Оса Ларссон - Кровавая жертва Молоху
– Но разве не странно, – сказала Ребекка Похъянену, держа в руке уже четвертый или пятый стакан медицинского спирта. – Согласись, что все это жутко подозрительно – столько смертей в одной и той же семье.
Отпив глоток, она указала стаканом на плиту.
– Вот так. Так варят миндалевидную картошку. Ее кладут в холодную воду, и едва она закипела, как ее снимают с огня и дают постоять полчаса. Иначе разварится. Такая нежная, зараза.
Отставив стакан, Мартинссон прислушалась к шипению масла на чугунной сковородке. Положив жариться рыбу, она сняла с плиты котел с картошкой.
– Единственное, что странно, – проговорил Похъянен слегка заплетающимся языком. – Единственное, что очень-очень странно – ты давным-давно должна была быть замужем.
Ребекка энергично кивнула и слила воду с картошки. Затем замешала в грибной соус соль, перец и немного черносмородинового желе. Похъянен добрался до холодильника и открыл две банки пива.
– Обратно тебе придется ехать на такси, – сообщила Ребекка. – Или остаться ночевать на диване.
Они сели друг напротив друга.
– Но если ты останешься здесь, обещай, что не умрешь.
Похъянен подлил Ребекке. Медицинский спирт уже закончился, но в пластиковой бутылке с самогонкой еще оставалось около половины. Он кивнул.
– Эта рубашка, – проговорил он, разминая вилкой картошку с соусом. Как и Ребекка, он не потрудился ее очистить. – Надо бы на нее взглянуть. Как ты думаешь, полиция ее сохранила?
Рыба была съедена. Похъянен заканчивал картошку с соусом, когда Ребекка, взяв себя в руки, позвонила Соне, сидевшей на коммутаторе, и спросила про рубашку, обнаруженную в лесу. Когда Соня перезвонила ей, Похъянен тоже уже доел, и оба расположились у камина с пивом в руках. Бутылка с самогонкой осталась на столе.
– Ты что, плакала? – спросила Соня. – Голос у тебя какой-то странный.
– Нет-нет, – заверила ее Ребекка. – У меня все отлично.
«Пора заварить крепкого кофе», – подумала она.
Соня рассказала, что рубашку нашли не охотники, а житель Лайнио, собиравший ягоды. После того как застрелили медведя и нашли Франса Ууситало, многие болтались в тех местах из чистого любопытства. И один из них, сборщик ягод, нашел рубашку и связался с полицией.
– А она… у вас… сохранилась? – спросила Ребекка.
– Нет, – ответила Соня. – Мы вообще не захотели брать у него эту гадость. Но у меня остался его номер телефона. Могу прислать тебе эсэмэской, если хочешь.
– Отлично!
– С тобой точно все в порядке? Может, ты простудилась?
Похъянен и Ребекка долго играли в «камень-ножницы-бумага», решая, кто будет звонить сборщику ягод. Поскольку они не могли договориться, показывать на счет «три» или после, процесс затянулся. Иногда Похъянен показывал свой знак до того, как Ребекка начинала считать. Когда же она считала по-фински, он вообще не реагировал.
В конце концов звонить пришлось Ребекке. Тем временем Ларс кидал Щену теннисный мячик. Коврики и стулья разлетались во все стороны.
– Просто хотелось взглянуть собственными глазами, – рассказывал сборщик ягод. – И к тому же я зашел на одно болотце поблизости проверить, как там с клюквой. В прошлом году я продал брусники и клюквы на четырнадцать тысяч.
Внезапно он осекся, вспомнив, что беседует с представителем правоохранительных органов. Само собой, он не задекларировал эти четырнадцать тысяч. И сейчас запахло жареным.
– Да ну, – усмехнулась Мартинссон. – Пока не увижу собственными глазами, не поверю. Хотя здорово, если по правде. И потом, говоришь, ты нашел рубашку…
– Угу, – проговорил сборщик ягод, переводя дух, и подумал, что бывают же такие веселые прокуроры. – У меня с собой были полиэтиленовые пакеты для ягод, так что я взял палочку и ею положил рубашку в пакет. Потом позвонил в полицию и спросил, нужна ли она им. Но они не заинтересовались. Сказали, чтобы я связался с судмедэкспертом. Ну, я позвонил ему. Дозвониться ему оказалось сложнее, чем в Telia. Но он посоветовал мне отдать рубашку полицейским. Халтурщики какие-то, честное слово.
Он снова замолк.
– Да, я так считаю, – повторил он, и в голосе слышался протест против произвола.
– Она у тебя не сохранилась? – спросила Ребекка.
– Само собой, сохранилась, – недовольно пробурчал сборщик ягод. – Ведь теперь и полиция, и врач знают, что рубашка у меня. И вдруг до них дойдет, что она им нужна. Ну и что тогда – тогда мне придется ее предъявить. Или что? В гараже у меня валяется. Вонь от нее страшная, собаки чуть с ума не посходили.
Ребекка поднялась на неустойчивых ногах.
– Не прикасайся к ней, – сказала она в трубку, – я сейчас приеду и заберу ее.
Как защититься от мужчин? Управляющий Фаст – как хищник, как волк. А единственное средство против волков – это держаться вместе. Оставшись в одиночестве, ты станешь для него легкой добычей.
Элина больше не ходит в школу и обратно домой одна. Каждый день она назначает мальчика или девочку нести домой ее школьные книжки, так что Фаст не может застать ее одну ни в классе, ни по дороге домой по окончании занятий. По утрам девушка организует то же самое – кто-то из детей приходит ее встречать.
Однажды, когда она возвращалась домой, Фаст стоял на лестнице. Как долго он поджидал ее там? Он открыл письмо, адресованное ей, которое кто-то оставил на лестнице. Совершенно бесстыдно читает ее письмо, затем протягивает ей. Ее руки не слушаются, когда Элина берет исписанный от руки лист бумаги. По почерку она сразу же понимает, что письмо не от Яльмара Лундбума, ее взгляд быстро пробегает первую строчку: «Фрёкен Петтерссон, вы меня не знаете, но…»
– Фрёкен Петтерссон, – приветствует ее Фаст. – Похоже, придется встать в очередь.
Затем он замечает мальчика, стоящего рядом с ней.
– Беги домой, – велит он ему.
Но Элина хватает руку ученика и не выпускает.
– Арвид никуда не пойдет, – заявляет она. – Ему надо подтянуть… чтение вслух!
И она протискивается мимо управляющего, таща за собой побледневшего от испуга мальчугана. Когда она быстрым шагом поднимается вверх по лестнице, Фаст успевает похлопать ее по бедру.
– Раньше или позже, фрёкен, – произносит он у нее за спиной.
А как он растягивает слово «фрёкен»! Ему удается истрепать его до такой степени, что в его устах оно означает только незамужнюю женщину легкого поведения.
– Фрёёёёкен Петтерссон.
Допрос Йокке Хэггрута начался в 17.15 в понедельник, 24 октября. Небо нахмурилось за окнами, пошел снег. Большие хлопья неторопливо падали в голубых сумерках.
Допрос проводил Свен-Эрик Стольнакке. Карл фон Пост и Анна-Мария Мелла выступали в роли свидетелей.
– Поручи Свену-Эрику допросить его, – то ли посоветовал, то ли приказал Альф Бьернфут Карлу фон Посту. – Он такой человек, перед которым все облегчают душу.
Теперь Свен-Эрик сидел напротив Йокке Хэггрута. Оба в клетчатых рубашках. Свен-Эрик почесал свои огромные усы.
– С тобой все в порядке? – спросил он. – Можно начинать?
Йокке Хэггрут не ответил. С глубоким вздохом полицейский включил магнитофон, проверив батарейку и запись звука. Затем поерзал на стуле, фыркнул и шумно выдохнул, покачал головой из стороны в сторону, разминая затекшую шею.
«Как медведя в комнате держать», – пришло на ум Анне-Марии.
– Давай начнем с самого начала, – заговорил Свен-Эрик. – Будешь рассказывать? Про свои отношения с Суль-Бритт. Когда вы начали встречаться?
Йокке Хэггрут смотрел на свои руки.
– По весне. Я поссорился с Йенни. Напился. Не сильно, но… Пришел к ней домой. Не потому, что я хорошо ее знаю… так, здоровались, когда где-нибудь встречались. Но я не мог пойти к тем, с кем мы общаемся, – потом пойдут пересуды. И в машину сесть не мог, так как выпил. Просто пошел прогуляться, сам не знал, куда иду. И замерз сильно, вышел из дому без куртки. Внезапно оказался у ее дома. Совершенно случайно.
Он поднял глаза на Свена-Эрика.
– Я ее не убивал.
«Проклятье», – выругалась про себя Анна-Мария.
– Давай все по порядку, – сказал Свен-Эрик. – Что произошло потом?
– Мы поговорили. Ничего больше не было. Хотя я и пытался. О ней ходили слухи…
– Какие слухи?
– Что она спала… с кем попало. Народ много всякой ерунды болтает.
Он выдохнул. Жадно дышал, словно легкие не получали воздуха, в котором нуждались.
– Ай, – проговорил он и взялся рукой за челюсть.
– И что дальше? – продолжал Свен-Эрик.
– Дальше? Не… не помню точно. В следующий раз… мы потрахались. И потом… иногда. Ничего особенного. Я ее не убивал. Я… не знаю, кто это сделал.
Держась рукой за подбородок, он пыхтел, как самец лося. Лицо совсем побелело.
– Ай! – снова вскрикнул он. – Ай, проклятье!
Анна-Мария и фон Пост переглянулись. Свен-Эрик был полностью сосредоточен на Йокке Хэггруте.
– Как ты себя чувствуешь?
– Не очень. Черт!
Рука соскользнула по шее и оказалась на груди. Он наклонился вперед.
