Сергей Валяев - Топ-модель
Я ожидала услышать, что угодно от девочки с высоким IQ, но такого… Правда, Лаура изъяснялась столь высоким слогом, что поначалу я не могла взять в толк, что она пытается сказать.
— Танечка имеет намерение совершить против тебя насильственные действия, — примерно так выразилась.
После уточняющих вопросов выяснилось, что Танечка грозилась вызвать своих знакомых мальчиком, чтобы они меня… изнасиловали.
— Наверное, она сказала «трахнули»? — усмехнулась я.
— Да, — вздохнула Лаура, живущая в столь грубом материализованном мире.
Я отмахнулась: чепуха, собака, которая желает цапнуть, никогда не будет громко лаять.
— Это Танечка от бессилия, — заключила я и посоветовала подруге впредь никогда не показывать своего страха — это только провоцирует.
Такие вот разумные речи той, кто совсем недавно вопил от дохлой кошки, подброшенной под ноги. Было такое, однако я быстро обучаюсь и хватаю все буквально на лету. Надеюсь, хватит сил справиться с проблемами, накатывающими грязными волнами на меня?
У парадного подъезда Центра моды меня поджидала Евгения в стареньком «Вольво». Я выразила удивление: что-то случилось? Двоюродная сестра выразила неудовольствие тем, что я убежала рано утром из дома, не разбудив её. А что такое? Оказывается, Максим обещал завезти два мобильных телефона — вот они. Зачем нам такие телефоны? Как зачем, удивилась Женя, мы имеем проблемы или уже не имеем? Имеем, призналась я, и много проблем.
— Тогда возьми эту волшебную коробочку, — сказала сестра. — Будем с тобой, как два космических корабля. На постоянной связи, — и попросила, чтобы я запомнила номер её сотового.
Взяв миниатюрный аппаратик, повертела в руках: и что звонить можно куда угодно?
— Хоть в Дивноморск, — Евгения усмехнулась с таким превосходством, будто мой любимый городок находился в другой галактике. — Хоть в Париж! Хоть куда.
И тут я вспомнила о неизвестной Белле: а не позвонить ли ей, чтобы снять хотя бы вопрос по «Русскому видео-М»?
Узнав о «голливудских» перспективах, сестра покачала головой: черт знает что делается вокруг меня? Я, точно магнит, притягиваю всякие неприятности и гадости. Почему неприятности и гадости, возмутилась, а, может, и вправду, это мой шанс.
— Детка, за все надо платить, — ответила Женя.
— Ты ещё скажи про бесплатный сыр в мышеловке.
— И сказала бы, если бы ты… бы… тьфу ты… Машка, звони, и поехали.
— Куда?
— В мышеловку. Куда же еще?
— Куда?
— В «Балчуг». На день рождения депутата Шопина. Забыла? Я же говорила: приглашены…
— А зачем?
— Просто развлечься, — ответила Евгения с неким подтекстом, да я не обратила на это внимание, натукивая ноготком нужный семизначный номерок на подаренном телефончике.
Послушав продолжительные сигналы зуммера, хотела отключить трубку, но услышала голос, то ли сонный, то ли нездоровый:
— Алле? Кто это?
— Это Маша, — отвечаю.
— Какая еще… — далее следуют слова, мне известные, но никогда не употребляемые, — … Маша?
Я начинаю объясняться, мол, я такая-сякая, начинаю карьеру топ-модели, номер телефона дан мне Эдиком…
— Каким еще… — далее снова следует непереводимая игра русских слов, — … Эдиком?
Я описываю портрет: улыбчив, румян, кудря, вхож в Центр моды. Белла, вспомнив: «А-а-а, ангелочек», спрашивает, что мне от неё нужно? Я отвечаю: возникли вопросы по фигуре господина Соловейчика. Это имя подействовало на мою невидимую собеседницу, как, не буду оригинальной, красная тряпа на быка. Такой площадной брани никогда не слышала в своей жизни. И, наверное, никогда не услышу? Потом выбившись из сил, Белла захрипела:
— Он ещё жив, стервец? Еще не пристрелили.
— Нет, не пристрелили, — ответила, замечая удивление на лице Евгении. — Процветает Вениамин Леонидович…
— Цветет и пахнет, значит, — сипела несчастная. — Трупняки тоже пахнут и цветут. Особенно в жару, — и захохотала, и смех её был дик и страшен, как у мертвеца, хотя, известно, они не смеются, а тихо себе лежат в глиноземе и спокойно разлагаются, являясь вкусным лакомством для трудолюбивых червей.
И, слушая этот ужасный смех, пожалела, что набрала номер телефона этой несчастной. Зачем нам ещё встречаться, если и так понятно: Белла раздавлена, уничтожена и выброшена на свалку жизни, как изношенная обувь. Кем выброшена? Думаю, пояснений не надо.
— А бабки есть? — слышу хриплый её голос. — Информация сейчас дорого стоит.
— Есть, — говорю. — А сколько надо?
— На десять доз «винта», — смеется Белла. — И я вся ваша, Маша, — и называет адрес проживания в районе Щукино.
Я повторяю этот адрес для Евгении. Та кивает головой — запомнила. Отключаю телефон и спрашиваю: «Что такое „винт“?». И получаю исчерпывающий ответ от сестры: первентин («винт») известен ещё со времен Второй мировой войны. Этот наркотик кололи разведчикам, чтобы те не спали ночью. Он действует, как сильный психостимулятор, и от него появляется сильная зависимость. После укола первентина обостряются ощущения, а чувствительность падает, поэтому «винтовые» девочки не чувствуют боли и могут заниматься сексом сразу с несколькими мужчинами. «Винт» растормаживает нервную систему, исчезают все ограничения в поведении.
— Значит, Белла крепко подсела, если требует десять доз, — заключает Женя. — Плохо. Разговор с такими хумариками…
— А ты откуда все знаешь? — удивляюсь.
— У меня такая профессия: все знать. И не только про наркотики.
— И-и-интересно, — качаю головой.
— Жить, вообще, интересно, Маша. Все время узнаешь что-то новенькое.
— Я, боюсь, что о Белле от Беллы мы больше ничего не узнаем, — вздыхаю я.
— Это точно, — говорит сестра. — Так что, Маруся, пока не поздно — иди поступать в финансово-экономический институт на бухгалтера. Работа тихая, с цифрами. Правда, могут пристрелить, если «Расход» с «Доходом» не сойдет, да это мелочи жизни.
— Мелочи жизни, — фыркаю я и выражаю мысль, что мы живем в такой стране и в таких обстоятельствах, что только глубоко нищие могут чувствовать себя относительно безопасно, и то это ещё вопрос: при желании наша любимая народная власть может снять и последнюю рубашку.
Евгения смеется: говорю, как умудренная жизнью, не пора ли баллотироваться в Думу, буду достойно представлять молодые и красивые силы государства, а то на этих депутатиков без слез не глянешь: мордатые, брюхатые, лысые, плюгавые, плешивые, молодые-«голубые» и так далее. Жуть такое впечатление, что наша дивная нация уже выродилась.
— Ладно, — решает Женя, взглянув на часы. — Время есть. Махнем к Белле, а затем на праздник.
— Который всегда с нами, — хмыкаю я.
— Вот именно, — и решительно топит педаль газа.
И мы помчались в общем знойном автомобильном потоке. Помчались сказано громко. Был знаменитый московский час пик, когда проще передвигаться пешком и когда все водители превращаются в дарвинских волосатых приматов. Евгения вела «Вольво» с небрежным изяществом, как это делают столичные хорошенькие дамы, привыкшие, что джентельмены уступают им дорогу.
Но вдруг на мосту близ Белорусского вокзала, похожего на огромный древний теремок, случается странное событие: некая полуразбитая импортная колымага, находящаяся позади нас, начинает подавать наглые световые сигналы, мол, эй, уступите дорогу.
— Что ещё за козлы на колесах? — вопрошает Евгения, поглядывая в зеркальце заднего обзора. — Есть такие мастера трассы — бомбилы — машину подставлять, чтобы потом с лохов бабло рубить.
— А, может, это наш маньяк?
— Кто о чем, а вшивый о бане, — говорит сестра. — Ну-ну, поиграем в русскую рулеточку.
На происходящее я смотрела с любопытством, будто находясь в кресле кинотеатра, на экране которого разворачивается интригующие действо.
«Мастеров» было четверо — наверное, единоутробные братья, если судить по коротким стрижкам, кремневым затылкам и общим равнодушно-деловым выражением на трапециевидных физиономиях. Они делали вид, что не замечают нас. Интересно, как можно не замечать таких красоток?
— Годзиллы, — сказала я. — У нас нет ПМ?
— У нас более надежное оружие, — усмехнулась Евгения.
И, убавив скорость, начала прижимать «Вольво» к обочине. Мастера трассы с радостью пошли на обгон, однако это был подозрительный маневр: создавалось впечатление, что чужая колымага пытается подставить под удар свой бок, мятый и много раз мазанный суриком.
— Я же говорила: бомбилы, — проговорила Женя. — Хотите — получите! Держись, Машка!
И случилось то, что должно случиться: наше авто и чужое драндулето соприкоснулись по касательной на скорости километров шестьдесят. Удар не был сильным: меня качнуло, словно находилась на палубе ЧПК-17. Правда, с посторонней самоходкой произошли какие-то чудные превращения — она вдруг буквально на глазах рассыпалась деталями.
