не делая, мы, наоборот, играем бандитам на руку.
По большому счету, мне было даже страшно подумать, что будет с Динкой, если Мишка не вернется. Она так привыкла жить в браке, ей был нужен этот статус, эта уверенность в себе, что я не представляла, как все повернется в случае плохого конца.
Мишка влип в эту историю по уши. Он был свидетелем какого-то преступления и стал опасен. Но с другой стороны, отпускать его – тоже очень опасно. И похитители не могут этого не понимать. И кто убил Еромолаеву? Она была в курсе Мишкиных дел. Ее убили, а его похитили? Или в тот вечер они не встретились? А может, эти два происшествия никак между собой не связаны? Убийства, которые происходили в клубе, и Мишкино исчезновение. Хотя в это верилось с трудом.
Голова шла кругом. Но какой смысл держать Мишку где-то? Проще убрать и все. Нет человека – нет проблемы. А тот звонок нужен был для того, чтобы выиграть время. Мишку заставили сказать, чтобы мы не обращались в милицию. У Динки связаны руки, а у отморозков – полная свобода действий. Мы же не знаем их план до конца – мы сидим и ждем чего-то. Как у моря погоды. А они действуют. И жертвы множатся.
Наверное, Людмила Писарева вычислила убийцу и стала шантажировать. Но она не поняла, насколько это опасно, и вскоре ее убрали. Но почему не взяли деньги? Не нашли? Или оставили специально?
Потом позвонил Эрнст Кляйнц.
– Как дела?
– Никак.
– Я могу тебе помочь?
– Не надо.
И я нажала отбой. Все эти муси-пуси сейчас меня жутко раздражали. Я была загнана в угол, и мне следовало разобраться в этом деле.
Глаза слипались, голова была тупо-тяжелой, и я решила еще соснуть пару часиков. Я поставила будильник и ровно в два часа дня оторвала голову от подушки. У меня было чувство, что я упустила что-то важное. Но вот что?
Голова шла кругом, и я решила убраться. За всеми этими событиями я давно не убиралась в квартире. Аккуратистка я была еще та и терпеть не могла, когда пыль легкой перхотью покрывала предметы, а на полу появлялись серые разводы. Даже окна я мыла не как положено – два раза в год, а четыре. Я любила, чтобы у меня все сияло, сверкало и блестело.
Около ножки стола я неожиданно увидела черную пуговицу с серым ободком. Такая стильная ненашенская пуговица. Взяв ее в руки, я стала вспоминать, чья она. Точно не моя. И тут я вспомнила. Это была пуговица Игоря! Но как она сюда попала? И главное: когда? В голове бурлило и шумело, как после выпитого шампанского, мысли скакали, и я не могла ни на чем сосредоточиться.
