Вильям Хорстберг - Сердце Ангела
– Похоже, вы разбираетесь в женщинах похуже, чем в корабельном бизнесе, – заметил я.
– Я знаю собственную дочь. Если она разок и видела его, так это в тот день, когда он убил ее. Я пригубил виски.
– Сработано – не подкопаешься, – похвалил я. – Парень с абсолютной потерей памяти, не знающий даже собственного имени, пятнадцать лет назад уходит в нью-йоркскую толпу, исчезает бесследно – и вдруг появляется ниоткуда и начинает убивать людей.
– Кого еще он убил? Фаулера? Я улыбнулся.
– Доктор Фаулер покончил самоубийством.
– Это нетрудно было подстроить, – фыркнул он.
– Неужели? А как бы вы подстроили это, господин Круземарк?
Старик уперся в меня тяжелым пиратским взглядом.
– Не дергайте меня за язык, Энджел. Если бы я хотел шлепнуть Фаулера, это было бы сделано уже давно.
– Сомневаюсь. До тех пор, пока он помалкивал о дельце с Фаворитом, он был для вас гораздо полезнее живым.
– Мне следовало разделаться с Фаворитом, а не с Фаулером, – проворчал он. – Кстати, чье убийство вы расследуете?
– Я не расследую чьих-либо убийств. Я ищу человека с потерей памяти.
– Чертовски надеюсь, что вы его найдете.
– Вы сообщили полиции о Джонни Фаворите? Круземарк потер квадратный подбородок.
– Пришлось попотеть. Мне хотелось направить их в нужную сторону – но не впутывая себя.
– Я уверен, что вы состряпали хорошую версию.
– Это была просто конфетка. Они расспрашивали меня о романтических увлечениях Мэг. Я дал им имена пары ребят, которых она когда-то упоминала, но сказал, что единственным серьезным романом в ее жизни был Джонни Фаворит. Естественно, после этого они захотели узнать о нем побольше.
– Естественно, – согласился я.
– В общем, я рассказал полиции об их помолвке, о том, каким странным типом он был, и о прочих вещах. О тех, что не попадали в заголовки в те дни, когда о нем трубили газеты.
– Держу пари, они клюнули!
– Они только этого и ждали: вцепились в него так, что не вырвешь.
– Вы подсказали им, где они могут найти Фаворита?
– Нет, я сказал им, что не видел его с войны. Сказал, что в последний раз услышал о нем, когда его ранило. Если они не смогут вычислить, где он находится, им надо искать себе другую работу!
– Они вычислят его до Фаулера, – сказал я. – Вот тут-то у них и начнутся проблемы.
– Забудьте об их проблемах, подумайте о своих. Куда отправитесь из новогоднего Нью-Йорка сорок третьего года вы?
– Никуда. – Я прикончил виски и поставил бокал на стойку бара. – Я не могу найти его в прошлом. Если он здесь, в городе, то скоро всплывет, и на сей раз я буду поджидать его.
– Думаете, он охотится за мной? – Круземарк соскользнул со своего приспособления.
– А вы как думаете?
– Я не собираюсь страдать из-за этого бессонницей.
– Нам с вами не мешает держать друг друга в курсе дел, – заметил я. – Если я понадоблюсь, мой номер в справочнике. – Я не собирался оставлять свою карточку еще одному потенциальному покойнику.
Круземарк хлопнул меня по плечу и блеснул своей «миллионной» улыбкой.
– Вы побили всех сыщиков Нью-Йорка, Энджел! Он проводил меня до выхода, расточая любезности, как мясник на бойне.
Глава тридцать девятая
Моя ладонь ощущала энергичное рукопожатие Круземарка, даже когда я вышел на улицу.
– Такси, сэр? – предложил швейцар, прикасаясь к обвитой гирляндами шнуров фуражке.
– Нет, спасибо. Я пройдусь пешком.
Мне хотелось поразмышлять, а не болтать с шофером о философии, мэре или баскетболе.
На углу здания, из которого я вышел, стояли двое. Один низенький и плотный, похожий в своей синей синтетической куртке и черных спортивных брюках на школьного тренера по футболу. Его компаньону было слегка за двадцать – короткая стрижка и влажные, молящие глаза Иисуса с почтовой открытки. Зеленый пиджак из акульей кожи на двух пуговицах и с подложными плечами болтался на нем как на вешалке.
– Эй, приятель, погоди-ка! – позвал тренер, вразвалочку приближаясь ко мне и держа руки в карманах куртки. – Хочу показать тебе кое-что.
– В другой раз, – бросил я.
– Нет, сейчас. – Тупое рыло автоматического пистолета уставилось на меня через клиновидный разрез наполовину расстегнутой на куртке молнии. Пистолет был 22-го калибра и предполагал профессионализм парня, – или его желание выглядеть профессионалом.
– Ты делаешь ошибку, – сказал я.
– Никакой ошибки. Ты ведь – Гарри Энджел, верно? – Пистолет исчез, нырнув под куртку.
– К чему спрашивать, если сам знаешь?
– Напротив, через улицу, есть парк. Давай заглянем туда, там нам никто не помешает.
– А как с ним? – кивнул я на паренька в акульем пиджаке, нервно следившего за нами влажными глазами.
– Он идет с нами.
Паренек пристроился сзади; мы пересекли Саттон-плейс и начали спускаться по ступеням к узкому парку, выходившему на Ист-Ривер.
– Хитрый трюк, – заметил я. – Взять да отрезать карманы в куртке…
– Четко срабатывает, а?
Аллея шла вдоль реки, и вода находилась футах в десяти под железными перильцами. На другом конце маленького парка седовласый мужчина в джемпере на пуговицах прогуливал на поводке йоркширского терьера. Он приближался к нам, подстраиваясь под семенящий бег пса.
– Подождем, пока этот тип слиняет отсюда, – предложил тренер. – Полюбуйся панорамой.
Паренек с глазами Христа облокотился о перила и уставился на баржу, рассекавшую течение в проливе у Вэллфер-Айленд. Тренер стоял за мной, балансируя на носках, будто призовой петух. Впереди, йоркширский терьер задрал ногу над мусорной урной. Мы ждали.
Я поднял глаза на ажурные переплеты моста Квинсборо и на застывшее в их изгибах синее безоблачное небо. «Полюбуйся панорамой». Какой прекрасный денек. Лучшего для смерти и не выпросишь, так что любуйся панорамой и не рыпайся. Спокойно глазей на небо, пока не исчезнет единственный свидетель, и старайся не думать о радужной, с примесью нефти, воде, пока ребята не перебросят тебя через перила с пулей в глазу.
Я покрепче сжал ручку «дипломата». С тем же успехом мой курносый «смит-и-вессон» мог лежать и дома, в ящике стола. Человек с собакой был уже футах в двадцати. Я перенес вес тела на другую ногу и глянул на тренера, ожидая, что он сделает ошибку. И на секунду тот отвлекся, следя за приближением владельца собаки. Этого было достаточно.
С силой размахнувшись кейсом, я ударил его в промежность. Он истошно завопил и сложился вдвое; случайный выстрел грохнул из-под куртки, пуля срикошетила об асфальт. Шума от него получилось не больше, чем от чиханья.
Йоркширский терьер натянул поводок и визгливо залаял. Я схватил «дипломат» обеими руками и опустил его на голову тренера. Он хрюкнул и рухнул наземь. Я пнул его локоть, и «кольт» с рукояткой, отделанной перламутром, запрыгал по асфальту.
– Зови полицию! – заорал я разинувшему рот джентльмену в джемпере, и в это время глазастый паренек насел на меня с короткой дубинкой в костлявом кулаке. – Эти типы хотят убить меня!
Я прикрылся «дипломатом» как щитом, и дубинка скользнула по дорогой телячьей коже. Я пнул его, – он, приплясывая, отскочил. Длинноствольный «кольт» лежал заманчиво близко, но я не мог рискнуть и наклониться. Паренек тоже заметил его и попытался отрезать мне путь, но недостаточно быстро. Пинком я сбросил пистолет в реку.
Это оставило меня открытым. Он смазал мне по шее своей тяжелой дубинкой – теперь пришел мой черед вопить. Боль вышибла слезы из глаз, я едва не задохнулся. Я как мог прикрывал голову, но паренек овладел положением. Он нанес мне косой удар по плечу, и я почувствовал, как взрывается левое ухо. Падая, я увидел, что человек в джемпере сгреб своего тявкающего пса в охапку и вопя побежал вверх по ступеням.
Я провожал его взглядом сквозь розовый туман боли, стоя на четвереньках. Голова гудела, как охваченный пламенем поезд. Паренек ударил еще раз, и поезд скрылся в тоннеле.
В кромешной тьме мигали лучики света. Грубый асфальт под моей щекой был липким и скользким. Казалось, я спал долго, как Рип ван Винкль, но открыв действующий глаз, увидел, как паренек помогает тренеру подняться на ноги.
У того выдался крутой денек. Обеими ладонями он прикрывал пах. Приятель, поторапливая, тянул его за рукав, но тренер не спешил и, прохромав ко мне, ударил прямо в лицо. «Получай, падаль», – расслышал я, прежде чем он повторил удар. После этого я уже ничего не слышал.
Я находился под водой, тонул в ней. Впрочем, это была не вода, а кровь. Поток крови нес меня, крутя и переворачивая. Я тонул в крови, задыхался. Жадно раззевая рот, я глотал сладкую кровь.
Наконец кровавый прилив вынес меня на берег. Я услышал ревущий прибой и пополз, чтобы он не увлек меня назад. Мои руки коснулись чего-то холодного и металлического. Это была кривая ножка парковой скамейки.
Из тумана донеслись голоса:
– Вот он, офицер. Это тот самый. Боже мой! Гляньте, что они с ним сделали.
