Питер Чейни - Такие вот дела
Подобная перемена казалась достаточно правдоподобной, не так ли? Ведь именно там накануне встретились Павэн с Веннером. Вечером Мерис позвонила О'Дэю в контору и сказала, что Веннер хочет, чтобы он приехал к двенадцати часам в Палисад-клуб.
Однако сама Мерис никуда не поехала, потому что боялась этой встречи. О'Дэй, конечно, не знал, что Павэн должен быть там. И, как я понимаю, эта встреча должна была состояться в одиннадцать часов. Когда О'Дэй прибыл туда в полночь и осматривал место, миссис Веннер, обеспечив себе первоклассное алиби, позвонила из своей квартиры в Сент Джонс Вуд в Палисад-клуб и установила тот факт, что О'Дэй там. Он сказал ей по телефону, что ее муж не приехал.
Поговорив по телефону, он затем нашел ее мужа убитым. Тебе наверняка нетрудно будет угадать имя убийцы. Его убил тот, кому нужно было заставить его замолчать. Что касается тебя, Мерис, то вопрос только один: знала ли ты, что он собирается убить Ральфа Веннера? Если знала, то известно ли тебе, что с тобой сделают?
Мерис сказала:
– Чепуха все это. Никто не сможет доказать, что Павэн там был. Ты никогда его не видел, а он никогда туда не ездил. Ральфа мог убить только один человек – это ты.
– Чушь! – сказал О'Дэй. – У меня не было мотива. Если бы я с ним встретился, он бы, наверно, извинился передо мной.
– Можешь говорить все, что угодно. Никто не сумеет доказать, что Павэн был там.
– Хорошо, пусть будет по-твоему, – сказал О'Дэй.
– Оно и будет по-моему. Нельзя строить обвинение без улик, и ты это прекрасно знаешь. Ты просто не можешь этого не знать. Таков закон. А вот улики у тебя нет.
О'Дэй сказал:
– И снова чушь! Вчера вечером я взял у тебя серьги с изумрудами и бриллиантами. Я знаю, откуда они взялись. Они принадлежали Лоретте Дин, и мне известно, как они к тебе попали. Павэн взял их у нее и передал тебе. Это была часть плана вашего совместного шантажа. Но моя улика, касающаяся убийства Ральфа, даже более интересна. Когда я нашел за столом его обвисшее тело, то под столом лежал предмет, о котором никому не известно пока, даже полиции. Не известно, потому что я подобрал этот предмет. Это был браслет, принадлежащий миссис Дин, тоже с бриллиантами и изумрудами. Он является частью гарнитура, в который входили и серьги. Браслет тебе тоже дал Павэн.
– Если Павэн дал мне браслет, то как он оказался в "Палисаде"?
О'Дэй усмехнулся.
– Да, он снова взял у тебя браслет на тот случай, если ему удастся купить им молчание Веннера и заставить того держать язык за зубами. Я думаю, что Павэн протянул его Ральфу, а тот швырнул его на пол. Браслет закатился под стол. Потом, совершив убийство, Павэн был чересчур взволнован. Он мог услышать мои шаги по дому или во дворе. Ему нужно было поскорее уйти. И он ушел, а браслет остался под столом.
О'Дэй потушил сигарету.
– Осталось обсудить только одну очень интересную деталь. Она состоит в том, знала ли ты, что собирается сделать Павэн, отправляясь в Палисад-клуб. Если знала, то тебя, возможно, повесят за эту красивую шейку, и будешь ты висеть, пока не умрешь. Лично я думаю, что это будет справедливо.
Мерис посмотрела на него. Глаза ее блестели.
– Мне нужно письмо. Отдай его мне. Ты не стала бы оставлять его на квартире на Сент Джонс Вуд. Ты должна была привезти его с собой. Я думаю, что оно в твоей сумочке. Выбирай: либо ты отдаешь мне это письмо, либо я сдам тебя властям, и тебя арестуют по обвинению в убийстве мужа. Даю тебе одну минуту подумать. Решай.
Мерис встала, сделала шаг и остановилась, глядя на него. Глаза ее сверкали. О'Дэю показалось, что она собирается броситься на него. Он сказал:
– Полегче, милашка. Хватит насилия.
Ее руки безжизненно повисли вдоль тела. Она пошла в спальню и вернулась с письмом в руке, которое протянула ему.
Раскрыв письмо, О'Дэй просмотрел листки и сказал:
– Похоже, здесь все.
Он положил письмо в карман.
– А как насчет денег, Мерис? Они тоже мне нужны, вся сумма целиком.
Она обозвала его не очень пристойными словами и снова ушла в спальню. Вернулась она с пачкой банкнот. О'Дэй взял их и положил в карман.
– Пока, Мерис, – сказал он с улыбкой. – И надеюсь, ты выкрутишься.
III
О'Дэй медленно шел по Слоун-стрит к Слоун-скверу. Он посмотрел на часы. Было пять вечера. Если вскоре Дугал не позвонит ему, то нужно как-то начинать действовать, подумал он. Пока Дугал кружит возле тебя и задает вопросы, пытаясь из обрывков составить единое целое, то можно чувствовать себя в безопасности. Но когда он оставляет тебя в покое, и ты не знаешь, что он делает – это становится опасным, даже очень опасным.
Он вошел в холл своего дома и спросил у портье:
– Мне кто-нибудь звонил, Симонс?
Тот покачал головой.
Звонков не было, сэр.
О'Дэй поднялся на лифте. Войдя в гостиную, он включил электрокамин и сел возле него. Он закурил и минут пять посидел, размышляя о событиях прошлой недели. Потом встал, подошел к стоящему в углу комнаты письменному столу, отпер ящик и вынул письмо Нидхэма. О'Дэй снова сел в кресло и принялся читать письмо. В нем говорилось:
"Дорогой Теренс О'Дэй!
Думаю, до вас доходили какие-то слухи обо мне, пусть даже и самые смутные. Как бы то ни было, во время войны я смог в Штатах немного помочь вам. Вы помните? Надеюсь, что так, потому что теперь я хочу попросить вас сделать кое-что для меня.
Сегодня утром я приезжал к вам в контору – мне сказали, что вы будете там, а если вас не застану, то смогу оставить это письмо и полностью на вас положиться. К несчастью, сегодня вечером я должен уехать в Африку, а характер моих дел там не позволяет мне оставить вам адрес. Поэтому я пишу это письмо и вдобавок оставлю записку у вас на квартире, чтобы, вернувшись домой, вы знали, что в конторе вас ждет письмо. Может быть, вы сразу же поедете туда и займетесь делом, так как, насколько мне известно, дело важное и безотлагательное.
Не думаю, что это дело будет очень трудным для вас, особенно если вы используете те сведения, которые я вам даю. Однако оно требует особо тонкого подхода, и хотя я не очень знаком с вашими методами работы, мне рассказывали о вас достаточно, и я думаю, что вы самый подходящий человек для подобной работы.
Вот факты: большую часть войны я командовал парашютной школой в Меллоуфилде. Дом, где разместилась эта школа, принадлежал миссис Лоретте Дин, но во время войны она передала его Военному министерству, а сама перебралась в Дауер-хауз, находящийся в том же поместье.
Миссис Дин – очаровательная, добрая и приятная женщина. Можете себе представить, насколько всем нам: инструкторам, офицерам, командующим различными подразделениями, и всему военному персоналу, проходящему курс обучения, было приятно работать в такой обстановке. Увольнительных почти не давали. Были приняты строгие меры по обеспечению секретности. Но миссис Дин удавалось сделать нашу жизнь более радостной. Она устраивала вечера, и делала все, чтобы скрасить монотонность нашей жизни.
Я виделся с ней очень часто, потому что она организовывала вечера неизменно с моей помощью, а также потому, что я все больше к ней привязывался. Честно говоря, я через несколько месяцев влюбился в нее по уши. Я всегда не очень интересовался женщинами, если не считать обычных случайных встреч, которые чаще всего продолжались недолго. Поэтому, влюбившись в миссис Дин, я понял, насколько это серьезно. Она стала для меня единственной в мире.
Наконец, я сделал ей предложение, и она меня отвергла. Она предложила мне свою дружбу, но сказала, что никакой любви ко мне не чувствует. Этим все кончилось.
В конце войны школа закрылась, и я вернулся в Штаты, где продолжал свою работу в разведке. Несколько недель тому назад я приехал в Англию. Я думал, что за это время отношение ко мне миссис Дин могло измениться. Так или иначе, я считал, что стоит попробовать еще раз, ведь в этом нет ничего постыдного. Я позвонил ей, и она пригласила меня приехать в Меллоуфилд. Она все еще жила в Дауер-хаузе, потому что на содержание главного дома требовалась куча денег.
Я поехал туда и виделся с ней. Спросил ее, не хочет ли она изменить свое решение, она ответила отказом и, вероятно, для того, чтобы я оставил все надежды, сказала мне, что помолвлена с другим и вскоре собирается выйти замуж. Этим человеком оказался Эдвард Павэн. И тогда в моей голове будто включился сигнал тревоги. Я смутно помнил это имя, с ним были связаны какие-то очень неприятные воспоминания. Но я ничего ей не сказал. Я пообедал с ней и уехал в Лондон, пообещав, что еще заеду.
В Лондоне я связался по телефону с нашими людьми в Штатах и получил от них информацию, подтверждавшую мои подозрения. Эдвард Павэн, красивый и образованный англичанин, как оказалось, вовсе и не был англичанином. Это был француз, он прекрасно говорил по-английски и на двух других языках. Во время войны он сотрудничал с немцами. Против него не было явных улик – действовал он очень умно – и подвести его под трибунал не удалось.
