Елена Логунова - Бонд, мисс Бонд!
Колобков и Громов синхронно фыркнули. У них обоих было совсем другое представление о большой и чистой любви.
– Поверьте, я предлагал отпустить ее! – вздохнул Иван. – Я даже просил ее забыть меня и устроить свою жизнь с кем-нибудь другим, более подходящим ей по положению, привычкам и принципам.
– Тьфу! – с чувством сказал Колобков.
– Но вы же не знали Мариночку! – обиделся Иван.
– Это точно, – согласился Громов, терзаемый чувством вины.
– Мариночка никак не хотела сдаваться! Она постоянно тянула меня в светское общество, престижную работу мне искала, а мою сестру Наталью все пыталась знакомить с разными важными господами. – Он усмехнулся: – Надеялась, глупенькая, вылепить из меня подходящую партию.
– Я его слепила из того, что было, – с отвращением пробормотал Громов.
А грубый Колобков с понятным намеком помянул конфетку из дерьма.
– Мы, Суворовы, вовсе не дерьмо! – обиделся Иван. – У нас, между прочим, дворянские корни!
– Корни у него, – повторил Громов, разглядывая нежного богатыря с нехорошим интересом. – Ну, прям, кудрявый дуб! А вот интересно, если тебе в лоб дать, ты устоишь или как?
– Как-то странно вы, господа полицейские, разговариваете! – попятился Иван. – У меня, между прочим, горе, я любимую девушку потерял, а вы меня избить угрожаете! Это за что же, скажите, пожалуйста?
– Просто так, в воспитательных целях, – ответил Колобков, придерживая слишком ретивого напарника. – Впрочем, вы не обязаны принимать и это предложение. Не хотите в лоб – не надо. Не желаете жениться – ваше право. Всего вам доброго!
– Счастливо оставаться! – сказал, как плюнул, Громов и про себя с большим чувством добавил: «Чтоб ты сдох, скотина!»
На душе у него было мерзко.
– Хреновый из меня был старший брат! – признался он за вечерним чаем Ольге Павловне. – Я совсем не уделял внимания сестре, я от нее откупался. Денег давал, сколько просила, только чтобы она не беспокоила меня своими проблемами. А если ей требовалась какая-то конкретная мужская помощь, водителя вместо себя посылал. Витя с Маринкой возился больше, чем я: и по магазинам с ней таскался, и машину водить ее учил, и из злачных мест ее забирал, один раз даже из милиции! А я что делал? Поучал девчонку, ругал ее, думал – бестолочь она, избалованная дурочка. А она была отчаянно влюблена в неподходящего человека и не знала, что с этим делать.
– А вы бы на ее месте знали? – не поднимая глаз от тарелки, спросила Оля.
Она не смотрела на Громова, боясь его смутить и пресечь исповедальный порыв.
– Не знаю. Я давно не влюблялся в неподходящих женщин.
– Вот видите, – Оля печально улыбнулась. – Если бы даже Марина пришла к вам за помощью, вы бы не знали, что делать. А раз так, не надо себя слишком уж сильно казнить.
– Вы говорите, что я не виноват в несчастье сестры?
– Да.
– Вы меня утешаете.
– Да.
– Но на самом деле вы думаете, что я – тупой бессердечный болван.
– Да. Ой, нет! – Она прикрыла рот ладошкой. – Это я по инерции, вы же понимаете.
– Понимаю! Очень хорошо понимаю! – Громов встал из-за стола, зачем-то обошел его по кругу и вернулся на свое место. – Ну, а сами-то вы?
– Что?
– Вы когда-нибудь влюблялись в неподходящего мужчину?
– О! – Оля занервничала и отвела глаза.
Впервые она влюбилась, когда ей было шесть лет – в Сережу Жолтикова из детского сада «Солнышко». Жгучее чувство пришло к ней одновременно с пониманием, что ВСЕ девочки из старшей группы неровно дышат к этому самому Сереже.
Оля уже не помнила, как он выглядел.
Помнила, как они бегали по двору, играя в салочки… И она летела, как на крыльях, через клумбу, где хилые астры загибались в объятиях могучей крапивы… А великолепный Сережа Жолтиков сопел и топал позади, заставляя Олю отчаянно волноваться в ожидании неизбежного прикосновения его крепкой, как деревянный совочек, ладошки к ее крыловидным лопаткам.
Ольга Павловна до сих пор волновалась и трепетала в ожидании первого прикосновения. И в том, что от тактильного контакта у нее обычно подкашиваются коленки, всецело винила быстроногого Сережу Жолтикова: ведь это он в той давней игре в салочки беспардонно обрушил ее лицом в лопухи! Должно быть, с годами у нее рефлекс закрепился.
Впрочем, Сережу Оля разлюбила очень скоро и в один момент.
В тот роковой день они бок о бок скакали на деревянных лошадках, играя в красных дьяволят, преследующих белогвардейцев. «Будем двигаться быстро, но тихо!» – скомандовала Оля, а красный дьяволенок Жолтиков возразил ей: «Так не бывает!» Он не понял, что слово «тихо» в контексте сказанного означало «бесшумно».
Оля попыталась рассказать ему про слова-синонимы, но натолкнулась на глухую стену непонимания. О ее незыблемую твердь и разбилось ее самое первое нежное чувство.
С тех пор она бежала от неинтеллектуальных и малоэрудированных мужчин, как одинокий недобитый беляк от эскадрона мстительных красных дьяволят.
– Мне не всегда удается вовремя понять, что мужчина – неподходящий, – призналась она.
– Значит, влюблялись, – сделал правильный вывод Андрей и ухмыльнулся.
– Послушайте, забудем эти глупости, – сердито покраснев, сказала Оля. – У меня к вам есть серьезный разговор.
– Какая-нибудь поправка к контракту? – неподходящий мужчина кокетливо склонил голову к плечу.
Широкому плечу, рельефному плечу… Тьфу, да о чем она думает!
– Вовсе нет, контракт тут ни при чем, – строго сказала Оля. – Речь о «красной метке». Она у вас?
– Та бумажка с каракулями? Да, лежит в сейфе, а что?
– А то, что вы должны от нее немедленно избавиться! Я понимаю, это глупо звучит, но складывается такое впечатление, будто эта бумажка действительно приносит несчастье. Вы же не хотите, чтобы проклятье ЖМ вас убило?
– Я – нет, а вы? – Громов снова склонил голову к плечу и даже похлопал ресничками. – Вы дорожите моей жизнью?
– Я дорожу работой, которую вы мне предоставили!
Оля вспыхнула и встала. Ножки стула пробороздили паркет, проскрежетав что-то непечатное и весьма созвучное мыслям Ольги Павловны.
– Спокойной ночи! – чопорно сказала она.
– Ну-ну, – отозвался олигарх.
«Совсем неподходящий мужчина!» – сердито подумала Ольга Павловна и ушла, хлопнув дверью.
Этот стиль вечернего расставания становился у них традицией.
– Думаешь, у них еще ничего не было? – уже не в первый раз спросила Ксюша.
Глядя в зеркальце пудреницы, она подкрашивала губы.
– Секса не было, точно, я Ольку знаю, – уже не в первый раз ответила Люсинда, нетерпеливо притоптывая ногой.
Ей хотелось поскорее перейти к активной фазе операции по возвращению спорного кавалера его законной владелице. По праву первой ночи Громов принадлежал Ксюше, ибо у нее-то с Андреем секс был, а Оля, как выяснила Люсинда, спала под кровом Громова, но – не в его постели.
Если честно, пламенного чувства к жениху Ксения не испытывала, но миллионер – это миллионер, такие ценные призы потому и не валяются на дороге, что ими не разбрасываются.
– Надеюсь, Оля на меня не обидится, – сказала Ксюша, с треском закрыв пудреницу.
Это прозвучало, как сигнал стартового пистолета.
– Пошли? – обрадовалась Люсинда.
Несмотря на тревожные воспоминания, связанные со спортивно-боевым костюмом ниндзя, Люсинда вновь облачилась в этот практичный наряд, поскольку он отлично подходил для намеченной операции, во-первых, и здорово ее стройнил, во-вторых. При других обстоятельствах второе обстоятельство было бы первым, но сегодня Люсинда не собиралась красоваться перед публикой, наоборот, она планировала оставаться невидимкой.
Ее боевая задача была скромной и простой: помочь Ксюше проникнуть на территорию домовладения, обнесенного трехметровой оградой.
– В ворота я не сунусь, даже если они распахнуты настежь, – заранее объяснила ей Ксюша. – От ворот до дома – метров двести, меня камеры на территории десять раз засекут, и никакого сюрприза не получится.
Эффект неожиданности был важной составляющей плана Ксю.
– Все будет просто: я перелезу через забор и выйду к дому в таком месте, где камеры не засекут, – рассказывала она, пока группа поддержки – в лице и умелых ручках Люсинды – устанавливала у ограды стремянку.
Стремянка приехала вместе с ними на верхнем багажнике такси. Шаткую лесенку предприимчивые девушки без спросу позаимствовали в школьной библиотеке и для конспирации завернули в пыльное полотнище, бывшее в прежней мирной жизни старой шторой из актового зала.
Упакованная в малиновый бархат стремянка неприятно напоминала собою сплющенный гроб и пугала таксиста, запросившего за перевозку подозрительного груза совершенно неприличную сумму. Ксения, нацеленная на блицкриг в личной жизни, заплатила, не дрогнув.
Спасибо стремянке и придерживавшей ее Люсинде: восхождение на стену Ксюша совершила легко и быстро. Оседлав черепичный гребень, она благополучно втащила наверх стремянку – Люсинда ассистировала ей, как могла, – но с установкой лестницы по ту сторону ограды возникла проблема. Опущенная вниз стремянка на неровной почве клумбы встала криво, с наклоном во двор, так что перебраться на верхнюю ступеньку можно было только в прыжке, который неизбежно завершился бы падением.
