Евгения Грановская - Сон с четверга на пятницу
– В ваших снах и видениях? – Корсак хмыкнул. – Вряд ли. Но что меня действительно заинтересовало, так это схожесть ваших симптомов и симптомов Галины Упоровой. А также то, что она сама пошла с вами на контакт и даже вроде бы пыталась вас о чем-то предупредить.
– И почему вас это заинтересовало?
– Потому что я не верю в случайности, – ответил Глеб. – А вам снова шах!
Он двинул вперед белого коня.
– И что вы намерены делать? – спросила Настя, вновь отодвигая короля.
– Пока не знаю. Но как только узнаю – тут же вам расскажу. Мат!
Глеб двинул вперед белую пешку и откинулся на спинку стула.
4
– Что с вами? – тревожно спросил доктор Галибин.
Анжела упала спиной на стену и, выпучив глаза и схватив себя пальцами за ворот халат, с хрипом вдохнула воздух.
– Вы задыхаетесь?
Анжела рванула на груди халат и вдруг свалилась на доктора, он подхватил ее, и в этот момент Анжела рывком повалила его на кровать, упав вместе с ним, и вдруг отчаянно закричала:
– Помогите! Помогите, насилуют!
Продолжая одной рукой держать молодого доктора за лацкан пиджака, другой она схватила его за лицо, раздирая ему ногтями щеку в кровь.
– Что вы…
Галибин попытался оттолкнуть от себя взбесившуюся блондинку.
– Помогите! – снова отчаянно заверещала Анжела.
В палату вбежали охранник Семенов и начальник охраны Гуськов. Галибин наконец вырвался и вскочил на ноги. Щека его была расцарапана. Сломанные очки валялись на полу.
Анжела выглядела не лучше. На лице ее багровел кровоподтек, халат на груди был разорван, и белые груди с темными сосками вывалились наружу.
– Что здесь происходит? – громко, со сталью в голосе спросил Гуськов.
Анжела зарыдала, тщетно пытаясь прикрыть руками голую грудь:
– Он меня… он меня…
– Я ничего не сделал! – горячо воскликнул Галибин. – Клянусь вам! Она сама на меня…
В палату вошел доктор Макарский. Окинул быстрым взглядом место инцидента и сухо проговорил:
– Доктор Галибин, ко мне в кабинет. Живо!
Затем повернулся и вышел из палаты.
Пять минут спустя доктор Галибин стоял посреди кабинета доктора Макарского с багровым лицом и дрожащими губами, а Макарский, сидя в кресле, жестко его отчитывал:
– Позор! Стыд! Скандал! Вы понимаете, что вы только что сделали?
– Я ничего не делал! – дрожащим голосом сказал Галибин. – Клянусь, я к ней даже не притронулся!
– Бологова обвинила вас в том, что вы пытались ее изнасиловать, – жестко проговорил Макарский, сверля молодого доктора суровым взглядом.
– Это бред! – Красное лицо Галибина с заклеенной пластырем щекой пошло белыми пятнами, губы задрожали еще больше. – Она схватила меня и стала кричать! Клянусь вам, все так и было! Андрей Петрович, вы знаете, что Бологова страдает синдромом…
– Она обвинила вас в преступлении, – строго произнес Макарский. – Вы понимаете, что я не могу оставить ее слова без внимания?
Галибин глупо улыбнулся.
– Но это бред. Это даже не смешно!
– Вы правы – это не смешно, – согласился с ним Макарский. – Это очень грустно. И чревато для вас самыми неприятными последствиями.
Кровь отлила от лица молодого врача.
– Что вы имеете в виду? – проговорил он срывающимся голосом.
– Я доложу о вашем поступке в соответствующие инстанции. А пока… – Макарский холодно прищурился. – Вы отстранены от работы. Ваш случай будет рассмотрен на комиссии по врачебной этике. Это я вам обещаю.
– Андрей Петрович, это меня уничтожит! Даже если комиссия встанет на мою сторону, моя репутация будет испорчена! Неужели вы не понимаете?
– Понимаю. Но я не могу поступить иначе. Комиссия во всем разберется. Если вы не виновны – обвинения будут с вас сняты и вы вернетесь к работе. А теперь – покиньте мой кабинет и езжайте домой.
Галибин хотел что-то сказать, но внезапно плечи его обмякли, а слова так и остались невысказанными, словно силы неожиданно покинули его. Он повернулся и, понурив голову, вышел из кабинета.
Макарский взял со стола телефон и набрал номер начальника охраны Гуськова.
– Это я, – сказал он в трубку. – Галибин поехал домой. Позаботьтесь о том, чтобы об этом случае узнали журналисты.
Затем отключил связь и бросил телефон на стол.
Начальник охраны Гуськов опустил руку с телефоном и посмотрел на Анжелу, которая сидела на своей кровати, замотавшись в одеяло, и испуганно глядела на Гуськова.
– Что теперь с ним будет? – тихо спросила она.
– С кем? – уточнил Гуськов.
– С этим молодым доктором.
– Не знаю, – ответил Гуськов. – Но лечить он уже точно никого не будет.
Анжела облизнула пересохшие губы.
– Мне его жалко, – пробормотала она. – Вы хотели его припугнуть. Я это понимаю. Но, может, теперь надо дать делу обратный ход? Он был так напуган… Уверена, он и так сделает все, что вы ему скажете.
Серые глаза Гуськова хищно сузились.
– Детка, – тихо отчеканил он, – не рассуждай о вещах, в которых ничего не понимаешь. И еще. Если кому-нибудь пикнешь – затяну на твоей глотке чулок и скажу, что так и было. Поняла?
– Да, – тихо сказала Анжела.
– Не слышу.
– Да! – громко произнесла Анжела. – Поняла!
– Вот и молодец. А теперь приведи себя в порядок.
Гуськов повернулся и вышел из палаты. Дверь за ним закрылась. Анжела всхлипнула и пробормотала горестным голосом:
– Сволочи.
5
Возле кабинета доктора Макарского сидел новый охранник, который не проработал в клинике еще и недели. Глеб (всегда умевший отлично слушать и слышать) припомнил, что о нем говорили пациенты.
Холост, тридцать два года, служил охранником в Бутырской тюрьме, вышел на пенсию по инвалидности (один из заключенных разбил ему коленную чашечку железным прутом) и после лечения и реабилитации устроился охранником в психиатрическую клинику. Платили в частной клинике гораздо больше, чем в Бутырской тюрьме, так что парень не прогадал.
Глеб пристально вгляделся в лицо охранника. Главное – избрать правильную стратегию в общении с этим амбалом. «Парень привык выполнять приказы, пусть выполнит и сейчас».
Глеб решительным шагом подошел к надзорной палате, взглянул на охранника и сухо и властно проговорил:
– Не надоело баклуши бить? – А затем резко добавил: – Ваша фамилия?
Верзила вскинул голову и уставился на Корсака маленькими голубыми глазками.
– Э-э… Семенов. Иван Семенов.
– Знаете, где находится архив?
– Э-э…
– В цокольном помещении, – сказал Глеб. – Анна Сергеевна проводит ревизию каталогов. Там требуется помощь сильного мужчины. Скажете, что вас прислал Корсак. Все ясно?
На мясистой физиономии охранника отобразилось замешательство.
– А вы…
– Я новый зам главврача, – отчеканил Глеб, сверля охранника взглядом. – Моя фамилия Корсак.
– Ясно. Но я…
– Вам нравится здесь работать?
– Да, – растерянно проговорил Семенов.
– Тогда ровно через пять секунд вы исчезнете с моих глаз! А через полчаса я спущусь в архив и проверю, насколько точно вы выполнили мое поручение. Время пошло!
Глеб поднял руку и устремил взгляд на циферблат наручных часов.
Повторять приказ не пришлось. Через пять секунд верзила испарился.
Глеб достал из кармана складной швейцарский нож и пилку для ногтей. Присел возле двери и занялся замком. Меньше чем через минуту замок сухо щелкнул, и дверь приоткрылась.
Глеб проскользнул внутрь.
В течение следующей минуты он вскрыл все три ящика стола и стал просматривать их содержимое.
Вскоре он нашел то, ради чего пустился в столь опасное приключение. Это была пачка документов в пластиковых файлах. На каждом стояла красная печать со странной фразой:
«Выписан по программе «О. Д.».
Глеб вынул из папки верхний документ и принялся внимательно его изучать. Из коридора донеслись громкие голоса. Глеб посмотрел на дверь, снова опустил взгляд на пачку. Быстро пролистнул файлы, запоминая фамилии и проговаривая их про себя.
Дверь кабинета распахнулась.
– Глеб! – раздался гневный окрик. – Какого черта ты здесь делаешь!
Корсак, уже успевший закрыть ящики стола, посмотрел на Макарского простодушным взглядом.
– Тише, Андрей. Не поднимай бузу.
– Я повторяю: что ты здесь делаешь? – спросил Макарский, гневно сверкая золотыми очками.
– Искал у тебя выпивку. Я ведь знаю, что у тебя есть. Только не злись, пожалуйста.
В кабинет, тяжело пыхтя, вбежал охранник Семенов. Увидел Макарского, остановился и виновато пробасил:
– Я не знал. Честно слово! Он сказал, что он врач.
– Выведите его отсюда! Немедленно!
Семенов шагнул к Глебу, схватил его за руку своей могучей клешней и сдавил так, что Глеб побелел.
– Пошли, сволочь! – с ненавистью проговорил верзила.
– Полегче! – приказал Макарский. – Он пациент, а не заключенный.
Семенов рывком сдернул Глеба с места и быстро вывел его в коридор. Наклонился к его уху и прошептал, обдав лицо Корсака зловонным дыханием:
