Фридрих Незнанский - Меткий стрелок
«Вероятно, грузчики», — подумал Филя.
Еще двое были явными вокзальными бомжами — из тех, которые почище и не ходят под себя.
Третьим был высокий сухопарый детина с небритыми щеками и копной черных волос. Он пил дешевое пиво, закусывал таранью и неприязненно поглядывал на Агеева. Костяшки длинных грязных пальцев, которыми он разделывал тарань, были сбиты в кровь.
«Какой-то местный вышибала, — сделал вывод Филя. — На вид парень крепкий».
Он вновь взялся за свою «Балтику».
Прошло еще несколько минут. Черноволосый вышибала отложил в сторону тарань, поднялся со стула и медленной, развязной походочкой двинулся к Филе.
Подошел, сел напротив.
— Слышь, мужик, — осклабился он, блеснув железным зубом, — ты чего пялишься? Потерял кого?
— Отвяжись, — небрежно сказал Филя.
— Хамишь? — поинтересовался вышибала и клацнул железными зубами. — Ты что, про Вову Железяку ничего не слышал?
— Это ты, что ли? — с ухмылкой спросил Филя.
Вместо ответа мужик опять клацнул зубами и усмехнулся.
— Послушай, Железяка, шел бы ты отсюда, — спокойно сказал ему Филя. Я человека жду.
— Во как! — удивился Железяка. — А я, по-твоему, кто — хрен моржовый?
— Может, и моржовый, мне почем знать, — пожал плечами Филя. — Иди кушай свою селедку.
Вова Железяка тихо покачал головой:
— Не нравишься ты мне, паря.
Огромный жилистый кулак полетел в лицо Филе. Только не долетел.
Филя легко уклонился, поймал руку вышибалы и быстрым движением вывернул ему пальцы. Вышибала застонал.
— Вот что, Вова, — спокойно сказал Филя, — иди-ка ты за свой столик, кушай рыбку и помалкивай. Если еще хоть слово услышу из твоего угла — ноги переломаю. Усек?
Вышибала поморщился от боли и кивнул.
— Иди, — сказал Филя и отпустил ему руку.
Вышибала потряс в воздухе помятыми пальцами и послушно заковылял к своему столику.
Прошло не меньше пяти минут, прежде чем в пивнушке появился еще один человек.
Маленький толстощекий субъект в серой водолазке и черном кожаном пиджаке застыл на пороге, оглядел зал пронырливыми черными глазами, заметил сидящего у окна Филю и быстро двинулся к нему.
— Привет, — сказал Филя, протягивая ему руку. — Как дела?
— Дела — как сажа бела, — прогнусавил толстячок, пожимая Филе руку. Бабки при тебе?
— Ты мне еще ничего такого не сказал, чтобы интересоваться, где у меня бабки.
Толстяк ухмыльнулся:
— Да ладно тебе, Агеев. Ты же знаешь, что я с пустыми руками на стрелку не прихожу. — Он стрельнул глазами по залу и быстро произнес: Пиво мне закажи.
— Перебьешься, — ответил ему Филя. — Хочешь — допей мое.
Толстячок кивнул, взял бутылку и присосался к ней своими толстыми, маслянистыми губами.
— Фу-у, — сказал он, с довольным видом, вытирая рот рукавом пиджака. Думал, спарюсь. Вечер, сука, жаркий. Не рассчитал. Ладно. Покажи бабки, тогда буду говорить. Да побыстрей, время поджимает.
Филя достал из кармана конверт и положил его на стол. Толстяк протянул было руку к конверту, но Филя прижал его своей небольшой крепкой ладонью.
— Только после базара, — твердо сказал он.
Толстяк посмотрел на конверт, сглотнул слюну и спросил:
— Сколько там.
— Тебе хватит, — ответил Филя. — Пой.
— Значит, так, — начал толстяк. — Журналистка эта… ну которую замочили… приходила к Мазаю, просила, чтоб он помог ей разобраться с Шустиком. Предлагала хорошие бабки. Мазай задаток взял, а саму бабу послал на х…. Потом рассказал обо всем Шустику. Шустик сперва помялся, потом раскололся. Сказал, что бабок пока нет, а как появятся — он с Мазаем за все рассчитается. Мазай сказал, чтобы Шустик не лепил темную и что ждать не будет. У Шустика заиграло очко, и он кинул Мазаю полторы сотни на откуп. А заодно попросил замочить бабу. А когда…
— Постой, — перебил его Филя, — Шустов заказал Гордину Мазаю? Ты это точно знаешь?
— Бля буду, — заверил Филю толстячок.
— Откуда знаешь?
Толстяк хмыкнул и подозрительно посмотрел по сторонам. После этого наклонился к Филе и сказал хриплым шепотом:
— Один пацан сказал. Мазай тогда как раз загорал на даче, отходил после праздника. На Первое мая он здорово наквасился. Пацан говорит: два дня бухали без перерыва. А пацан тот у Мазая мелкая «шестерка», чисто за тапочками бегать. В тот день Шустик к Мазаю и приехал. Выпили, поплескались в бассейне. А когда мой пацан полотенце Мазаю подавал, тогда про ту бабу и услышал.
— Понятно, — задумчиво произнес Филя. — Значит, все-таки Шустов.
— Ага, — кивнул толстяк. — Только Мазай не согласился. Ваши, базарит, проблемы, вы и разбирайтесь.
— Вот как? — Филя удивленно приподнял брови. — Наверное, Шустов мало ему предложил.
— Этого не знаю, — пожал плечами толстяк. — Базар шел про какие-то двадцать процентов. А вообще, Мазай за мокруху редко берется.
— Почему?
Толстяк посмотрел на Филю как на идиота и презрительно фыркнул:
— А оно ему надо? К нему и так бабло со всего района стекается. Полтинником больше, полтинником меньше… А здесь проблем потом не оберешься.
— Логично, — кивнул Филя. — Ладно. Что еще знаешь?
Толстяк захлопал глазами:
— Так это… Все.
— Негусто, — покачал головой Филя.
— Братан, ты чего? — сверкнул глазами толстяк. — Кинуть меня решил?
— Тебя кинешь, — усмехнулся Агеев и двинул конверт к толстяку.
Тот схватил конверт, быстро раскрыл его, скользнул взглядом по аккуратно сложенным баксам и с довольным видом спрятал его во внутренний карман пиджака.
— Ладно, легавый, бывай. Если что, обращайся. Где меня искать знаешь. Пока.
Толстяк развернулся и быстро засеменил к выходу.
Вова Железяка, опасливо косясь на Филю, отлип от своего столика и тоже двинул к выходу.
«Уж не вместе ли они?» — подумал Агеев.
Он взял еще бутылку пива, посидел с ней минут пять для проформы и отчалил вслед за толстяком и вышибалой.
На улице его внимание привлекла небольшая группа людей, толпящихся возле киоска «Товары в дорогу». Он подошел поближе, протиснулся сквозь толпу и в изумлении остановился.
За киоском, на потрескавшемся асфальте, среди грязных пакетов и пустых сигаретных пачек лежал толстяк. Кожаного пиджака на нем не было. Серая водолазка стала багровой от крови. Из груди толстяка торчала белая рукоять перочинного ножа.
— Что здесь произошло? — спросил Филя у какого-то мужичка, толкающего его локтем в бок.
— Сам, что ли, не видишь? — сердито сказал мужичок. — Завалили фраерка.
— Кто?
— «Кто», «кто», — проворчал мужичок. — Не знаю кто. Говорят, видели здесь какого-то черного. Длинный, мосластый…
«Конверт, — подумал Филя. — Он видел, как я передаю толстяку конверт».
Ловить здесь больше было нечего. Агеев вздохнул и пошел домой, размышляя о тщете человеческого существования и о недолговечности жизни людской.
Глава сорок третья
Кириллу Ремизову нельзя было пить. Напившись в первый раз в своей жизни (а было это лет десять назад), Кирилл устроил на улице драку, в результате чего чуть не загремел в полицию. Откуда у него в руке появился нож, Кирилл не знал. Он и на ногах-то кое-как стоял, не говоря уже обо всем остальном. Удар прошел по касательной, Кирилл до сих пор помнил, как тот паренек схватился за порезанную руку. Если бы не брат, сидеть бы тогда Кире на нарах. Однако Мефодий не подвел, даром что младшенький и ростом не вышел, взвалил его на себя, дотащил до машины, а потом еще и до дому довез, хотя за рулем сидел второй раз в жизни.
С тех пор Кирилл Ремизов зарекся напиваться допьяна. Был потом еще один случай. Кире тогда только-только стукнуло двадцать. Влюбился он в студентку-сокурсницу, а она, понимаешь, не захотела отвечать ему взаимностью. После очередного выяснения отношений Кирилл пошел в кабак и, пытаясь заглушить душевную боль, выпил полбутылки виски.
У него и в мыслях не было устраивать драку, не задень его плечом тот верзила… В общем, ударив раз, Кирилл не смог остановиться. Подбежавшие охранники с огромным трудом оттащили его от скрючившегося на полу верзилы.
С тех пор Кирилл решил не пить вообще. А все свои жизненные проблемы решал в спортзале. Изменила девушка? Полтора часа отжиманий на кулаках — и душевной боли как не бывало. Завалили экзамен по экономике? Три раунда на ринге — и можно браться за учебники с новыми силами.
Мефодий методу старшего брата одобрял, но сам предпочитал гантелям и турнику хороший компьютер. Лучшее оружие против стресса, считал Мефодий, это пара часов, проведенные в Интернете.
Работать на радио братьев привел отец. Егор Григорьевич Ремизов был известным и уважаемым в эмигрантских кругах журналистом. Он обосновался в Мюнхене, когда его мальчики еще ходили в школу. Сыновья росли крепкие, башковитые, и Егор Григорьевич имел все основания гордиться ими. Закончив школу, Кирилл поступил в Мюнхенский университет. Он увлекался языками: помимо русского и немецкого парень в совершенстве владел английским, французским и испанским. Мефодий, который был на два года младше брата, пошел было по стопам Кирилла, но, проучившись в университете год, вдруг решил сменить специальность и выучиться на программиста.
