Марина Серова - Принцип неверности
— Только что мне позвонили со студии и сказали, что Хрыкин тяжело ранен в результате очередного покушения. При этом указывается, что в этом покушении замешана ты.
— Откуда у твоих коллег такие сведения?! — пораженная услышанным, спросила я.
— Об этом только что официально заявил Погорельцов. Причем, по словам корреспондента, лицо у него было сильно разбито. По его словам, он дрался, как лев, защищая жизнь и здоровье своего артиста.
— Ну, насчет рожи Погорельцова — это сущая правда, — хохотнула я. — Это действительно моя работа, а вот все остальное — полная ересь! В любом случае спасибо за предупреждение. Кстати, проверь, если сможешь, не обращался ли Погорельцов с официальным заявлением в полицию.
— Хорошо. Еще что-нибудь?
— Пока ничего. Как только все выяснишь, сразу же отзвонись мне на мобильник.
— Добро, все сделаю.
Дав отбой, я посмотрела на Хрыкина. Он успел отдышаться и теперь смотрел на меня с нескрываемым любопытством.
— Поехали, — бросила я ему, направляясь к своей машине. — По дороге все расскажу.
Мы быстро сели в машину, которую я предусмотрительно припарковала за ближайшим перекрестком.
— Евгения Максимовна, — осторожно спросил Хрыкин, — что случилось? Кто вам только что звонил?
— Звонил один мой хороший приятель, журналист. И сообщил мне, что ты тяжело ранен в результате покушения, а виновата в этом я.
— Что за бред?! — воскликнул Хрыкин, даже подпрыгнув на сиденье. — Меня что, опять отправили «в больницу»?!
— Напрасно ты иронизируешь, Максик, — осадила я его. — Я нисколько не удивлюсь, если узнаю, что в одну из наших городских больниц действительно поступил Хрыкин Максим… Как там тебя по отчеству?
— Андреевич, — машинально ответил Хрыкин.
— Так вот, поступил Хрыкин Максим Андреевич, с каким-нибудь ПТВЗ.
— С чем? — не понял меня певец. — С каким еще «втвз»?
— ПТВЗ, — поправила я его и пояснила: — «Причинение тяжкого вреда здоровью», сокращенно — ПТВЗ. А ты догадываешься, кто будет замещать тебя на больничной койке?
— Кто? — Хрыкин напрягся, и я поняла, что он догадался.
— Правильно мыслишь, — удовлетворенно сказала я, кивнув головой. — Славик. Я ни на йоту не сомневаюсь, что Погорельцов запросто мог покалечить Славика ради очередной сенсации. При этом он быстренько смоется из Тарасова. Ну, а теперь ты начинай свою одиссею. Просто сгораю от любопытства узнать, в какое дерьмо вы пытались окунуть меня?
Хрыкин сразу же насупился. Было заметно, что, избежав с моей помощью опасности, он уже сильно раскаивается в своей минутной слабости.
— Не тяни, Максик, — ласково сказала я. — Погорельцов бросит тебя здесь без денег и документов. Кому ты будешь нужен? Журналисты уже сегодня вечером расскажут всему городу о том, что ты лежишь в больнице. Не исключаю, что поклонницы будут рваться к тебе, точнее, к Славику. А потом взорвется хорошая такая пресс-бомба. Я уж постараюсь, чтобы она рванула посильнее! И все узнают, как вы с Погорельцовым обманывали простодушных малолеток. Как ты думаешь, простят они тебе такое?
— У меня талант, — буркнул Хрыкин.
— Не ври хотя бы самому себе. Весь твой талант — сплошной пшик, порожденный стараниями Погорельцова. Не будет его, не будет и тебя. Читал когда-нибудь «Тараса Бульбу»?
— А при чем здесь это?
— А притом, что этот самый Тарас Бульба как-то раз сказал своему сыну: «Я тебя породил, я тебя и убью». Вот и твой Погорельцов, похоже, тоже так рассудил. Он тебя поднял на олимп попсы, он же тебя и скинуть решил с него.
Хрыкин тяжело вздохнул. По-видимому, он прекрасно понимал все то, что я ему так тщательно разжевывала. И стать героем — посмертно — Хрыкину явно не хотелось.
— Я встретил Погорельцова случайно, — с трудом подбирая и выдавливая из себя слова, начал рассказывать певец. — Петь я всегда любил, но не умел. И голос, в смысле связки, слабые, и слуха нет.
— Это откуда такие данные? — ехидно поинтересовалась я.
— Я пробовал поступить в музыкальную школу. Даже проучился в ней полгода. А потом меня отчислили за профнепригодность. В общем, получилось так: для пения в компании, когда все уже подшофе, у меня голоса и слуха хватало. А для профессиональной сцены я не годен. Я с этим смирился, а тут вдруг объявление в газете. Мол, так и так, набираем молодежь для участия в музыкальном проекте. А самое главное, что никакого образования не требовалось. Я решил попытать счастья еще разок. Думал тогда, что, если в этот раз не получится, тогда — все, завязываю с пением. Приехал в Москву…
— Так ты еще и не москвич? — удивилась я.
— Нет, — мотнул головой Хрыкин, — я с Урала. Городишко такой есть, Миасс называется. Ну, в общем, приехал я, нашел эту контору, записался на прослушивание…
— Денег Погорельцов за участие в отборочном туре не брал с тебя?
— Брал, — Хрыкин посмотрел на меня с удивлением. — А вы откуда знаете? Сами догадались?
— Живу давно на этом свете, читаю много. В том числе и о таких, как ты, «талантливых» ребятках. Ладно, не отвлекайся, рассказывай дальше.
— А что рассказывать? Для участия в отборочном туре надо было заплатить по две тысячи долларов. Погорельцов говорил, что деньги нужны для оплаты амортизации аппаратуры, за аренду помещения, за проживание. Первыми вылетели все, кто приехал из больших городов. Потом ребята из городов помельче.
— А откуда у тебя такие деньги взялись? — в очередной раз перебила я его.
— Я детдомовский. Нам по закону при выходе из детского дома полагается единовременная выплата. Так сказать «подъемные». Ну, вот от этих денег у меня кое-что осталось.
— Не понимаю, а на что ты собирался жить, если бы не угодил Погорельцову? Денег нет, жилья, как я понимаю, тоже нет. Про образование я вообще скромно молчу. На что ты рассчитывал-то?
— У меня в Миассе тетка есть. У нее квартира. Я же, когда из детдома вышел, у нее жил. Она меня в строительный колледж устроила. Я два курса закончил, потом, естественно, бросил учебу. Но я всегда могу восстановиться!
— Понятно, — кивнула я головой. — Не захотелось тебе становиться строителем и решил ты пойти в артисты. А ты уверен, что тетка тебя после таких закидонов согласилась бы принять обратно? Милейший племянничек забрал последние деньги из дома, умотал в Москву, просадил непонятно на что деньги и теперь возвращается назад, аки блудный сын?
— Тетя Вера приняла бы, — Хрыкин как-то по-детски, простодушно, улыбнулся. — Она меня любит. Сама провожала в Москву. Потом писала мне часто. У нее же, кроме меня, никого нет. Она сама мне об этом часто говорила.
— Так что ж она тебя в детском доме столько лет держала? Хотя я догадываюсь. За эти три дня я достаточно на тебя и твои выходки насмотрелась.
— Да это же все специально делалось, — горячо запротестовал Хрыкин. — На самом деле мы с теткой душа в душу жили. А не забирала она меня потому, что у нее работа особая была. Она все время была в дороге. На железной дороге работала.
— Погоди-погоди. Про твою тетушку мы чуть позже поговорим. Что ты хочешь сказать, что ты — не такой, каким представлялся всем? Или и вправду талантом обладал?
— Ну, понимаете, когда все отборочные туры закончились, Погорельцов сказал, что я подхожу для их проекта лучше других.
— Еще бы! — восхищенно прищелкнула я языком. — Сирота, не москвич, уехать тебе фактически некуда. Да-а, ты, Максик, — просто идеальный вариант для Погорельцова.
— Это еще почему?
— Сам подумай!
Разговаривая с Хрыкиным, я не забывала регулярно проверить наличие «хвоста» за собой. Кто их знает, этих деятелей культуры! Судя по тому, что рассказывал мне Котехов, Погорельцов и Галушко — старые прожженные аферюги. И потом, Галушко ближе к финалу выступления куда-то пропал. Скорее всего, поджидал нас у служебного входа. Вполне мог заметить мою машину. Хотя, как мне казалось, я замаскировала ее надежно. Но, как говорится, «береженого бог бережет». Поэтому я на всякий случай поколесила по узким безлюдным улочкам. На них проще засечь слежку. «Хвоста» не было. Можно было смело выбираться на центральные улицы.
Между тем Хрыкин продолжал свое повествование:
— Погорельцов снял для меня квартиру. Не сказать, чтобы она была шикарной, но жить в ней было можно. Потом он начал со мной заниматься. Только я-то сам прекрасно понимал, что все это ерунда. Нет у меня таланта! Но Владимир Алексеевич постоянно мне внушал, что талант — не главное. Если правильно сделать рекламу и раскрутку, то известность и слава сами придут. Я ему поверил… В основном Погорельцов занимался исключительно рекламой. Ну, иногда мы делали запись в студии. Когда я свои записи слушал, мне казалось, что у меня и в самом деле есть талант…
— Это, Максик, не талант, — жестко сказала я, — это самый настоящий обман потребителя! Сколько раз ты записывал одну песню?
