Кирилл Шелестов - Уротитель кроликов
— Ты поэтому так себя и ведешь? — спросил Храповицкий холодно. Про себя я пытался угадать, действительно ли он собирался расходиться с Виктором и знал ли, каким будет ответ Сырцова. По своему характеру он не мог затевать ссору, не предвидя ее последствий. Значит, у него был собственный план. — Ты уверен, что быстро разделиться не удастся и потому у тебя развязаны руки, так? Ты можешь нарушать правила, втягивать нас в войну…
— В какую войну? — перебил Виктор. — И какое отношение неизвестная мне война имеет ко мне?
— У Александра была ссора с Синим, — терпеливо пояснил Храповицкий. — После этого Синего убили. И Ильич будет искать виновных.
— Я не убивал Синего! — горячо воскликнул Пономарь. — Мне это не нужно!
Мне показалось, что он говорил искренне.
— В натуре, Вов, это не мы, — встрял Плохиш. — Зачем нам это! Нас или замочат, или закроют. Нас, может, и так уже в розыск объявили.
— А он и не думает, что вы убивали, — успокаивающе заметил Виктор. — Правда ведь, Володя? Он знает, кто убил. Да?
Теперь он говорил почти ласково. Но в его тоне было что-то очень гадкое. Я почувствовал, что сейчас он зайдет с козырной карты.
— Что значит, я знаю? — удивился Храповицкий. Мне почудилось, что впервые за вечер он несколько растерялся. Хотя я мог и ошибаться. Временами я переставал понимать его игру.
— А ты расскажи нам, с кем вы в Москву летали, — предложил Виктор, все так же скверно улыбаясь. Со своим изрытым оспинами лицом и покрасневшими глазами он почему-то походил на сатира. — А то ты ведь нам давно ничего не рассказываешь. Это только от нас с Васей отчета можно требовать. Ты же выше этого. Расскажи, с кем там губернатор спал. С кем поссорился? Может, ты ему угодить решил, а, Володя? Убрать любовника губернаторской любовницы. Ведь как здорово перед губернатором прогнуться! Ты ведь это уважаешь, а?
Это уже было оскорбление. Я увидел, как лежавшие на столе сильные длинные пальцы Храповицкого побелели от напряжения. Но он не ответил и не переменился в лице. Он просто сидел, глядя на Виктора с непроницаемым выражением, ожидая продолжения. Однако Виктор, нанеся свой удар, демонстративно отвернулся от Храповицкого и теперь обратился к Пономарю.
— Эх, Саня! Дорогой ты мой, простодушный дурачок! Если бы проблема была только в губернаторе! Нет. Тут не губернатор. Ведь что получается? На „стрелке“ был ты. Синего убивают. На кого подозрения?
— А при чем тут я? — сорвался с места Плохиш. Его пухлые щеки затряслись.
— Да молчи ты! — прикрикнул на него Виктор. — Кому ты интересен! А подозрения, Саня, падают на тебя. Или на меня. Как мне тут недавно пытался доказать один Володин подручный. — Не оборачиваясь, он ткнул в мою сторону пальцем. — Дескать, если с кем-то что-то случается, то это непременно по моей вине.
Он бессовестно передергивал. И он перебирал. За „подручного“ ему можно было врезать сразу. Но, вероятно, именно этого он и добивался. Скандала. Поэтому я решил врезать чуть позже. Когда остыну.
— И выходит, что главные враги Ильича — это, Саня, мы с тобой! И осталось только разжевать это Ильичу. Так? А для этого и существуют подручные. Жадные до денег. Готовые шпионить. Он вон даже на „стрелку“ не побоялся приехать. Он и до Ильича доберется. Шустрый мальчонка. И что сделает Ильич? Догадаться нетрудно. Видишь ли, Саня, если чью-то долю нельзя выкупить, то ее можно забрать. Вот в чем суть.
Виктор явно нарывался. Я прикрыл глаза и начал про себя считать до двадцати.
— Ты что, правда думаешь, что я приказал убить Синего, чтобы натравить на тебя Ильича? — недоверчиво переспросил Храповицкий.
— И получить мою долю, — уверенно закончил Виктор. — Что же тут неправдоподобного?
— Да ты с ума сошел! — вспыхнул Храповицкий. — Да я…
Он осекся и взял себя в руки.
— А! Теперь я понял. — Он опять заговорил ровным тоном. И даже улыбнулся. — Неплохая попытка переложить с больной головы на здоровую. Заход избитый, но действенный. Ты пытаешься приписать мне то, о чем думаешь сам.
— А я и знать не знаю, о чем ты думаешь, — с издевкой ответил Виктор. — А ты не знаешь, о чем думаю я. Мы оба можем лишь гадать. И сдается мне, мы оба думаем об одном и том же. Я мог бы, конечно, отпираться, как ты. Но не хочу. Мне лень. Давай-ка я по-другому объясню.
Он встал с места и, не спеша, прошелся по столовой, потягиваясь и поглаживая себя по груди.
— Скажите-ка мне, вы все, для чего мы живем?
Вопрос был неожиданным и довольно неуместным.
— Ну, ты загнул! — воскликнул Вася.
— В каком смысле? — Это уже была реплика Пономаря.
— Нет, я спрашиваю не о том, для чего живет человек или в чем смысл жизни. Такая общефилософская чушь меня мало интересует. Я спрашиваю про нас. Про тех, кто здесь. Для чего мы живем?
— Для того, чтобы зарабатывать бабки! — не удержался Плохиш. — А для чего же еще. И все живут для этого.
— Правильно, — кивнул Виктор. — Молодец. А теперь ответь, как легче всего заработать деньги.
— Ясно как. Украсть, — уверенно сказал Плохиш. — Ну, можно еще отнять.
— Точно! — Виктор ликовал. — И что из этого следует?
— Я не вполне согласен, — неожиданно подал голос Сырцов. Он боялся смотреть на Виктора и боялся возражать. Но молчать не мог. — Украсть — это одномоментный подход. Очень рискованный. Потому что если поймают, то могут… В общем, в конечном счете, этот путь может оказаться самым трудным. С самыми тяжелыми последствиями.
— Это если поймают. — Виктор посмотрел на него снисходительно, как на ребенка. — А если точно знать, что за это не накажут, то ничего выгоднее этого нет. И именно этим мы все и занимаемся. В своем-то кругу можно же не морочить друг другу голову. Взвешиваем риски. И потом воруем. Или забираем.
— Я никогда не ворую! — заявил Храповицкий твердо. Он выпрямился.
— Это ты другим говори, — засмеялся Виктор. — Какой ты уважаемый и законопослушный бизнесмен. Как ты платишь налоги. И вносишь вклад в экономику страны. Мы же здесь не форму обсуждаем, а содержание. Я-то в отличие от тебя привык правде в глаза смотреть. С тех самых пор, как в торговле работал и мясо рубил. Мы там вещи своими именами называли. Так ведь, Саня? Но сколько бы ты ни врал себе, внутри себя ты знаешь, чем мы занимаемся. Да, мы все делаем по закону. Только закон мы покупаем.
Храповицкий хотел возразить, но Виктор не дал.
— А раз мы все про себя знаем, то к чему устраивать балаган? Честно — не честно? Надо говорить, выгодно или не выгодно. Выгодно тебе меня убивать? Или мне тебя убивать выгодно? Внешне — очень. Убрал партнера, получил долю. Но тут надо все считать. Что будет потом? Как это отразится на бизнесе? Кто захочет в него войти? На кого упадут подозрения? Тут наступает сырцовская правда. Надо думать о последствиях. Скажешь, я не прав? Но сказать Храповицкий ничего не успел. В комнату вошел начальник его охраны и, наклонившись к Храповицкому, что-то прошептал на ухо.
— Какой Сергей? — недоуменно глядя на него, громко вслух спросил Храповицкий.
Начальник охраны опять что-то пошептал.
— Да ты шутишь?! — охнул Храповицкий.
Он обвел нас всех озадаченным взглядом.
— Вы не поверите. Но сюда приехал Ильич. Он хочет с нами поговорить.
3Наступило всеобщее молчание. Никто ничего не понимал. Первым, как ни странно, опомнился Сырцов.
— О чем нам с ним говорить? Зачем? — почти выкрикнул он высоким, неестественным голосом.
— Не надо бандитов! — горячо поддержал его Вася. — Мы его к себе не приглашали.
Виктору в его состоянии было безразлично, с кем выяснять отношения: с Ильичом или президентом Монголии. Он лишь небрежно отмахнулся. Пономарь набрал в легкие воздуха и шумно выдохнул. Плохиш молчал, но выглядел так, как будто ему сейчас станет дурно.
— Но мы не можем ему отказать, — ответил Храповицкий рассудительно. — Это будет означать, что мы испугались. Пусть заходит, — кивнул он начальнику охраны.
И вновь воцарилось молчание, продолжавшееся несколько минут, пока мы ожидали появления Ильича. Мне было любопытно. До этого лицо Ильича я видел только на милицейских фотографиях, хотя слышал о нем очень много и очень противоречивого.
Никто не мог объяснить, откуда взялось его странное прозвище, рождавшее ассоциации с вождем мирового пролетариата. Возможно, для обездоленных бандитских масс губернии Ильич являлся фигурой не меньшего масштаба. В молодости он пару раз сидел, а когда оказался на свободе, страна уже была охвачена новой русской революцией. Первые нестройные ряды бандитских, или, как их тогда называли „рэкетирских“, армий рекрутировались, преимущественно из спортсменов, для которых мордобой на „стрелке“ был событием огромной важности, обсуждавшимся неделями.
Бывалые уголовники относились к ним с пренебрежением. Ильич одним из первых понял неисчерпаемые перспективы бандитского бизнеса и принялся за его освоение.
