Маргарет Миллар - Кто-то в моей могиле
— Если у тебя, конечно, есть машина.
— Это я и имею в виду. Без машины ты никто, полный нуль.
За последние несколько лет Пинате уже не раз приходилось выслушивать подобного рода истории от ребятишек, куда более образованных и толковых, чем Чико. И с каждым разом эти рассказы все более его угнетали.
— А ты не слишком юн, чтобы работать в таком месте, как это? — спросил он.
— В этом нет ничего плохого, — взволнованно ответил юноша. — Ей-Богу, мистер Пината. Вы не думайте, я ведь не допиваю остатки за клиентами. Это делает наш посудомой, Хрипун. Право допивать за ними как бы входит в его зарплату.
— А что представляют из себя остальные, те, кто здесь работает? Скажем, официантки. Как они к тебе относятся?
— Да нормально.
— А что представляет из себя вот эта блондинка за последней кабинкой?
— Милли. Вторую зовут Солнышко-за-Тучкой, поскольку она никогда не улыбается. Она говорит, что в этой жизни не над чем смеяться.
Чико явно почувствовал облегчение оттого, что тема разговора поменялась, и старался сделать все возможное, чтобы, не дай Бог, Пината вернулся к его делам.
— У Милли потрясающее спокойствие. Она когда-то работала в одной из этих школ, как их, танцевальных. Ну, вы знаете, ча-ча-ча и все такое. Но у нее ноги заболели, и она не смогла там оставаться.
— У вас вроде новенькая появилась, Нита, что ли?
— А, эта. Ну, она странная. То ты у нее лучший друг — «Привет, Чико! Отличная погодка сегодня?», то смотрит на тебя, словно ты из космоса. Но вообще-то она шустрая, носится как наскипидаренная. Она и старая калоша, — тут он еле заметно кивнул головой в сторону миссис Брустер, — в хороших отношениях, поскольку старуха хорошо знает ее мамашу. Я слышал, как они об этом говорили.
— А что, сегодня она не работает?
— Работала, но где-то час назад ушла с мужиком. Они сначала поскандалили из-за какой-то песни, но кончилось это тем, что миссис Брустер и этот мужик спели шикарную песню. В ней было ее имя, Хуанита. И никто из них не был пьяным, это не такая песня.
— Может, это был ее муж?
— Нет. Муж в кутузке. Этот мужик как раз тот, из-за которого его посадили.
«Бог мой! — подумал Пината. — Филдинг опять в городе. Знает ли об этом Дэйзи?»
— Я его сразу вычислил, как только он пришел, — с гордостью признался Чико. — У меня отличная память на лица. Может, я не больно рублю в математике, но уж лица-то я никогда не забываю.
— Сколько ему примерно лет?
— По возрасту он вполне годится мне в отцы. Может, и постарше будет. Как ваш отец, мистер Пината.
— Значит, он довольно старый, — улыбка у Пинаты получилась кривой.
— Конечно. Я знаю. Я еще удивился, что Нита решила с ним пойти.
— Пойти куда?
— В кино. Нита и старая калоша поспорили по этому поводу, правда, до скандала дело не дошло, закончилось миром. «Иди домой и отдохни», — говорила старуха, но Нита не собиралась ее слушаться, и они с этим мужиком отвалили на пару. Нита не больно любит, когда ей чего-нибудь говорят. Ну вот, например, на улице вдет дождь, и я ей об этом сказал. И все, ничего особенного, а она взбесилась, словно я ей сказал, что у нее не та помада или что-нибудь такое. Я, по правде сказать, думаю, у нее не все дома. Ей бы психиатру показаться.
Миссис Брустер неожиданно повернулась и крикнула режущим слух голосом:
— Чико! Принимайся за работу!
— Сию минуту, мадам, — ответил паренек. — Мне нужно приниматься за работу, мистер Пината. Увидимся в Ассоциации?
— Надеюсь. Мне очень жаль, Чико, что ты бросил школу только из-за машины.
— Что поделать. Так обстоят дела в наше время, если вы меня правильно понимаете.
— Да-да. Думаю, что я тебя понимаю, Чико.
— Ничего не поделаешь, никто не в состоянии изменить жизнь.
— Чико! — заорала миссис Брустер. — Немедленно принимайся за работу!
Чико начал подметать.
Будка телефона-автомата на углу пропиталась достаточно специфическим запахом, свидетельствовавшим о том, что в вечерние часы ее использовали для куда более интимных нужд, нежели те, удовлетворить которые планировала телефонная компания. Стены были густо исписаны номерами телефонов, инициалами, именами, надписями: «Уинстон — парень что надо. Уинстон, 93446»; «Салли М. Ничем не испугаешь. Будь с ней поосторожнее»; «Привет из Джерси-Сити»; «Жизнь — премерзкая штука»; «Все парни — психи»; «Прощай, жестокий мир».
Пината набрал номер Дэйзи. Занято. Тогда он позвонил по домашнему телефону Чарлза Олстона.
Тот поднял трубку сам.
— Алло.
— Это Стив Пината, Чарли.
— Есть какие-нибудь успехи?
— Все зависит от того, что ты понимаешь под успехами. Я был в кафе «Велада». Хуанита закончила смену, однако нет никаких сомнений, что это именно она.
Тяжелый вздох прозвучал настолько отчетливо, что перекрыл уличный шум, доносившийся через открытую дверь телефонной будки.
— Этого я и боялся. Что ж, у меня нет другого выхода. Мне придется поставить в известность управление по контролю за условно осужденными. Мне страшно не хочется это делать, но за ней нужно приглядеть, да и за детьми тоже. Как ты думаешь, то есть нет у тебя возражений по поводу моего звонка туда?
— Это исключительно твое личное дело. Ты куда лучше меня знаешь все обстоятельства.
— Конечно, в выходные они не работают, но я им позвоню первым делом в понедельник.
— А до понедельника?
— До понедельника мы подождем.
— Ну, ты жди, а я ждать не могу, — заметил Пината. — Я собираюсь попробовать ее отыскать.
— Зачем?
— Так случилось, что она сейчас ушла с моим бывшим клиентом. Я хотел бы по ряду причин повидать его еще раз.
— Когда ты найдешь ее, будь с ней поласковее. Для ее же пользы, — добавил Олстон, — не для своей. Думаю, что о себе ты позаботиться в состоянии. Где она живет сейчас?
— Я думаю, у матери. По крайней мере она поддерживает с ней отношения, так что сначала я хочу поискать ее там. Где живет миссис Розарио?
— В свое время у нее был небольшой дом на Гранада-стрит. Скорее всего, она и сейчас продолжает там жить, поскольку это ее собственность. Она купила этот дом много лет назад. До этого она служила управительницей на старом ранчо у Хиггинсона. Когда миссис Хиггинсон умерла, она оставила миссис Розарио, как и другим слугам, несколько тысяч долларов. Кстати, если Хуанита, как ты говоришь, отправилась на прогулку с твоим бывшим клиентом, чего ради ты собираешься искать ее на Гранада-стрит? Поверь, она не из тех, кто водит своих ухажеров в дом к матери.
— У меня предчувствие. Она ведь могла заглянуть туда, чтобы переодеться. Вряд ли она захотела отправиться на свидание в своей рабочей одежде.
— Определенно нет. И что же?
— Я подумал, что можно попробовать выудить кой-какую информацию из миссис Розарио.
Олстон коротко рассмеялся:
— Ты можешь получить информацию, а можешь остаться с носом. Все зависит от того, дурной глаз у тебя или нет. Кстати, я договорился о твоей встрече с Роем Фондеро на три часа.
— Так уже почти три.
— Тогда лучше тебе поторопиться к нему. Вечером он едет в Лос-Анджелес посмотреть матч. Да, еще один совет, Стив: когда будешь разговаривать с миссис Розарио, попытайся убедить ее в том, что ты ведешь праведную жизнь добропорядочного христианина. Ты никогда не пьешь, не куришь, не ругаешься, не богохульствуешь, не обманываешь. Ты регулярно посещаешь мессы и исповедь, соблюдаешь дни всех Святых. Нет ли у тебя брата или дяди, который по чистой случайности носит сутану?
— Возможно.
— Это не помешало бы. Кстати, — добавит Олстон, — ты говоришь по-испански?
— Немного.
— Не вздумай! Немало испано-американцев, проживших здесь многие годы, как миссис Розарио, терпеть не могут, когда люди обращаются к ним на испанском, хотя сами частенько используют его в разговорах с друзьями и родственниками.
Дом Роя Фондеро походил на старинный особняк южанина-плантатора. Это впечатление усиливали двенадцать оплетенных жимолостью дорических колонн фасада. Правда, общую картину разрушал длинный черный катафалк, стоявший у боковой двери. На асфальтовой дорожке перед катафалком была припаркована маленькая спортивная машина красного цвета. Неуместность соседства двух этих автомобилей немного позабавила Пинату. «Смерть и воскресение, — подумал он. — Может, воскресение по-американски выглядит именно так: спортивная машина красного цвета возносит их по упакованной в прозрачную целлофановую обертку дороге в царство нейлоново-дакроновой нирваны».
Пината вошел в боковую дверь и повернул направо.
Фондеро поливал цветы в небольшом горшке. Это был крепкого сложения мужчина, самой судьбою словно подготовленный к тому, чтобы принимать на себя чужие горести и печали.
