Кирилл Шелестов - Уротитель кроликов
Ильич подумал и кивнул.
— Отвечать все равно придется. Рано или поздно все выяснится, — произнес он убежденно. — Но нужно, чтобы рано.
— А то нас, слышь, пацаны не поймут, — с угрозой подхватил Бык. — Они и так уже копытом землю роют. — Он покосился на Пономаря, но тот и бровью не повел.
Мне показалось, что Ильич как-то слишком легко согласился. С ходу принимать чужую точку зрения было, кажется, вообще не в его манере, тем более в вопросе, который он считал важным. Тут что-то не сходилось.
— Значит, надолго не прощаемся, — завершил Ильич. Он поднялся и двинулся к выходу. Бык последовал за ним. На полпути Ильич остановился и повернулся к Храповицкому.
— А насчет того, что вы с бандитами не работаете, ты не прав, — заметил он. — Мы, кстати, таких слов не говорим. Бандиты те же люди. Просто живут по-другому. Коммерсант он вон тоже человек. Каждый свою работу делает. Ты один город держишь. Я — другой. Ты в моем городе хочешь работать. Я — в твоем. Нам все равно придется договариваться. Или воевать. А деньги, кстати, — это для меня не главное. — Он немного подумал и вдруг добавил: — И жизнь тоже не главное.
— А что же главное? — с издевкой спросил Виктор, до сих пор не сказавший ни слова.
— Как тебе объяснить? — усмехнулся Ильич. Глаза его при этом оставались холодными и враждебными. — Если я скажу, что честь главное, ты поймешь? А если не поймешь, то подумай, почему я двадцать лет в криминале и все еще живой. И к вам один приезжаю.
И он вышел, ни с кем не прощаясь.
Храповицкий подождал, пока за ним закроется дверь, и поднялся.
— Что ж, — невозмутимо сказал он. — Позвольте подвести итог нашей короткой, но содержательной встречи. Мы выяснили, что мы готовы убивать друг друга и что нас, похоже, ожидают осложнения с бандитами. В довершение всего, какой-то уголовник щелкнул нас по носу, обвинив в отсутствии представлений о чести. Думаю, лучше на этом прерваться. И поразмыслить над всем происходящим.
4— Ну и что ты обо всем этом думаешь? — с хитрым видом спросил меня Храповицкий, откидываясь на заднем сиденье, когда мы сели в машину. Меня поразило, что он выглядел чрезвычайно довольным, как будто только что провернул важную сделку. Я недоумевал.
— Если ты спрашиваешь меня о Викторе, — начал я осторожно, не понимая, куда он клонит. — То он действительно очень опасен. У него отказывают тормоза. Или уже отказали. Накопившиеся обиды на тебя и желание доказать тебе, что в бизнесе он соображает не хуже, толкнули его на сделку с Пономарем. А понимание того, что он нарушил договоренности и может быть изгнан из бизнеса, заставляют его продумывать самые крайние варианты. Даже не знаю, что тут посоветовать.
Храповицкий удовлетворенно усмехнулся и загадочно подмигнул. Видимо, он ждал такого ответа.
— А мы его переиграем! — вдруг весело заявил он.
— Каким образом? — удивился я.
— Очень просто. Смотри. С самого начала я нарочно нагнетал обстановку сегодня, чтобы их всех прорвало. Первым сломался Пономарь. Он предложил нам вступить в долю. Видно, это была их с Виктором домашняя заготовка, на случай моего давления. Теперь мы по-бандитски поймаем его на слове. Очень неохотно, вздыхая и ахая, мы согласимся. Мы будем делать вид, что ничего не ждем от этой сделки, кроме чудовищных убытков, и лишь спасая наших неверных товарищей, идем на нее. В результате вместо тайного участия Виктора будет наше законное участие в этом бизнесе. Для этого нужно всего лишь провести переговоры с Виктором и Пономарем и заменить деньги Виктора деньгами фирмы.
— А Виктор на это пойдет? — спросил я с сомнением.
— А куда ему деваться? Я его сегодня дожал. Он произнес главное слово. „Убийство“. Он готовился к войне. А я дал ему выпустить пар, причем при такой куче свидетелей. А для чего, по-твоему, я все это затеял? Для дележа, что ли? Ведь всем сказанным он теперь связан по рукам и ногам. И когда он чуть опомнится, он будет на грани отчаяния. Потому что раскрыл свои карты. Проще говоря, проболтался. По сути, мы предлагаем ему идеальный выход: он остается в бизнесе, ему fie нужно срочно убивать меня. Все-таки, согласись, это довольно хлопотно. Кроме того, его самолюбие будет удовлетворено тем, что мы признаем сделку интересной. В конце концов, можно что-то ему пообещать. Например, выделить этот завод в самостоятельное направление, которое он возглавит.
— Ты думаешь, он справится?
— Конечно, не справится! — Храповицкий даже удивился моему вопросу. — Но мы выиграем время. К тому же я сказал: пообещать. Между обещанием и исполнением всегда есть некая дистанция.
— А как быть с Ильичом?
— А с Ильичом надо договариваться, — ответил Храповицкий. — Он совсем неплохой бизнесмен и очень неглупый человек. Надеюсь, ты понял, что он приезжал вовсе не из-за Синего. Это был лишь предлог. Если бы он подумал, что Пономарь или Плохиш причастны к убийству, то ни Пономаря, ни Плохиша сейчас бы на свете не было. И он нарочно продемонстрировал, что приехал не к Пономарю, а ко мне. Он хочет работать со мной. Пусть работает.
— Ты собираешься ему платить?
— Смотря за что. За „крышу“ — нет. Я в ней не нуждаюсь. Что же касается деловых услуг, то какая разница, кому платить? Лишь бы был результат. Я просмотрел все документы по этому заводу. Сейчас он убыточный. Но там есть очень интересное экспортное производство азота, чья прибыль сейчас тонет в общих расходах. Его нужно сохранить, а от остального срочно избавиться. Прежние акционеры грызлись между собой, и никто не хотел вкладываться. Те, кто не смог договориться с Ильичом, продали свой пакет Пономарю и Виктору. Причем, Виктор и Пономарь полезли туда нахрапом, как они привыкли работать в торговле. У одних они купили тридцать два процента и вели переговоры с другими о покупке еще двадцати. Вероятно, они надеялись, что Ильич не узнает. Что глупо. Поскольку он узнал. И сделка потеряла смысл. Потому что тридцать два процента — это все равно что ничего. По уставу права дает лишь контрольный пакет. В отличие от них мы договоримся с Ильичом. И он заставит своих акционеров продать долю, не достающую до контрольного пакета, после чего мы ставим своего директора. За это Ильич получает часть акций. Или, если захочет, деньгами. В результате — акции других владельцев превращаются в бумажки. В том числе и акции Пономаря. Который не сможет участвовать с нами на равных в дальнейшей покупке — денег не хватит. Я не собираюсь его выбрасывать, во всяком случае пока, но урок ему преподать следует. Пусть знает, кто в доме хозяин. Это, кстати, существенно ослабит их союз с Виктором. Виктор не станет отстаивать интересы Пономаря, когда речь пойдет о серьезной прибыли. А Пономарь будет считать его предателем, что полезно. Но это к слову. Дальше — понятный для нас процесс. Мы либо выкупаем оставшиеся акции за десять копеек, либо своим решением выводим экспортное производство в отдельное юридическое лицо, оставляя все остальное дерьмо мелким акционерам. При этом с Пономарем, с его шестнадцатью процентами, мы сможем поступить по своему усмотрению. Зависит от того, как он будет себя вести. Недурной план, а?! Поверь мне, через год-полтора мы продадим его в десять раз дороже. И за свой пакет Ильич, если согласится подождать, получит столько, сколько не стоит сейчас весь завод.
Он сиял от гордости.
— План великолепный. И я не сомневаюсь, что он у тебя получится. Но такой партнер, как Ильич, тебя не смущает?
Храповицкий пожал плечами.
— Если говорить о надежности, то он лучше Виктора. Если говорить о пользе, то тут вообще нет материала для сравнения. Такой партнер в наше время очень выгоден. И в Нижне-Уральске, и у нас. Не роняя себя, мы получаем в союзники человека, который может решать самые разнообразные проблемы. Кстати, как ты думаешь, откуда Виктор знает о том, что произошло в Москве? И знает, кажется, довольно много.
— Ну, тут-то легко догадаться, — отозвался я, не задумываясь. — Скорее всего, он уже провел вечер с кемто из девчонок, которые ездили с нами. Сходили в кабак, выпили, дал им денег. Меня больше интересует, как Ильич оказался в нужном месте в нужное время?
Храповицкий почесал затылок.
— Да, похоже, где-то у нас уходит информация, — признал он. — И с учетом всего происходящего, это очень неприятно. Придется с этим разбираться. И тем более, надо договариваться с Ильичом. Да, и еще, — вдруг добавил он после паузы. — Передай Плохишу, что я отказываюсь. Категорически. Во-первых, я действительно не готов заказывать убийство Виктора. А во-вторых, зачем мне в таких делах Плохиш? Готов поспорить, что Плохиш никогда не будет большим бандитом, как Пономарь никогда не будет большим бизнесменом. Один слишком жаден и трус, другой слишком безрассуден. Бизнес этого не терпит.
— Значит, ты поставил на Ильича, — произнес я вслух. — Между прочим, как мы его найдем?
