Маргарет Миллар - Кто-то в моей могиле
— У меня когда-то был фокстерьер, но он изгрыз одно из распятий моей матери, и она заставила меня его утопить.
— Какая жалость!
— Я заканчиваю работу через пятнадцать минут. Может, в кино сходим?
Меньше всего на свете ему хотелось в кино, но он ни минуты не колебался:
— Было бы чудесно.
— Сначала мне надо зайти домой и переодеться. Я живу в трех кварталах отсюда. Ты мог бы подождать меня здесь.
— А почему мне не пойти с тобой? В такой день приятно прогуляться пешком.
Неожиданно на ее лице появилась враждебность.
— А кто сказал, что я собираюсь идти пешком?
— Ну, я просто так подумал. Если тут только три квартала…
— Я было подумала, ты, может, намекаешь, что я из тех, у кого и машины-то нет.
— Я совсем не это имел в виду.
— Вот и ладно. Потому что это неправда. У меня есть машина, я просто не езжу на ней на работу. Я не люблю оставлять ее под палящим солнцем, чтобы всякая черная образина прислонялась к ней почесаться.
У него тут же возник вопрос, существует ли это все — машина, «черная образина», на нее облокотившаяся, — в действительности. Он надеялся, что они были реальными, а не выступали символами черного и страшного, приключившегося с ней под ярким солнцем или без него.
— Я очень забочусь о своем конце.
— Не сомневаюсь. Вот твой чек. Восемьдесят пять центов.
Он протянул ей доллар, и она пошла к прилавку, чтобы взять сдачу.
— Как ты себя чувствуешь, дочка? — мягко спросила ее миссис Брустер.
— Прекрасно.
— Когда закончишь работу, отправляйся к мамочке, полежи и немножко отдохни. Ладно?
— Я пойду в кино.
— Вот с этим?
Обе женщины обернулись и посмотрели на Филдинга. Не совсем понимая, чего от него ждут, он улыбнулся им скромно и застенчиво. Никто из них на его улыбку не ответил.
— С ним все в порядке, — заметила Хуанита. — Он мне по возрасту в отцы годится.
— Ну, мы-то с тобой это понимаем. А он?
— Мы всего-навсего собираемся сходить в кино.
— Он сильно смахивает на алкаша, — заметила миссис Брустер, — посмотри, какой у него красный нос, лиловые щеки, а руки так и трясутся.
— Он выпил только бутылку пива.
— А если кто-нибудь из друзей Джо увидит тебя с этим человеком?
— В этом городе Джо никого не знает.
Миссис Брустер принялась обмахиваться фартуком.
— Слишком жарко, чтобы с тобой спорить. Будь осторожна, дочка. Твоя мать и я, мы ведь старые подруги, вовсе не хотим, чтобы ты снова принялась за старое. Ты уважаемая замужняя женщина, у тебя муж и дети. Помни об этом.
Хуанита слышала все эти увещевания сотни раз, она без труда могла пересказать их, даже задом наперед и по-испански. Она слушала без всякого интереса, посматривая на настенные часы, переступая с одной ноги на другую.
— Ты все поняла, дочка?
— Да.
— Обрати на это внимание.
— Конечно, — согласилась Хуанита и весело посмотрела на Филдинга. Ее взгляд будто говорил: «Ты только послушай эту дуру». — А теперь я могу идти?
— Двух еще нет.
— Неужели я один-единственный раз не могу уйти до двух?
— Ладно. Но только сегодня. Но вообще-то так дела не делаются. Мне, пожалуй, надо провериться у врача.
Хуанита подошла к кабинке Филдинга.
— Вот сдача.
— Оставь себе.
— Спасибо. Я уже могу уйти. Моя дура сказала, что можно. Сказать мне «деньги» и заставить ее снова захихикать? Просто так, для веселья?
— Не надо.
— Ты что, не хочешь послушать?
— Нет.
По каким-то причинам, объяснить возникновение которых Хуанита не могла, ей тоже не слишком хотелось слышать смех миссис Брустер. Быстрым шагом она двинулась к двери, не оборачиваясь ни на хозяйку, ни на Филдинга.
Скорее на воздух.
Больше всего на свете Хуанита любила быть на воздухе и на свободе, быстро двигаться, переходя с одного места на другое, ничего и никого конкретно не выбирая, все было совершенно одинаково: люди ничем не отличались от баров, домов, что связывали тебя по рукам и ногам, заставляя находиться внутри. Ей хотелось быть поездом, огромным, блестящим поездом, который никогда не останавливается — ни для того, чтобы заправиться, ни для того, чтобы впустить или выпустить пассажиров. Он мчится без остановки и гудит, отпугивая от вагонов кого угодно.
В ее жизни были прекрасные моменты — время, когда она шла от одного места к другому.
Она была поездом. Ту-ту…
13. Я один, в окружении чужих людей в странном месте
Часы показывали половину третьего, когда Пината доехал до кафе «Велада». Перед тем как вылезти из машины, он снял галстук и пиджак спортивного покроя, засучил рукава рубашки и расстегнул верхнюю пуговицу. Он предпочитал играть в открытую: зайти и спросить девушку, надеясь, что его примут за одного из ее ухажеров.
Он не учел одного — острых и подозрительных глазок миссис Брустер. Не успел он войти в дверь, как она заметила его и тихонько сказала Чико:
— Полицейский. У тебя неприятности?
— Нет, миссис Брустер.
— Не ври.
— Я не вру. Я…
— Если он спросит, сколько тебе лет, говори: двадцать один. Понял?
— Он не поверит. Я его знаю. То есть он меня знает. Он учил нас гандболу в Ассоциации молодых христиан.
— Ладно. Спрячься в задней комнате, пока он не уйдет.
Чико ринулся в укрытие, подхватив свою щетку, так, словно он был ведьмой, убегающей при приближении более могущественной колдуньи.
Пината сел у стойки. Миссис Брустер приблизилась к нему, прикрываясь фартуком словно щитом, и спросила вежливым голосом:
— Что вы хотите, сэр?
— А что у вас на обед?
— Уже поздно. Обед мы не подаем!
— А как насчет обычной тарелки супа?
— Только что кончился.
— Кофе?
— Кофе остыл.
— Понятно.
— Я могу сварить вам свежий, но придется подождать. Я двигаюсь очень медленно.
— Чико двигается быстро, — заметил Пината, — конечно, ведь он очень молод.
Глаза миссис Брустер сверкнули пламенем.
— Не так уж он и молод. Двадцать один.
— Я думаю, меньше, лет шестнадцать.
— Двадцать один. В его свидетельстве о рождении написано двадцать один. Законный документ.
— Значит, у него собственная типография.
— Чико просто выглядит молодо, — упрямо продолжала стоять на своем миссис Брустер. — Просто у него еще не растет борода.
К этому времени Пината окончательно понял, что его расчет на лобовую атаку не сработал и получить информацию от этой женщины, которая отказалась накормить его обедом и дать чашку кофе, немыслимо.
— Послушайте, — сказал он, — я не из полиции. Мне все равно, что вы берете на работу несовершеннолетних. Чико просто мой приятель, и я хотел бы потолковать с ним пару минут.
— Чего ради?
— Чтобы узнать, как он живет.
— Он живет очень хорошо, не сует нос в чужие дела. Кое-кому не помешало бы взять с него пример.
Пината посмотрел на заднюю часть кафе и увидел, что Чико внимательно смотрит на него сквозь небольшое стекло одной из дверей. Он улыбнулся, лицо мальчика расплылось в ответной улыбке.
При виде появившейся на лице Пинаты улыбки миссис Брустер задумалась, со вздохом вытерла руки о край передника, затем спросила:
— Так с Чико все в порядке?
— Да.
— Вы знаете его по Ассоциации молодых христиан?
— Совершенно верно.
Миссис Брустер фыркнула, давая понять, что она не слишком высокого мнения об этой организации, затем махнула Чико своим передником, и он появился из-за двери, волоча за собой неразлучную щетку. Он все еще улыбался, но на лице его постепенно появлялось выражение беспокойства.
— Привет, Чико.
— Здравствуйте, мистер Пината.
— Давненько я тебя не видел.
— Очень много дел, то одно, то другое.
В бар вошли двое в рабочих комбинезонах. Они уселись в дальнем конце стойки, и миссис Брустер двинулась в их сторону, чтобы принять заказ. Она бросила на Чико взгляд, призывавший его быть поосторожнее.
— Как твоя школа? — поинтересовался Пината.
Чико с огромным вниманием принялся разглядывать пятно на потолке.
— Не больно хорошо.
— Ты уже, наверное, собираешься сдавать экзамены?
— Это все уже в далеком прошлом. Я бросил школу на Рождество.
— Почему?
— Мне нужна была постоянная работа. Иначе не хватало средств на машину. Работы после школы было мало. Ни одна телка не пойдет с тобой, если тачка не в порядке.
— Довольно глупо оставлять школу только из-за этого.
Чико пожал плечами.
— Вы спросили, я ответил. Может, в ваше время были другие телки, может, они предпочитали гулять пешком по парку. А сейчас, если приглашаешь телку на свидание, она согласна смотреть кино только в машине, а как поехать без машины?
