Наталья Андреева - Самая коварная богиня, или Все оттенки красного
– Он пока не хозяин. То есть наследство должно быть поделено между ним и Марусей. Дочерью моего… покойного мужа. Вернее, должно было быть поделено, но теперь… – она запуталась и смешалась.
– Значит, эта, как вы сказали… Маруся? Она – самый заинтересованный в смерти Георгия Листова человек, так?
– Нет, не так!
– Но ведь это ее видели с пистолетом в руках возле тела.
– Откуда вы знаете?
– Ваша прислуга обмолвилась.
– Ах так.
– Я не могу себе представить, что Маруся… Неужели Ольга Сергеевна это сказала?!
– Хорошо. Давайте по порядку. – Капитан впервые поднял на нее глаза, и Нелли Робертовна на мгновение оцепенела. Взгляд у Платошина был безжалостный: «Ты мне все равно скажешь». – Где вы сами были в момент убийства?
– Я? У себя в комнате.
– Одна?
– Да.
– Кто первый вошел в кабинет?
– Маруся.
– Ее пока оставим. Кто ее первым увидел у трупа?
– Кажется… Олимпиада Серафимовна… Да. Когда я спустилась, она уже была в кабинете. Потом вошла Наталья Александровна. Я увидела их обеих.
– Но с чего вы взяли, что первая появилась там раньше второй?
– Не знаю… Вы лучше у них спросите.
– Значит, вы пришли третьей? А потом?
– Эдик и Егор. Потом Настя и Вера Федоровна. Кажется.
– Кажется?
– Да что я, по сторонам смотрела?! Поймите вы! Мы все думали только о том, что Георгий умер!
– Убит. Что кто-то его убил. Я просто формулировочку уточняю. Вы уже успели договориться, кого слить, или нет? Судя по вашему растерянному виду и по тому, как вы путаетесь, не успели. В товарищах согласья нет, а? Наследство художника не поделили?
– Эта девочка просто не могла его убить. Она такая чистая.
– Выясним. А кто, по-вашему, мог?
– Не знаю. Никто.
– Никто не мог, а в кабинете лежит труп, – ехидно сказал Платошин.
– Может, это самоубийство?
– А причины? Человек получил огромное наследство, он здоров, живет в прекрасном доме, в окружении большой любящей семьи. Осталось выяснить, что с личной жизнью. Может, у него была несчастная любовь, а?
Нелли Робертовна надолго замолчала. Сказать? Все равно ведь узнают. Платошин ее не торопил, словно давал собраться с мыслями.
– Так что? – мягко, но настойчиво, повторил свой вопрос капитан, когда пауза слишком затянулась.
– Он, кажется, собирался в третий раз жениться.
– Вот видите! А вы о самоубийстве талдычите! Так и запишем: «собирался жениться». Вам надо пройти дактилоскопию.
– Что?!
– Как всем, живущим в этом доме. На пистолете могут оказаться отпечатки пальцев. Это убийство, Нелли Робертовна, и не надо на меня так смотреть. При всем желании я не могу записать в протокол, что хозяин дома погиб вследствие небрежного обращения с оружием.
– Но почему?
– Во-первых, у меня еще нет результатов экспертизы. Во-вторых, я на своем веку повидал немало трупов, поверьте. На самоубийство это не тянет, как бы вы того ни хотели. Возможно, впоследствии я пересмотрю свое мнение, – намекнул капитан. – Но это будет зависеть от вас.
– Что ж… – невольно сжалась Нелли Робертовна.
– А пока можете быть свободны. Пригласите следующего.
– …Так. Олимпиада Серафимовна Листова. Вы кем приходитесь потерпевшему?
– Я мать, – раздался жалобный звон огромных серег. Олимпиада Серафимовна скорбно покачала головой и уточнила: – Несчастная мать.
– Скажите, вы ведь первой вошли в кабинет?
– Первой? Там уже была эта Маруся. С пистолетом. Скажите, зачем? Зачем она убила моего сына?
– А вы что видели, как она в него стреляла? – живо спросил капитан.
– Если бы я это видела, я бы сама кинулась под дуло пистолета! Я подставила бы свою собственную грудь! Я бы не допустила! Я мать!
Платошин невольно поморщился: слишком уж театрально. И спросил:
– А где вы были в момент выстрела?
– На кухне. Я была на кухне. Я хотела сделать ему… Хотела приготовить что-нибудь поесть, ведь на сухомятке он может испортить себе желудок. Простите… Мог испортить… Он отказался от ужина, и я заволновалась. Не могли бы вы меня отпустить? Я плохо себя чувствую, мне надо лечь.
– Конечно, конечно. Скажите только, с кем вы были на кухне?
– С кем? Почему с кем? Одна.
– А ваша домработница? Ольга Сергеевна?
– Она как раз вышла.
– Куда?
– Ну, откуда же мне знать? Мало ли дел по дому!
– Да, дом действительно огромный. Значит, вы услышали выстрел и, поскольку кухня недалеко от кабинета, прибежали первой. Практически первой, потому что ваша ммм… даже не знаю как ее назвать… Марусю.
– Внебрачная дочь моего бывшего мужа.
– Пусть так. Она уже была в кабинете. Быстро бегает? Со сломанными-то ребрами?
– Вы хотите сказать, что… Что я не спешила, так? Я просто не сразу поняла, что случилось. Этот звук… Выстрел… Мне показалось сначала, что в саду. Или на втором этаже. Я подумала: гром.
– На втором этаже? – съязвил капитан.
– Не путайте меня! На улице, конечно! Откуда я знаю, как звучит выстрел из пистолета? Я далека от всего этого.
– Но ведь все знали, что в кабинете есть оружие. А на улице отличная погода. Небо ясное, луна полная. Как вы могли подумать про грозу? А вот на выстрел из пистолета это похоже в первую очередь. Но вы все равно не торопились.
– Я старая женщина. У меня со слухом не все в порядке, порой я теряю ориентацию… Я не в ту сторону пошла. По рассеянности. Молодой человек, у меня только что убили единственного сына. Отпустите, будьте милосердны.
– Хорошо, вы можете идти. Примите лекарство, успокойтесь. Мы потом погорим. Поймите, что показания каждого члена семьи очень важны. Так у нас сложится полная картина преступления. И еще: вы должны пройти дактилоскопию. Эй! Где вы там? Человеку плохо! Воды принесите! И капелек каких-нибудь…
– …Вера Федоровна Оболенская. Да. Из старинного рода князей Оболенских.
– Кем вы приходитесь потерпевшему?
– Георгию Эдуардовичу? Жена. К сожалению, бывшая.
– К сожалению?
– Он был инициатором развода, не я.
– Причина?
– Ах, мон шер, это было так давно!
– Простите?
– Господин капитан, конечно. Мон шер – это значит дорогой мой. По-французски. Привычка, простите. Причина развода… Ну, не знаю. Я не стала его удерживать и не допытывалась: почему? Я не так воспитана, чтобы унижаться. Возможно, причина – другая женщина. Ведь не прошло и года, как он женился на Наталье. Я не исключаю, что они встречались за моей спиной. Георгий наверняка мне изменял. А я… Я была ему верна, – Вера Федоровна достала кружевной платочек и промокнула им заплаканные глаза.
– Вы где были в момент выстрела?
– Я? У себя в комнате.
– Одна?
– Да.
– Говорят, вы пришли в кабинет последней.
– Моя комната находится в самом конце коридора. Я задремала и не сразу сообразила, что случилось, когда услышала выстрел. А потом вдруг вспомнила про пистолет в кабинете и…
– И?
– Побежала. Как все.
– Вы в каких отношениях были с потерпевшим?
– Я? У нас общий ребенок.
– Ему, насколько я в курсе, уже под тридцать, вашему ребенку.
– Я мать. Для меня он всегда будет ребенком.
– Почему вы живете здесь?
– Разве мой сын не имеет права жить в доме своего деда? Он навсегда останется членом семьи Листовых. И я тоже, – с гордостью сказала Вера Федоровна.
– Но ведь вы оба – Оболенские.
– Такие фамилии не меняют!
– Но, насколько я понял, Эдуард, ваш сын, не жил здесь. А вы жили.
– Ах, Нелли всегда была ко мне так добра! – залопотала Вера Федоровна. – А я сейчас нахожусь в стесненных обстоятельствах… Поймите, мне много не надо. Я человек скромный, нетребовательный…
– Вы где-нибудь работаете?
– Работаю? Я?
– Но вы еще не достигли пенсионного возраста, а?
– Я женщина.
– Понятно. На что же вы живете? Милостью богатых родственников? Вы, как это говорится вашим языком, компаньонка? Или приживалка?
– Я член семьи! – вспыхнула Вера Федоровна.
– Пардон, ошибся, – усмехнулся Платошин. – Сейчас с пистолета снимут отпечатки пальцев.
– Отпечатки? Почему отпечатки?
– Вы должны пройти дактилоскопию. Как все в доме.
– Но… Разве нельзя без этого?
– Нет.
– Но это же оскорбительно!
– Простите великодушно, мадам княгиня, но в доме труп.
– Ах, господи, что же это такое! Меня, Веру Оболенскую, хотят дактилоскопировать! Ах! Мне нехорошо…
– Что-то болит?
– Сердце. Я такая впечатлительная! Воды…
– Хорошо, вы можете быть свободны…
… – Наталья Александровна Листова, бывшая жена. Если быть точной, вторая бывшая жена.
– Вы сегодня поссорились с потерпевшим. Говорят, в кабинете кричали.
– Доложили уже! Не сомневаюсь, что Верка. Никак не поймет, что делить уже нечего. Да, мы с Георгием поссорились. А что я должна была делать? Он же собрался выдворить меня отсюда!
– Потому что вновь собирался жениться. Так?
– Вот оно, грязное белье! А еще просили меня помолчать… Нет уж, я скажу все. Не только меня он собирался выгнать отсюда, но еще и Нелли. И Настю. И, между прочим, Нелли врет, когда говорит, что прибежала в кабинет после меня. То есть прибежала, конечно, но… После того как вышла оттуда. Вот. Она стояла на лестнице, когда я вошла в дом. Просто стояла на лестнице, ведущей на второй этаж, на первой ступеньке, и чего-то ждала. Олимпиада Серафимовна ее не видела, на ней были очки с плюсовыми стеклами, а я видела.
