Марина Серова - Принцип неверности
— Раз двадцать пять — тридцать. А что? Владимир Алексеевич говорил, что все так делают.
— Не все, а только те, кто собирается срубить денег по-быстрому и побольше. Из твоих записей выбирают наиболее удачные куски, потом на компьютере их собирают в одно целое, микшируют, подчищают, и вот — готова «фанера». Твоя задача — только правильно открывать рот на сцене. И, разумеется, весело отплясывать.
— Но ведь Владимир Алексеевич говорил…
— Жулик твой Владимир Алексеевич! — твердо сказала я. — Вот ответь мне на один простой вопрос: сколько раз тебе доводилось выступать на столичных площадках?
— Ни разу. Погорельцов говорил, что для этого надо сначала провинцию «окучить».
— А в престижных клубах или дискотеках ты хоть раз пел под свою «фанеру»? — продолжала допытываться я…
— Я же говорю, что сначала надо было в провинциальных городах набрать популярность.
— Это тебе Погорельцов объяснял?
— Ну да, конечно…
— Так вот запомни, Хрыкин: первый концерт у тебя должен был состояться в Москве. А по всем правилам раскрутки тебя для начала должны были пропиарить на радио, на телевидении, в газетах и так далее. Погорельцов потому и не выпускал тебя на престижные площадки, что у него в музыкальных кругах имеется определенная репутация жулика. Вас раскололи бы на первой же песне! А поскольку на такого рода тусовках собирается весь столичный бомонд, твоя карьера тут же и закончилась бы. Мода на «фанеру» давно прошла.
У меня в кармане вновь завибрировал мобильник. На дисплее высветился номер Котехова. Немного времени ему потребовалось, чтобы узнать то, о чем я его просила! От этой информации сейчас зависело многое.
— Слушаю?..
— Жека, — торопливо заговорил Олег, — я обзвонил больницы. В первую городскую действительно поступил пациент с документами на имя Хрыкина. Его подобрали неподалеку от зала «Центральный». Предварительный диагноз — закрытая черепно-мозговая травма, не исключены повреждения внутренних органов. Пациент без сознания, поэтому опросить его не представляется возможным. Что же касается тебя, то никакого заявления от Погорельцова на этот счет не поступало. Пока твое имя мелькнуло только в вечернем выпуске новостей. Да и то вскользь. В общем, если ты собралась уходить в подполье, можешь не торопиться.
— Это как же тебе удалось получить от медиков информацию о состоянии пациента? У них же ничего невозможно узнать по телефону, — подозрительно спросила я, хотя заранее предполагала, что именно Котехов может мне ответить.
— У меня везде есть свои люди. В данном случае это врач из нейрохирургии. Хрыкин с тобой?
— А куда он денется с подводной лодки? — отшутилась я. — Поет, как курский соловей в мае. А как там господин Арчиров?
— Спит как младенец. Между прочим, он выпил мой двухмесячный запас спиртного! Будешь сама его восстанавливать.
— Котехов, я всегда знала, что ты ужасный жмот.
— Жмот, не жмот, но антидепрессант мне иногда очень необходим. Ты, кстати, куда сейчас направляешься?
— Пока не знаю. Не мешало бы заехать в гостиницу, забрать хрыкинское барахло. А если получится, то и документы. Потом сразу же к тебе. Я так понимаю, что Макс тебе необходим?
— Удачи!
Отключившись, я посмотрела на Хрыкина. Лицо у него было недовольным.
— Вы с этим вашим журналистом так говорите про меня, как будто я какая-нибудь вещь, — недовольно пробурчал он.
— Правильно рассуждаешь, Максик, — перебила я его. — Именно — вещь! Погорельцов просто использовал тебя. И не в твоем положении можно качать права и строить обиженную физию. Я своими глазами видела, как Погорельцов совершил на тебя вполне реальное покушение буквально полчаса назад!
— А что в этом удивительного? Он раньше это делал, — пожал плечами Хрыкин. — И идея была с самого начала его. Но вот только непонятно, почему мне об этом случае — о деталях ничего не было известно?
— Давай-ка по порядку, мы что-то отвлеклись, — потребовала я, загоняя машину в стояночный карман и глуша двигатель. Торопиться было некуда, а певец не рассказал мне ничего такого, на что можно было бы подловить Погорельцова. Все это какая-то мелочовка.
— Ты ходишь вокруг да около, мы только время напрасно теряем, — договорила я. — А Погорельцов возьмет и смоется с твоими денежками, ищи потом ветра в поле!
Хрыкин на минуту задумался. Видимо, он все еще не желал верить в то, что его собирались банально кинуть. А возможно, и вообще прибить. Наконец он монотонно заговорил:
— Когда стало понятно, что обычным путем раскрутить меня не удастся, Погорельцов придумал для меня имидж. Эдакий скандалист, буян и прочее. Провинциальный талантище-самородок с нестандартным поведением. Одним словом, самобытная личность. Всего лишь несколько скандалов — и обо мне заговорила пресса. С журналистами обычно общался Погорельцов. Теперь я понимаю, что он платил им за эти статьи. В выигрыше были все. Потом Погорельцов пропихнул несколько записей моих песен на радио. Мелькнуло несколько клипов на ТВ. Там ведь не надо петь вживую…
— Погоди, не части. — Мне хотелось до конца понять всю эту кухню. — В чем заключалась суть твоих скандалов? И какая от них выгода тебе, Погорельцову и журналистам?
— Это же просто. Скандалил я обычно в клубах средней руки. Участниками скандалов бывали, как правило, более или менее известные люди. Во всяком случае, их имена на слуху у публики. Рядом с ними мое имя тоже невольно запоминалось. А соответственно, и Погорельцов попадал в сводку, поскольку «улаживал» все эти конфликты. Журналисты получали деньги и одновременно поднимали рейтинги своих изданий.
— Получается, что Погорельцов оплачивал все твои выходки, но при этом жаловался на твой плохой характер? — уточнила я.
— Ну, да.
— Дальше что?
— Дальше появился Вадик Галушко. Он предложил добавить к скандалам еще и покушения на меня. Сам же их разрабатывал и планировал. Мне оставалось только подыгрывать им. Популярность моя сильно поднялась. Меня стали узнавать на улицах…
— А как Погорельцов объяснял публике эти покушения?
— По-разному, но в основном тем, что некая преступная группировка пытается наехать на нас, требуя выплаты части денег за концерты. Говорили, что меня хотят похитить ради выкупа. В общем, они придумывали самые невероятные сказки, которые журналисты с удовольствием раздували.
— Значит, и здесь, в Тарасове, ты знал, что на тебя будут срежиссированные покушения?
— Не совсем. Здесь началось что-то непонятное. — Кажется, Хрыкин и сам начал задумываться о том, что же такое происходило с ним во время этих гастролей. — Здесь с первого же дня все пошло не так, как всегда.
— Что ты имеешь в виду?
— Например, историю с петардой в букете. Я же говорю, что всегда знал о том, где, когда и каким будет очередное «покушение». И вдруг — прямо на вокзале такое! По сценарию гастролей ничего этого не должно было случиться.
— А ты что, не спросил у своих «кураторов»?
— Спросил, но они убедили меня, что это — ваша подстава. Говорили, что вы таким образом набиваете себе цену.
— А ты не знал о том, что Погорельцов и Галушко нанимали в других городах местных телохранителей, а потом не платили им за это?
— Про телохранителей — знал, а вот про то, что не платили, — понятия не имел. Меня это просто не интересовало. Деньгами распоряжался Погорельцов.
Хрыкин либо врал, либо действительно был очень наивным человеком.
— Я же потому и ругался с вами, — продолжал рассказывать певец. — Галушко говорил, что ситуация — по вашей вине — вышла из-под его контроля. Говорил, что ради денег вы пойдете на все. А отказаться от ваших услуг невозможно, поскольку Арчиров неграмотно составил контракт с вами, и, если не будет уважительной причины, вы через суд просто арестуете всех нас. Якобы у вас имеется какой-то компромат на всех нас.
— Если бы! — мечтательно проговорила я. — Я бы тогда с тобой не возилась и душеспасительных бесед не вела.
— А потом я случайно подслушал разговор Погорельцова и Галушко. Он касался меня и вас.
— Вот с этого места — поподробнее, пожалуйста, — оживилась я.
— Да я ничего толком не понял, — замялся Хрыкин, — Владимир Алексеевич говорил, что от вас надо срочно отделаться, поскольку вы что-то там обнаружили и, если вы вздумаете дальше копать, всем нам наступит крышка. Галушко ответил, что он обязательно что-нибудь придумает. Погорельцов предложил устроить несчастный случай для нас обоих…
— Когда это произошло? — быстро спросила я.
— После поездки за город…
— Понятно, продолжай.
— Я тогда не понял, что значит — устроить «несчастный случай для обоих». А потом до меня дошло, что второй — это я! Поэтому я и испугался.
— О том, что тебе намазали с изнанки трусы финалгоном, ты тоже ничего не знал?
