Гарри Кемельман - В воскресенье рабби остался дома
— Да, рабби, я знаю происхождение этого праздника. Но в чем суть?
— Суть в том, что Песах не просто праздник благодарения или радости. У нас несколько таких праздников, но этот — единственный, у которого есть тщательно разработанный особый ритуал и который содержит особый набор правил, Агаду, чтобы мы выполняли его исключительно точно. Почему?
— Расскажите.
— Чтобы запечатлеть его уроки в нашем сознании, — сказал рабби. — Это мнемоника, нитка на пальце, способ вложить в наше сознание и память то, о чем люди предпочли бы не думать или легко могут забыть.
— Один раз в год папа римский моет и целует ноги нищим, — сказал Лэниган.
— Именно. И он, без сомнения, извлекает пользу из урока смирения, который это дает ему, — слегка наставительно сказал рабби. И тут же добавил: — Жаль, что этого не требуют от всех представителей вашей веры.
Лэниган рассмеялся.
— Хорошо, рабби. И чему же учит ваш праздник?
— Это связано с особой заповедью, основной в нашем законе: «И когда будет жить у тебя пришелец в стране вашей, не притесняй его… как житель страны среди вас пусть будет у вас пришелец; ибо пришельцами были вы в стране египетской».
— Вы имеете в виду, что я несправедлив к Дженкинсу, потому что он цветной и не из нашего города?
— Вы арестовали его, и он признался?
— Мы еще не нашли его, рабби, но найдем. Мотоцикл — не автомобиль. Его можно закатить по тротуару в прихожую или даже в подвал, и попробуй найди. Но я предупредил полицию Нью-Йорка, и они найдут его.
— Но у вас нет никаких бесспорных улик — только то, что вы считаете мотивом и возможностью.
— О, у нас есть хорошая улика. Мы нашли ее в самый первый вечер, почему я и отпустил домой вашу молодежь. Как только они рассказали нам про Муза и мы поняли, что это убийство, я послал своих людей порыскать вокруг Хиллсон-Хаус и посмотреть, что там можно найти. И мы нашли. Перед домом есть высокая и широкая живая изгородь, и позади нее, на мягкой земле, в месте, не видном с улицы, мы нашли четкий отпечаток мотоциклетной шины.
Глава XLVII
Плотник робко вошел, неуклюже снял старомодную, широкополую войлочную шляпу и в ответ на приглашение рабби сел на край стула.
— Жена решила, что я должен переодеться, — сказал он, объясняя, почему на нем черный костюм, начищенные до блеска черные ботинки, белая рубашка с неудобным, тесным воротником, широкий кричащий галстук. — Из уважения, понимаете.
Рабби кивнул — не потому, что понял, но как знак, чтобы тот продолжал.
— Лэниган позвонил мне сегодня утром и сказал, чтобы я пришел подготовить похороны. Он сказал, они решили, что им не понадобится вскрытие.
— Понимаю.
— И когда я все подготовил, я решил, что зайду поблагодарить вас.
— Я ничего не сделал, мистер Картер. Ничего.
— А я считаю, что если бы вы не пошли вечером в понедельник…
— Нет, мистер Картер, — твердо сказал рабби, — это действительно не имело никакого отношения к их решению. Шеф Лэниган вполне справедливо отказался выдать тело тогда, потому что у него были сомнения относительно причины смерти. Справедливые, как оказалось. Когда выяснилось, что смерть наступила от удушья, эксперт сказал ему, что вскрытие не нужно, что оно им ничего не даст. Насколько я понимаю, острое алкогольное отравление приводит к параличу нерва, который управляет дыханием, так что действие на органы то же самое, что при удушье.
— Я все же думаю, что если бы вы не пошли туда, они все равно могли бы это проделать. Доктора делали так и просто для практики, это известно, — неодобрительно добавил он.
— Вы организовали похороны? — спросил рабби, чтобы сменить тему.
Картер кивнул.
— Это будет в тесном кругу — только семья. Мы не хотим толпы, только семья и мой друг, проповедник, с которым я работал во время кампании против фторирования. Он скажет несколько слов.
— Думаю, так лучше всего.
— Вы знаете, рабби, я мог бы спасти мальчика. — Картер сжал кулаки. — Я не сказал бы этого своей жене, но вам я говорю.
— Что вы имеете в виду?
— Я не услышал, рабби. Бог говорил со мной, а я не услышал.
Рабби с интересом взглянул на него.
— О?
— Я вышел поискать его в тот вечер. Я искал в центре города в барах, думал, что именно там его можно найти. А его там не оказалось, я просто ездил вокруг, по разным улицам, вроде как бесцельно. Я проезжал Тарлоу-Пойнт. А зачем бы я поехал туда, если бы Бог не указал мне? Я даже притормозил, когда проезжал Хиллсон-Хаус. Так направлял Господь мои шаги или нет? — спросил он. — Но я сердился на мальчика, и это заглушало глас Божий. Если бы я был восприимчив, Он говорил бы со мной и сказал бы, где искать. Но мой разум был блокирован, рабби, и голос не мог проникнуть в него.
— Вы не должны так думать, мистер Картер.
— Мне стало легче от того, что я сбросил с себя эту тяжесть, рабби. Я должен был рассказать это кому-то, и просто не мог сказать об этом жене. О, я знаю, что пути Господни неисповедимы, и это часть какого-то великого плана, выходящего за пределы моего понимания, или же это наказание мне или, может, даже моей жене за грехи, совершенные в прошлом. Но я хочу, чтобы вы знали, что моя собственная вера не дрогнула — ни на мгновение. И если мой гнев заглушил голос, это тоже, возможно, было частью божественного плана. А может, это должно было научить меня, что мой гнев греховен.
— Вы намекаете, что Господь мог взять жизнь вашего сына только для того, чтобы научить вас сдерживать свой гнев? — резко спросил рабби.
— Я не знаю, но долг Его слуг пытаться понять Его. А иначе зачем мысли приходят в мою голову?
— Не все мысли, которые приходят в голову человеку, мистер Картер, вложены туда Богом. И не все, что происходит вокруг, — Его дела. Если вы видите Его руку во всем, что происходит, через некоторое время вы начнете обвинять Его во всех отталкивающих и страшных событиях. Некоторые вещи — результаты наших собственных ошибок, а некоторые происходят просто случайно.
Картер поднялся.
— Мне не нравятся ваши слова, рабби. Мне кажется, что это говорит о недостатке веры, а я не ожидал этого от вас. Или вы говорите это только для того, чтобы мне стало легче. — Он пошел к двери. Было очевидно, что он уязвлен. — Вот увидите, рабби, — сказал он и похлопал его по руке, — если у вас есть вера, в конце концов все станет на свои места. — Лицо его вдруг прояснилось и даже смягчилось в улыбке. — Кстати, они поймали этого цветного парня, который отобрал жизнь у моего мальчика. Они привели его, когда я был в отделении.
Картер ушел, и рабби повернулся к Мириам.
— Где мое пальто? Я еду в участок.
Глава XLVIII
Бен Горфинкль позвонил в первой половине дня, чтобы сказать, что придет домой на ленч.
— Я хочу поговорить со Стью. Он еще не ушел?
— Он еще в постели, Бен.
— В одиннадцать часов? Может хотя бы к полудню он снизойдет до разговора со мной?
— Вчера ты допоздна расспрашивал его про встречу.
— Я лег не раньше, и встал, тем не менее, вовремя.
— Он же еще ребенок, им нужно больше спать. Что-нибудь случилось?
— Просто я хочу поговорить с ним. Постарайся, чтобы он был дома, когда я приду.
Он заканчивал свой спартанский ленч, состоявший из сэндвича и кофе, когда, зевая и потягиваясь, появился Стью в пижаме и халате.
— Что случилось, папа?
— Если бы ты встал вовремя, ты мог бы услышать новости по радио. Арестовали того парня, Дженкинса.
— Ого! И что?
— Я говорил с одним из наших заводских адвокатов. Он считает, что с нашей стороны было ошибкой позволить Лэнигану допрашивать вас без присутствия адвоката.
— Естественно, он же адвокат. Что он еще сказал?
Старший Горфинкль отметил в уме проницательность сына.
— Во всяком случае, он согласен со мной, что твое положение отличается от других, и если ты правильно разыграешь карты, ты вообще не будешь замешан. — Заметив, что сын собирается возразить, он решительно продолжил. — Нет, послушай меня, хорошо? Есть только три вещи, три препятствия, которые нам надо преодолеть. Прежде всего, вопрос проведения пикника на Тарлоу-Пойнт. Если это частный пляж, то вы нарушили владение. Насколько я могу понять, ты не имел никакого отношения к решению устроить там пикник, но, с другой стороны, ты вел машину. Далее, насколько я понимаю, даже городской совет не уверен, частный это пляж или нет. По моему мнению, для тебя совершенно безопасно признать, что ты знал, что вы идете на Пойнт. Просто ты думал, что пляж общественный, потому что там и раньше проводили пикники.
— Да, конечно…
— Послушай, пожалуйста! Хорошо. Ты уехал перед грозой и не имел никакого отношения к взлому Хиллсон-Хаус. Правильно? И когда ты вернулся — я имею в виду, в первый раз, — ты не входил, так ведь?
