Ксавье-Мари Бонно - Первый человек
— Сейчас открою.
Первый замок открылся и закрылся снова, когда полицейский и надзирательница прошли в дверь. Заскрипел другой засов.
— Здесь я вас покидаю. К Кристине Отран вас проводит моя коллега. Я не знаю, что вам сказали, но у нее не было ни одного посетителя за шесть лет, которые она здесь находится. Не думаю, что она вам много расскажет.
— Попытаться всегда можно, — заметил де Пальма, не зная, улыбнуться или нет.
— Кто знает? Она неплохой человек.
Комната свиданий была квадратным помещением, стены — белые, с зеленой каймой по краям. Мебель — стол, привинченный к полу, и два металлических стула. Де Пальма поставил портфель на стол и повесил куртку на спинку стула. Сам не зная почему, он боялся взглянуть в глаза Кристине Отран. Боялся снова увидеть ее лицо, которое произвело на него такое впечатление во время их единственной встречи в суде Экс-ан-Прованса.
— Я схожу за ней. Это займет минуты две.
У этой охранницы были гармоничные пропорции лица, большие, полные жизни голубые глаза и каштановые волосы, перевязанные на спине черной лентой. Лента была шелковая — единственная кокетливая вещь, разрешенная в этом суровом мире.
Хлопнула дверь. Де Пальма пригладил ладонью волосы и положил перед собой лист бумаги и карандаш. Секунды ожидания тянулись медленно. Громкоговоритель объявил прогулку для заключенных блока Б. За этим последовала длинная серия хлопков — открывались замки. Шум стал громче. Комнату осветил проникший через окно солнечный луч. Было слышно, как кричат морские птицы: они, должно быть, находили себе еду в мусорных контейнерах тюрьмы.
— Вот она, — сказала охранница.
Де Пальма встал. Кристина Отран пристально и холодно смотрела на его строгое лицо: пусть человек, который собирается ее допрашивать, знает, что ей уже известно, зачем он пришел.
— Добрый день, — поздоровался де Пальма. — Садитесь.
Кристина была одета в голубой спортивный костюм, плотно облегавший ее фигуру. Из-под белой футболки выступала крепкая грудь. Тюрьма не сломила ее физически. Она сохранила гордую осанку женщины, которая никогда не позволяет себе распуститься и перестать ухаживать за собой. Ее лицо поражало своей красотой и одновременно чем-то тревожило. Короткая прическа открывала уши, что подчеркивало худобу щек и увеличивало глаза, взгляд которых напоминал уксус. Она села и сложила перед собой крест-накрест длинные изящные ладони. Ее серые глаза ярко блестели в глубине глазниц, и в них отражалось глубокое горе.
— Я майор де Пальма. Тот, кого едва не убил ваш брат.
Эти слова как будто отскочили от невидимой стены.
— Ваш брат бежал из лечебницы для тяжело больных в Вильжюифе. Мы его ищем.
Никакого ответа. Никакой реакции на эти слова. Только в глазах мелькнула едва уловимая искра.
— Послушайте, Кристина. Я знаю, что у вас нет никакого желания разговаривать с полицейскими или с представителями правосудия, которое бросило вас сюда. Но только вы можете нам помочь. Я пришел просить вас об этом как человека и как женщину, которая не захочет, чтобы больной человек продолжал совершать ужаснейшие дела.
Кристина Отран перевела взгляд на окно и сделала вдох. Облако заслонило солнце, и свет потускнел, словно оно съело часть лучей.
— Вы слышите меня, Кристина?
Она повернулась и снова стала смотреть на де Пальму.
— Кристина, я пришел просить вас о помощи. Для нас важна даже сама малая подсказка.
Де Пальма проклинал себя за то, что он всего лишь сыщик, который пришел выпрашивать сведения у той, которая так далека от него, словно до нее много световых лет. Он хотел сказать Кристине про Люси Менье, но его интуиция велела ему не делать этого и даже не намекать на ее убийство.
— Если вы согласитесь сотрудничать, я попрошу для вас у судьи некоторые льготы по исполнению наказаний. Вы слышите меня?
Кристина сложила руки и взглянула на него так, что он был вынужден опустить глаза.
— Вам осталось всего несколько лет тюрьмы. Я даже думаю, что в скором времени вас могли бы освободить досрочно.
Охранница стояла за дверью и играла ключами, подбрасывая их на руке.
— Вы думаете, что дни в этой тюрьме длинны? — тихо спросила Кристина.
— Думаю, что да!
— Каждый из них — целая вечность. Для большинства из тех истеричек, которые меня окружают, эта толща времени скоро становится невыносимой. Но со мной происходит наоборот. Я питаюсь этой неподвижностью. Я пропитываюсь вечностью.
Ее глаза потемнели, словно серые сумерки сменились ночью. Кристина откинулась на спинку стула, ее взгляд блуждал по бесцветным стенам.
— Вы по-прежнему работаете над историей первобытной эпохи, Кристина?
Длинные пальцы Кристины согнулись.
— Да, — произнесла она, и ее голос звенел, как серебро. — А почему я должна была прекращать эту работу?
— И тема все та же — шаманизм в первобытную эпоху?
Вместо ответа, она лишь кивнула.
Де Пальма не сразу решился продолжить разговор. Важно было каждое слово, а у сидевшей напротив него женщины было перед ним большое преимущество. Уединенная жизнь в тюрьме, несомненно, обострила ее способность сразу переходить к сути дела.
— Многие специалисты считают ваши теории странными и нелепыми, — начал он наконец. — По их мнению, объяснять наскальное искусство шаманизмом — это слишком простой и легкий путь.
Кристина Отран несколько секунд смотрела на свои пальцы, потом ответила:
— У них нет моего опыта. И у вас, я думаю, тоже.
— Сибирь, Африка… Я прочел все это.
— То, что вы читали, устарело! Позже я сделала другие открытия.
— Какие?
Кристина повернулась к окну. Ее идеально правильный профиль был словно вырезан из белого мрамора.
— Расскажите мне о «Человеке с оленьей головой».
— С головой оленя?
— Да.
Губы Кристины шевельнулись. Движение было едва заметно, но де Пальме хватило этого, чтобы понять: возможно, он попал в цель.
— Я прочел то, что вы написали о «Рогатом боге». Думаете ли вы то же самое о «Человеке с оленьей головой»?
— Да.
— Могли бы вы рассказать мне о нем больше?
— Что вы хотите узнать?
Де Пальма молчал в нерешительности, не зная, что ответить и о чем спрашивать дальше. Он не был уверен ни в чем и перебирал в уме вопросы, которые могли бы внушить к нему доверие. Наконец он решил рискнуть:
— Я думаю, что эта статуэтка принадлежала вашему отцу и кто-то украл ее у вас. Так ли это?
Кристина подняла глаза и окинула взглядом лицо де Пальмы.
— Где сейчас этот божок?
— Только вы можете сказать это мне!
— Я этого не знаю.
Де Пальма опустил руку на лежавшую перед ним папку для документов. Взгляд Кристины следовал за ним. Рука замерла на ленте, которой была перевязана папка. Внутри лежали несколько фотографий статуэтки, но та же интуиция вдруг подсказала ему: не нужно показывать их Кристине. Он убрал руку с папки. Глаза Кристины не упустили ни одной подробности этого движения. Ее взгляд вернулся к лицу де Пальмы и остановился на его губах.
— Вы знаете некоего Реми Фортена?
— Знаю, что он умер.
— Значит, вы читаете те же газеты и журналы, что ваш брат?
— Думаю, что да.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Вы пришли сюда, чтобы говорить о Реми Фортене или о моем брате?
— О них обоих. Я думаю, что бегство вашего брата связано со входом в пещеру, новыми открытиями и этим «Человеком с оленьей головой». Я ошибаюсь или нет?
— Не знаю.
— Вы не ответили на мои вопросы.
Кристина погрузила свой взгляд в глаза де Пальмы и сквозь них — в его ум. Этот взгляд проник в ту часть сознания, которую майор ограждал как крепость.
— Ответ на первый вопрос вы уже знаете. Да, «Человек с оленьей головой» действительно одна из двух статуэток, которые принадлежали моему отцу.
— Где ваш отец его нашел?
— Это долгая история, и сейчас она не важна. Но статуэтка принадлежала отцу.
— Эта история важна, и я хотел бы услышать ее от вас.
Кристина долго вглядывалась в лицо майора. Де Пальма не отвел глаза, хотя ее напряженный взгляд был ему неприятен.
— Мой отец всего раз в жизни повел себя нечестно, — заговорила она. — Всего один раз. Он работал на раскопках у Палестро. Однажды вечером, после того как рабочий день закончился, он вернулся и завладел этой статуэткой.
— Почему?
— Он думал, что «Человек с оленьей головой» сможет вылечить моего брата.
— Но этого не произошло.
Она спокойно положила руки на стол — обе ладони, полностью раскрытые.
— Как вы можете это говорить?
— Это было просто предположение, — ответил де Пальма.
— Пока «Человек с оленьей головой» был возле брата, пока брат мог прикасаться к нему, обращаться к нему, разговаривать с ним, ничего не случалось. Все ужасное началось только после того, как у нас его украли.
