Ирина Зарубина - Госпожа следователь
15.22–17.10
Кабинет был закрыт, значит, Игорь еще не вернулся. Вот и хорошо. Можно будет посидеть, спокойно во всем разобраться, обо всем хорошенько поразмыслить.
А подумать было над чем.
«Стало быть, так. Если занять у Чубаристова двести долларов, то пальто можно будет, конечно, купить. Он мужик хороший, месяца два-три подождет. Федю нужно будет упросить, чтобы он хоть вечерков десять покалымил на машине. Это уже долларов семьдесят получится, если не больше. Через неделю получка. Из нее можно будет отложить еще долларов двадцать, не больше. Потом, еще за квартиру деньги можно попридержать… — Клавдия даже не сразу услышала, что звонит телефон. — Ну вот, следователю спокойно подумать не дадут!»
— Клавдия Васильевна, это Игорь Порогин. У меня тут распечатка по сосискам. Нести?
— Неси, Игорек, неси. А что по Журавлевой и Харитонову?
— Пока ничего. А вы думаете?..
— Я всегда думаю, — наставительно сказала Клавдия. — Ну давай, жду.
Пальто опять растаяло в суетных делах. Дежкина сделала несколько звонков, дописала отчеты. И уже хотела сделать заметки по Гаспаряну, как чернила в ручке кончились. Клавдия могла бы, конечно, продолжить отчет своей старой, шариковой, но не сдаваться же так сразу… Уж очень приятно писать чубаристовским подарком…
Она принялась рыскать по кабинету, в котором, конечно, никаких чернил для авторучек отродясь не было. Но в таких случаях человек думает: а вдруг!
И это «вдруг» случилось. Клавдия заглянула в ящики Чубаристова и увидела там бутылочку замечательных чернил «Pelikan».
А рядом был том дела об убийстве Долишвили. Конечно, Клавдия не удержалась и раскрыла его.
И тут же наткнулась на запись: «Новосибирск».
ДЕНЬ ШЕСТОЙ
Суббота. 7.59–13.27
По субботам, воскресеньям и праздничным дням вся страна отдыхает. Следователи прокуратуры тоже отдыхают. Иногда.
И все-таки в ту субботу Клавдия Васильевна дала себе слово, что весь день она проведет как нормальная женщина, мать двоих детей и образцовая хозяйка. Трудно было позабыть о бешеной череде событий, случившихся за последнюю неделю, о Черепце и его собаке, о двух смертях, не думать о «мерседесе», о последнем допросе «злого Зайчишки» Артура Гаспаряна, но нужно постараться выкинуть все это из головы. Хотя бы на двадцать четыре часа.
Дежкина вышла из дома, когда вся ее семья еще спала. Оптовый продовольственный рынок открывался в восемь, и Клавдия оказалась одной из первых его посетительниц, так что обошлось без людской давки. Потратилась до последней копеечки, зато с умом — много вкусненького, но без излишеств, чтобы до следующей получки дотянуть. Тень увольнения вроде бы отступила. Можно было рассчитывать на следующую получку.
Дежкина действительно ухитрилась забыть о своем собачьем деле и даже о Гаспаряне и продмаге с сосисками. Но чужое дело, казалось бы совсем ее не касающееся, в последнее время все чаще тревожило Клавдию.
Она думала о Викторе Сергеевиче Чубаристове…
— Физический труд вреден для женщин, — вдруг послышалось за ее спиной, — особенно для следовательниц.
Этот хриповатый голос показался Клавдии знакомым. Она обернулась и долго рассматривала долговязого мужчину в хорошо сшитом костюме, прежде чем признала его. Когда-то давным-давно она спасла мальчишку от тюрьмы. Пожалела, не стала передавать дело в суд, хоть он и влип сильно, года на три, не меньше. Он так рыдал, клялся исправиться, начать новую жизнь…
— Ты изменился… — Дежкина силилась припомнить его имя. — Столько лет прошло… Надо же, совсем другой человек.
— Саша, — подсказал парень. — Меня зовут Саша. Можно я вам помогу?
— Можно… — смущенно произнесла Клавдия.
— Вы куда сейчас?
— Домой. Я живу неподалеку.
— Показывайте. — Парень подхватил тяжеленные сумки и быстро направился в противоположную автобусной остановке сторону. — Я на машине, прокачу с ветерком!
За те несколько минут, что они ехали в шикарном «ауди», Саша не умолкал. Казалось, он только и ждал этого момента, готовился к нему, прокручивал в мозгу десятки раз свою исповедь, страстно желая выговориться, поделиться всеми своими радостями и бедами с человеком, которому он был обязан по гроб жизни.
— …на окраине, но трехкомнатную, — тараторил он. — Телефон скоро поставят. Из Штатов только что приехал. По делам ездил, хочу совместный бизнес устроить. Трудно пока, терпение нужно иметь адское. Что еще?.. Сын в четвертый класс перешел, большой уже совсем, на компьютере играет… Сам заочно институт заканчиваю, факультет международной экономики, вот… Экономистом буду…
— Ты еще в детстве экономистом был, — улыбнулась Клавдия Васильевна. — Первый поворот направо и до конца…
«Да, это опять бабская интуиция. Но что-то у Чубаристова происходит, воля ваша, странное…»
— Только тогда это называлось по-другому — фарцовкой.
— Помню.
— Как же не помнить? — резко, но без злобы в голосе выдохнул парень. — И статья в уголовном кодексе была. А теперь это — бизнес, предпринимательство, уважаемая всеми профессия. Смешно даже. Получается, что половину населения можно было бы за решетку бросить.
— С тех пор ни разу не привлекался?
— Да что вы! — Саша поплевал через плечо. — Я свою камеру на всю жизнь запомнил, пять шагов вдоль и два поперек! Даже сейчас иногда снится, с криком просыпаюсь. Я же ребенком был, а детские впечатления самые сильные…
— Значит, тебя должно трясти от одного только вида доллара?
— А вот этого почему-то не происходит, — на полном серьезе ответил парень. — Наверное, для меня доллар как первая любовь, которая с годами не умирает, а только усиливается. — Он помолчал немного, после чего как-то сдавленно произнес: — Спасибо вам, Клавдия Васильевна. Спасибо… Если бы не вы…
— Не надо, Саш… — жестом оборвала его Дежкина. — Кто старое помянет… Я искренне рада за тебя, за то, что все так хорошо сложилось в твоей жизни. Я даже немножко горжусь…
— Клавдия Васильевна, если вы в чем-нибудь нуждаетесь… — превозмогая неловкость, проговорил Саша. — Там деньги нужны или еще что…
— Прекрати, слышать ничего не хочу! — вскричала Дежкина. — Как тебе не стыдно?
«Господи, они что, сговорились, искушать меня? — подумала Клавдия. — Каждый второй…»
— Так я ведь от чистого сердца… — Парень покрылся стыдливыми багровыми пятнами. — Простите, если обидел…
— Прощаю.
— Сами-то как живете? Все допрашиваете, выискиваете, изобличаете?
— …и пишу нескончаемые отчеты, — вздохнула Клавдия.
— А сейчас какое дело ведете?
— Я много дел веду.
— А самое интересное? Ну, в смысле сложное, запутанное…
— Пытаюсь найти собаку…
— Какую еще собаку?
— Трехлетнего кобеля, дворняжку. В холке тридцать сантиметров, неопределенного окраса. Кличка — Фома.
— А-а-а, понятненько, — засмеялся Саша. — Тайна следствия? Говорить не хотите? И правильно, мне-то это ни к чему, любопытства ради.
Он занес продукты в парадное, вызвал лифт и, порывшись во внутреннем кармане пиджака, протянул Клавдии визитную карточку.
— Здесь мой телефон. — В его глазах появилась неподдельная печаль. — Прошу вас, позвоните как-нибудь. Я буду ждать…
— Позвоню, — пообещала Дежкина. — Удачи тебе, Александр. И не забывай о том, что статью о незаконных валютных операциях еще никто не отменял.
«И вся эта история со свидетелем из Сибири получается вовсе не странной, а просто подозрительной. Вызывал человека по делу Долишвили. Беседовал с ним часа два. Потом говорит: по делу Шальнова — Гольфмана. И ни одного протокола… И эта запись в деле — «Новосибирск»…»
К тому моменту, когда Клавдия вошла в квартиру, Федор уже продрал глаза, наспех позавтракал и теперь корячился в углу кухни, стараясь просунуть мокрую тряпку в щель между стеной и холодильником. Каждую субботу глава семьи проводил генеральную уборку, и это мероприятие стало для него чем-то вроде священного долга. Впрочем, он вполне мог бы выбрать для уборки любой другой день, благо свободного времени у него было более чем достаточно.
— С ума сошла? — увидев огромные, наполненные доверху сумки, набросился он на жену. — Надорваться захотела? В конце концов, кто в доме мужик? Я или ты?
— Ты так сладко спал… — оправдывалась Клавдия. — К нам сегодня Лина Волконская в гости придет, а в холодильнике шаром покати…
— Не, так не пойдет… Я ж только безработный, но не безрукий, — возмутился Федор.
Дежкина воспринимала слова мужа спокойно и даже с некоторым равнодушием. Тирады примерно такого же содержания ей приходилось выслушивать неоднократно, вот только на рынок по-прежнему ездила именно она.
