Энн Перри - Чужое лицо
— Он был очарователен, — она неотрывно глядела вперед. — Временами. Весь лучился юмором… когда бывал в хорошем настроении. Но иногда он вел себя несносно — даже с тетушкой Калландрой. Он вечно во все вмешивался, указывал, что и как нужно делать, а потом сам забывал, о чем шла речь. Тетушке приходилось все расхлебывать.
Розамонд слегка придержала лошадь, давая ей почувствовать вожжи.
— Но в благородстве ему не откажешь, — добавила она. — Не было случая, чтобы он не оправдал доверие друзей. Прекрасно держался в седле — лучше, чем Менард и Лоуэл, лучше, чем генерал Уодхем. — Ветер слегка растрепал волосы Розамонд, но она этого не замечала. Внезапно она рассмеялась. — Они друг друга терпеть не могли.
Эстер, кажется, поняла, почему Калландра так и не вышла замуж вторично, предпочитая свободу и одиночество. Кто мог заменить такую яркую личность? Да и натерпелась она явно больше, чем предполагала Эстер, опираясь на свои редкие и поверхностные наблюдения.
Вежливо улыбнувшись, Эстер поспешила сменить тему, а тем временем показалось селение. Когда они выбрались оттуда, завершив намеченную программу, день уже клонился к вечеру. Тем не менее было жарко, и среди золотистых полей по-прежнему виднелись согбенные фигуры жнецов.
Эстер с радостью ощущала на лице дуновение прохладного ветерка, когда им случалось проезжать под сенью деревьев. Тишина нарушалась лишь стуком копыт, скрипом колес да птичьим пересвистом. Солнечный свет играл на скирдах соломы — там, где жнецы уже закончили работу. Несколько облачков, легких, как пух, плыли у самого горизонта.
Эстер взглянула на руки Розамонд, уверенно держащие вожжи, на ее застывшее напряженное лицо. Интересно, что она видит? Непреходящую красоту или лишь беспрерывное однообразие? Однако такой вопрос Эстер никогда не осмелилась бы задать.
Вечер Эстер провела с Калландрой.
На следующее утро в обеденном зале она вновь встретилась с Розамонд, которая искренне ей обрадовалась.
— Хотите взглянуть на моего сына? — предложила она, слегка покраснев.
— Конечно, хочу, — немедленно отозвалась Эстер. Да и что еще тут можно было сказать! — Ни о чем другом и не мечтаю! — В сущности, Эстер не кривила душой. Ей совсем не улыбалось встретиться с Фабией, с генералом Уодхемом или снова ехать в селение. А гуляя в парке, того и гляди, опять столкнешься с каким-нибудь бесцеремонным полицейским. — Прекрасное начало дня! — добавила она.
Детская оказалась светлой, обитой ситцем комнатой с окнами, выходящими на юг. Низкий стульчик у окна, креслице-качалка, огороженный для безопасности ребенка камин, кроватка. Юная девушка с хорошеньким личиком и белой, как сливки, кожей кормила полуторагодовалое дитя кусочками хлеба, размоченными во взбитом яйце. Эстер и Розамонд наблюдали не вмешиваясь.
Ребенок, чья головка была увенчана светлым птичьим хохолком, забавлялся, как мог. Он безропотно позволял отправлять себе в рот кусочек за кусочком, но щеки его подозрительно раздувались. Наконец он, сверкнув глазенками, с шумом изверг все наружу — к великому смущению кормилицы. После чего счастливо засмеялся, откинувшись в креслице.
Розамонд тоже смутилась, но Эстер рассмеялась вместе с ребенком. Кормилица собирала крошки с запачканного передника.
— Вы не должны так себя вести, мастер Гарри! — укоряла она со всей возможной строгостью, но голос ее оставался добрым.
— Какой ты несносный ребенок! — Розамонд подошла к сыну и взяла его на руки, прижав светлый хохолок к своей щеке. Мальчик все еще радостно смеялся и глядел на Эстер с такой доверчивостью, что она сразу же его полюбила.
За легкой беседой незаметно пролетел целый час, а потом, по предложению Розамонд, они заглянули в детскую побольше, где когда-то играли маленькие Лоуэл. Менард и Джосселин. Деревянная лошадка, оловянные солдатики, игрушечные мячи, музыкальные шкатулки, калейдоскоп и кукольный домик, принадлежавший кому-то из старшего поколения — может быть, даже Калландре.
Затем они посетили классную комнату, заставленную столами и книжными шкафами. Рука Эстер сама потянулась к стопке старых тетрадей, хранящих первые детские попытки овладеть письмом. Здесь же хранились более поздние работы, выполненные твердой, почти взрослой рукой. Она открыла наудачу одно из сочинений. Темой его был семейный пикник, и, читая, Эстер несколько раз невольно улыбнулась. Написано было забавно, а подчас и язвительно. Сочинение явно принадлежало Джосселину — можно было даже не смотреть на обложку тетради.
Эстер отыскала тетрадь Лоуэла, а Розамонд извлекла из бюро какие-то стихи и тоже углубилась в чтение. Работа Лоуэла ничем не напоминала сочинение младшего брата: робкое, романтическое описание шелбурнского леса, в котором мальчик видел сказочную чащу, арену для подвигов ради любви к прекрасной даме. У Эстер даже слезы навернулись на глаза при мысли о том, какое крушение иллюзий пришлось пережить этому юноше.
Она закрыла тетрадь с выцветшими чернилами и оглянулась на Розамонд. Та, склонив голову, читала стихи. Интересно, понимают ли они с Лоуэлом, что обычному человеку в жизни требуется куда больше мужества, чем рыцарям из мира грез?
Для полноты картины Эстер поискала сочинения Менарда и вскоре нашла. По сравнению с братьями Менард хуже владел слогом, но его неуклюжие рассуждения о любви и чести были проникнуты подлинной страстью; некоторые образы автор явно почерпнул из легенд о короле Артуре.
Розамонд увлеклась чтением настолько, что даже не заметила, как Эстер подошла к ней и заглянула через плечо. Анонимное стихотворение, конечно, было о любви.
Эстер тактично отвела взгляд и тихо вышла из комнаты. Вскоре Розамонд закрыла тетрадь и последовала за гостьей.
— Благодарю вас, — произнесла она, когда обе оказались на лестничной площадке. — С вашей стороны было так любезно принять мое предложение.
— Дело не в любезности, — быстро возразила Эстер. — Вы оказали мне честь, позволив побывать в детской и в старой классной комнате, заглянуть в прошлое обитателей этого дома. А маленький Гарри — просто прелесть! Он любому поднимет настроение.
Розамонд засмеялась и, как бы возражая, слегка махнула рукой. Однако Эстер видела, что она польщена. Вместе они спустились в обеденный зал, где уже был накрыт стол к ланчу. Сидящий в одиночестве Лоуэл поднялся навстречу и сделал шаг к Розамонд. Похоже, он что-то хотел ей сказать, но передумал.
С минуту Розамонд глядела на него с надеждой, и Эстер почувствовала себя неловко. Однако повернуться и уйти, оставив супругов наедине, было бы просто нелепо — стол был накрыт, и лакей собирался приступить к своим обязанностям. Эстер знала, что Калландра уехала повидаться со старой знакомой и обсудить с ней некоторые дела самой Эстер. Не было за столом и Фабии.
Лоуэл перехватил взгляд гостьи.
— Мама не очень хорошо себя чувствует, — сухо пояснил он. — Она предпочла остаться у себя.
— Как жаль, — машинально отозвалась Эстер. — Надеюсь, ничего серьезного?
— Я тоже на это надеюсь.
Он подождал, пока дамы сядут, затем сам опустился на стул и подал знак лакею.
Розамонд толкнула Эстер под столом ногой, и та поняла, что тема затронута щекотливая и ее лучше не развивать.
Застольная беседа не ладилась, и Эстер принялась размышлять о мальчишеских сочинениях, старых стихах, о детских грезах и реальности. В конце концов она осознала, что обязана извиниться перед Фабией за свою грубость по отношению к генералу Уодхему. Он, конечно, получил по заслугам, но Эстер все-таки гостила у Фабии и не имела права расстраивать хозяйку, даже если у нее были серьезные основания.
Сделать это следовало незамедлительно — чем дольше сомневаешься, тем труднее решиться на поступок. Когда все встали из-за стола, Эстер направилась навестить хозяйку.
Она постучала и, дождавшись разрешения, вошла.
Комната Фабии, в отличие от апартаментов большинства светских дам, была обставлена неожиданно строго. На столе у окна — простая серебряная ваза с летними розами. Кровать убрана белым муслином — под цвет штор. На дальней стене висел портрет молодого человека в мундире кавалерийского офицера. Изображенный на портрете был высок и строен; волосы его свободно падали на широкий лоб; глаза светились умом, а рот сложился в мягкую и, как показалось Эстер, несколько безвольную усмешку.
Вдовствующая леди Шелбурн сидела на кровати; волосы ее были распущены, на плечи наброшена ночная кофточка синего атласа. Фабия выглядела сильно постаревшей, и внезапно Эстер ощутила, как одиноко теперь этой женщине.
— Что вам угодно? — холодно спросила она.
— Я пришла извиниться, леди Фабия, — быстро ответила Эстер. — Вчера я нагрубила генералу Уодхему, что в моем положении гостьи было просто непростительно. Я искренне сожалею о том, что произошло.
