Анна Малышева - Коралловый браслет
– Жаль, что меня ничему подобному не научили. – Девушка следила за тем, как он отпирает высокую дубовую дверь. – Может, я бы сейчас так не боялась.
Справившись с замками, Илья распахнул дверь и с улыбкой оглянулся на Машу:
– Помнишь, что я тебе говорил? Не боятся только идиоты. Заходи, не сомневайся.
И первым перешагнул порог.
Глава 9
Она проснулась в третьем часу ночи. Время высвечивалось на дисплее музыкального центра, стоявшего в изголовье кровати. Вся остальная комната тонула в сумраке. Даже сквозь стеклопакеты был слышен шум проезжающих неподалеку, на Тверской, машин. Где-то во дворе сработала сигнализация, и лежавший рядом мужчина нервно заворочался во сне, силясь открыть глаза. Приподнявшись на локте, Маша взглянула на него. Ее глаза привыкли к темноте, и она различила на смутно белевшей подушке смуглое лицо, которое недавно покрывала поцелуями, забыв о своих вечных «но» и «если», стремясь обладать самым простым и неразумным счастьем.
– Спишь? – выдохнула она так тихо, что не услышала своего голоса.
Илья снова дышал ровно, он слегка отвернулся, и его лицо ушло в тень. Осторожно выбравшись из постели, Маша пошарила на полу, пытаясь разобраться в ворохе наспех сброшенной одежды, ничего не различила и завернулась в простыню. Ее мучила жажда. Она на цыпочках, босиком отправилась на поиски кухни.
Огромная темная квартира, казалось, притаилась, наблюдая за незнакомкой, придерживающей на груди края измятой простыни. Количество комнат так и осталось для Маши загадкой – в длинный широкий коридор выходило множество дверей, но за ними могли скрываться и стенные шкафы, и кладовки, которыми так богаты сталинские квартиры. Девушка сунулась в самую дальнюю дверь, в конце коридора, и попала в ванную, с пола до потолка облицованную пожелтевшим белым кафелем и оттого имевшую в своем облике нечто больничное. Умывшись холодной водой, она выпрямилась и взглянула в глаза своему отражению. Маша неожиданно показалась себе моложе и красивее, как будто это самое обычное зеркало, к тому же изрядно забрызганное, имело какую-то волшебную силу.
– Просто влюбилась! – громко прошептала она девушке с искрящимися темными глазами и загадочной улыбкой, бродившей по припухшим губам. – А это ты удачно зашла, в профессорскую квартиру! Кто бы мог подумать! Он же ест чуть не руками, как дикарь!
Маша окинула взглядом полочки, привинченные тут и там по стенам большой неуютной ванной комнаты, и в самом деле не обнаружила никаких следов женского присутствия. Косметические средства попадались сплошь мужские, встречались и такие предметы, которым вообще было не место в ванной. Тут же валялся сломанный штопор с половинкой раскрошившейся винной пробки, стояли грязные стаканы, пахнущие пивом или вином. На полках можно было увидеть коробку из – под обуви, набитую старыми аудиокассетами, батарейки, раздавленный коробок спичек, чашку, наполненную до краев холодным черным кофе. Судя по всему, Илья прихватил ее в ванную утром, но так и не успел выпить. Маша осторожно попробовала кофе, обнаружила, что сахара в нем как раз столько, сколько кладет она сама, и выпила его. Сон прошел моментально – напиток оказался очень крепким.
Кухню она нашла в другом конце коридора, и уж тут последние сомнения развеялись окончательно. Хозяйки в этом доме не было, даже самая ленивая женщина никогда не довела бы плиту, раковину и предметы мебели до такого плачевного состояния. На всем лежал слой бурой пыли, въевшейся сальной грязи, которой не касались щетки и порошки, и было ясно, что если Илья сюда и заглядывает, то старается долго не задерживаться. Впрочем, грязной посуды не оказалось совсем, если не считать нескольких чашек, опять же из-под кофе, и доверху полной пепельницы. «Понятно, питается в кафе и ресторанах, – оглядывалась девушка. – Абсолютно холостяцкая квартирка! Да он и не похож на человека, который умеет готовить!» Она даже усомнилась в том, что здесь когда-либо проживала пресловутая секретарша. «Во всяком случае, это было давно!»
Запущенная кухня неожиданно показалась ей милой и уютной, и выходя, Маша оглянулась на нее с симпатией, будто та ответила ей на волнующий и щекотливый вопрос.
Следующей комнатой, куда она заглянула, оказалась библиотека. Девушка увидела книжные шкафы из красного дерева, упирающиеся в потолок, освещенный пятирожковой бронзовой люстрой. Огромный письменный стол, покрытый серым сукном, кожаный диван – все выдержано в едином стиле, солидном и тяжеловесном, который культивировался в пятидесятых годах. Пол был сплошь затянут зеленым паласом, поверх которого лежал еще большой шерстяной ковер темно-красных оттенков. Высокое окно наглухо закрывали шторы из грубого белого полотна, под ними виднелись другие, бархатные, с бахромой. Ей пришло в голову, что Илья, вероятно, никогда здесь не бывает, отсюда идеальный порядок и ощущение музея. «Наверное, кабинет его отца, – догадалась девушка, оглядывая корешки книг за стеклами шкафов. – О, сколько иностранных… Обстановка вся сталинская, когда же оформляли этот кабинет? Сколько лет Илье?»
Она выключила свет, осторожно прикрыла за собой дверь и, повернувшись, вскрикнула. Стоявший у нее за спиной мужчина рассмеялся:
– Интересно, кого ты ожидала увидеть?
– Никого… Напугал! – смутившись, пробормотала Маша. Она испытывала неловкость оттого, что ее застали за самовольным осмотром чужой квартиры.
Илья по-хозяйски обнял ее за плечи и снова толкнул дверь в кабинет:
– Впечатляет? Здесь отец творил. Я сюда совсем не захожу, только иногда, прибраться.
– Эта комната похожа на машину времени, – задумчиво произнесла девушка, обводя взглядом вновь осветившийся кабинет. – Попадаешь прямо в тридцать восьмой год.
– В пятьдесят второй, – поправил Илья. – Папе дали эту квартиру в пятьдесят втором.
– А… Ты когда здесь появился? – осторожно спросила Маша.
– Двадцать лет спустя, как у Дюма, – сощурился тот, лукаво наблюдая за ее удивлением. – Я поздний ребенок, но у грузинских мужчин это часто бывает. Папе тогда было немножко за шестьдесят.
– А сейчас он?..
– Десять лет, как умер, – быстро проговорил Илья, словно подготовившись к этому вопросу. – Ему было восемьдесят пять лет, для его семьи не так уж много. Мама ушла через полтора года после него, вдруг случились два инсульта подряд, а ей-то не было и пятидесяти… Тогда же примерно я и развелся, и сына с тех пор не видел… В общем, получилось, всю семью сразу потерял. Я уж, честно говоря, думал, и со мной что-нибудь случится, потому что одно к одному… Но ничего, как видишь. Выкарабкался. Работа спасла.
Он говорил отрывисто, хрипловатым со сна голосом, бросая фразы как будто небрежно, но девушка чувствовала, что эти замаскированные жалобы даются ему нелегко. Повинуясь порыву, она прижалась к Илье и спрятала лицо у него на плече.
– Почему мне так с тобой хорошо? – глухо спросила она в воротник его купального халата.
– Ужасно приятно слышать, – откликнулся мужчина. Его горячие руки жгли ее сквозь сползающую простыню. – Может, вернемся в постель? Обычно я в три утра не встаю.
В самом деле они проснулись поздно утром, когда сам собой включился музыкальный центр. Маша испуганно вскинулась, услышав прямо над головой переливающиеся женские голоса. Спросонья ей показалось, что где-то рядом запели птицы. Приподнявшись на локте, Илья потянулся через ее голову и убавил звук.
– Что это было? – пробормотала Маша.
– Дуэт из «Лакме» Делиба. – Выбравшись из постели, он набросил халат и раздернул плотные шторы, впуская в спальню тусклый свет облачного дня. – Ничего не имеешь против?
– Все забываю, что ты любишь классику. – Девушка села, приглаживая растрепавшиеся волосы. – Так это с тобой не вяжется.
– Мама была учительницей музыки, – напомнил тот. – И между прочим, я ходил в музыкальную школу. Потом начал драться, пальцы разбил, переломал, и само собой все кончилось. Идем завтракать!
Приготовление завтрака свелось к тому, что Илья позвонил и заказал пиццу, а сам тем временем принялся варить кофе – единственное, что, судя по всему, готовилось на этой кухне. Маша попросила чистое полотенце и успела принять душ до того, как явился разносчик. Через полчаса они уселись за стол и, взглянув друг на друга, одновременно рассмеялись.
– Ты чему это? – осведомился Илья, беря нож для пиццы.
– Не знаю, как-то все неожиданно! – мотнула головой девушка, придвигая чашку с дымящимся черным кофе. – Эта ночь, эта квартира, этот смешной завтрак, и ты сидишь напротив… Мне до сих пор кажется, будто все не по-настоящему. А ты почему смеялся?
– У тебя было такое довольное лицо, как у девочки, которой купили мороженое, – пояснил Илья. – Это здорово, что ты такая.
– Инфантильная? – обиделась Маша.
– Непосредственная, – уточнил тот. – И я беру назад слова, что с тобой все непросто. На самом деле я тебя боялся.
