Энн Перри - Чужое лицо
Выслушав упрек, Розамонд покраснела и слегка вздернула подбородок. Семейство было в трауре, и Фабия, переживающая утрату особенно остро, надо полагать, безжалостно пресекала все попытки вернуться к прежней жизни раньше положенного срока.
— Конечно, матушка, — сказала Розамонд, не поднимая глаз.
— Без сомнения, мисс Лэттерли не откажется поехать с нами, — добавила Фабия, даже не спросив об этом гостью. — Отправимся в одиннадцать. У вас есть время переодеться. День жаркий, но прошу не забывать о приличиях. — С этими словами она одарила дам ледяной улыбкой и, приостановившись в дверях, добавила: — А на ланч заедем к генералу Уодхему и Урсуле.
Стоило ей выйти, Розамонд бросила пяльцы в корзинку для рукоделия — и промахнулась.
— Проклятье! — шепнула она, затем встретилась глазами с Эстер и извинилась.
Эстер ответила улыбкой.
— Не стоит извинений, — прямо сказала она. — Кататься по всему поместью, занимаясь показной благотворительностью, — не самое приятное дело. Тут любой сорвется на язык казармы. «Проклятье» — это еще мягко сказано.
— Вы скучаете по Крыму — здесь, на родине? — спросила вдруг Розамонд. — Я имею в виду…
Она отвела в смущении глаза и замолчала, словно испугавшись собственных слов.
Эстер представила, сколько еще времени предстоит Розамонд вежливо вести себя с Фабией и безоговорочно выполнять все ее приказы, никогда не ощущая себя хозяйкой в собственном доме. Наверное, даже после смерти Фабии дух ее еще долго будет витать в этих стенах, еще долго все будет идти по-старому: званые обеды, выбор подходящих гостей, визиты к бедным, балы, ежегодные скачки в Аскоте, регата в Хенли и, безусловно, зимняя охота.
— Да, конечно, иногда скучаю, — согласилась Эстер с улыбкой. — Но мы не в силах вести затяжные войны. Бытовые условия во время кампании ужасны; кругом холод и грязь, а усталость такая, словно тебя избили… Не говоря уже об армейском рационе. Оказывать людям помощь — великая радость, но это можно делать и здесь, в Англии.
— У вас доброе сердце, — Розамонд снова подняла глаза. — Я не ожидала от вас таких слов. — Она встала. — А сейчас, мне кажется, пора переодеться в подобающие случаю костюмы. У вас есть что-нибудь скромное и безвкусное, но при этом с претензией на благородство? — Она подавила смешок. — Простите… Вопрос, конечно, дикий.
— У меня весь гардероб такой, — с улыбкой ответила Эстер. — Например — темно-зеленое с тускло-голубым, как выцветшие чернила. Подойдет?
— Идеально! Идемте.
Они вчетвером они разместились в открытой двуколке. Менард взялся править, и они покатили по дорожке сначала через парк, потом среди пшеничных полей — туда, где выглядывал из-за холма шпиль сельской церкви. Менард умело управлялся с вожжами, и чувствовалось, что это занятие доставляет ему истинное наслаждение. Он даже не пытался завязать разговор, предпочитая молчаливо обозревать поля, деревья и небо.
Фабия и Розамонд были увлечены беседой, а Эстер наблюдала за Менардом. Она с удовольствием смотрела на его сильные руки и непринужденную посадку. Дневной объезд имения не был для него постылой обязанностью. В Шелбурне Эстер не раз видела, как лицо его выражало гнев, становилось надменным или внезапно искажалось нервной гримасой, как у солдат перед боем. Теперь же оно было задумчиво и спокойно.
Первый домишко, который они посетили, принадлежал сельскому батраку и располагался на самом краю деревни. Единственная комната была переполнена: одетая в лохмотья женщина с обгоревшим на солнце лицом делила буханку хлеба на семерых детей. Их тонкие босые ноги были покрыты пылью, ребята явно только что пришли с работы в поле или в саду. Даже у самой младшей, которой едва исполнилось три года, пальцы были липкие от фруктового сока — она тоже собирала урожай.
Фабия задала женщине несколько дежурных вопросов, а потом прочитала целую лекцию о ведении бюджета и способах лечения детского крупа. Женщина слушала ее молча. Эстер сначала испытывала неловкость, наблюдая эту сцену, но затем сообразила, что такие благотворительные визиты — просто вековая традиция, к которой все давно привыкли.
Розамонд тем временем разговаривала со старшей девочкой. Потом она отцепила от своей шляпки розовую ленту и повязала ею выгоревшие волосы собеседницы. Та робко выразила свое восхищение подарком.
Менард ждал их у двуколки, временами вполголоса успокаивая лошадь, но все больше храня молчание. В ярком солнечном свете его лицо, обычно исполненное тревоги и затаенной боли, смягчилось, подобрело. Казалось, Эстер видит совершенно другого человека, ни капли не похожего на чопорного аристократа, которому ее представили в Шелбурн-Холле. Интересно, замечала ли Фабия хоть раз подобное выражение на лице своего среднего сына? Или этому препятствовало чарующее обаяние Джосселина?
Второй визит был подобен первому, только семейство на этот раз состояло из беззубой старушки и старика — то ли пьяного, то ли настолько немощного, что его уже не слушался язык.
Фабия обратилась к нему со словами поддержки, которые он пропустил мимо ушей, да еще и скорчил рожу, стоило гостье отвернуться. Старушка принимала подарки и неуклюже приседала в реверансах.
Затем Менард вывез их в поле, где крестьяне усердно подставляли солнцу согбенные спины. Разговоры велись главным образом о погоде. Запахи зерна и соломы кружили голову. Эстер стояла среди темного золота полей, подставив лицо солнечному свету, и снова думала о тех, кому не довелось вернуться с войны.
Потом был ланч. Пышущее здоровьем лицо генерала Уодхема несколько вытянулось, стоило ему увидеть Эстер.
— Доброе утро, мисс Лэттерли. Как мило, что вы нашли возможность навестить нас. Урсула будет счастлива увидеть вас за ланчем.
— Благодарю вас, сэр, — столь же сдержанно ответила Эстер. — Вы очень любезны.
Нельзя сказать, что Урсула была особенно счастлива вновь встретиться с Эстер; зато скрыть огорчения при известии, что Менард еще не вернулся с поля, она не смогла.
Ланч был легкий: речная рыба под соусом, холодный пирог с дичью и овощами, затем — шербет и фрукты, а также превосходный стилтоновский сыр.
Генерал Уодхем явно не забыл и не простил вчерашнюю выходку Эстер. Несколько раз он мерил гостью холодным взглядом. Тем временем Фабия говорила о розах, а Урсула рассуждала, на ком же все-таки женится мистер Данбери — на мисс Фотергилл или на мисс Эймис.
— Мисс Эймис — прелестная девушка, — заметил генерал, по-прежнему посматривая на Эстер. — Прекрасная наездница, охотится наравне с мужчинами. Храбрая. И с хорошим вкусом. — Он скептически оглядел темно-зеленое платье Эстер. — Дед ее погиб в Испании, при Корунье, в 1810-м. Там, я полагаю, вас не было, мисс Лэттерли? Немного рановато для вас, не правда ли? — Он сопроводил слова благодушной улыбкой.
— В 1809-м, — поправила его Эстер. — Это сражение произошло до Талаверы, но после Синтрийской конвенции. А в остальном вы правы — меня там не было.
Лицо генерала побагровело. Он подавился рыбьей костью и закашлялся в салфетку.
Бледная от бешенства Фабия протянула ему стакан воды.
Более искушенная Эстер немедленно отодвинула стакан и предложила генералу хлеб.
Тот проглотил кусочек, и рыбья кость благополучно проскользнула вниз по генеральскому пищеводу.
— Благодарю вас, — процедил он и запил хлеб водой.
— Рада помочь, — мягко отозвалась Эстер. — Подавиться костью весьма неприятно, но, увы, кости есть даже в самой вкусной рыбе. А эта просто превосходна!
Фабия вполголоса выругалась, а Розамонд внезапно начала с преувеличенным энтузиазмом рассказывать о посещении сада священника.
Потом Фабия предпочла остаться с Урсулой и генералом, а Розамонд и Эстер продолжили свой путь, намереваясь посетить еще несколько домов бедняков.
— Какой ужас, — торопливо и чуть виновато шепнула Розамонд. — Иногда вы напоминаете мне Джосселина. Он тоже умел рассмешить меня.
— Я и не заметила, что вам было смешно, — призналась Эстер, садясь в двуколку и по обыкновению забыв оправить юбку.
— Разумеется. — Розамонд взяла вожжи и легонько хлестнула лошадь. — Я ни за что не подам виду. Вы как-нибудь еще раз заглянете к нам в гости?
— Не уверена, что меня теперь пригласят, — печально отозвалась Эстер.
— Обязательно пригласят. Хотя бы тетушка Калландра. Она вас очень любит. Мне кажется, что ей с нами иногда так скучно! Вы знали полковника Дэвьета?
— Нет.
Эстер вдруг почувствовала сожаление, что не была знакома с мужем Калландры. Она видела лишь его портрет. Полковник был стройным мужчиной с умным властным лицом.
— Нет, не знала.
Розамонд тряхнула вожжами, и двуколка разогналась, подпрыгивая на ухабах.
— Он был очарователен, — она неотрывно глядела вперед. — Временами. Весь лучился юмором… когда бывал в хорошем настроении. Но иногда он вел себя несносно — даже с тетушкой Калландрой. Он вечно во все вмешивался, указывал, что и как нужно делать, а потом сам забывал, о чем шла речь. Тетушке приходилось все расхлебывать.
