Чингиз Абдуллаев - Рогоносец
– Почему так далеко? – уточняю я у этого типа.
– Для надежности, – поясняет он. – Приезжайте и переговорим.
– Договорились. Я приеду ровно через два часа. Только вы меня ждите. Где именно вы будете стоять?
– Прямо у станции метро. Я сразу вас увижу.
Он не спрашивает, на чем именно я приеду. На машине или на метро. Эти типы все знают обо мне. Но они забывают, что я тоже юрист и тоже имею свои представления о степени человеческой низости. Хотя мне все еще не хочется в это верить.
– Я приеду, – говорю я ему на прощание и кладу трубку. Оборачиваюсь к Мегрелидзе. – Этот тип будет ждать меня, – поясняю я своему бывшему другу Эдику. – Нужно поехать туда с деньгами. Он обещает показать мне Мартина. Я положу деньги в ячейку на вокзале и скажу ему шифр, когда увижу Мартина.
– Может, так и лучше, – неожиданно соглашается Эдуард, и это вселяет еще большие подозрения. С сегодняшнего дня я вообще перестал верить людям.
– Лежи спокойно, – советую я своему пленнику. – Если все пройдет нормально, я вернусь и развяжу веревки. Можешь потом искать этого напарника и требовать с него свою половину. Хотя я уверен, он не захочет делиться.
Мегрелидзе что-то мычит в ответ, но это меня уже не интересует. Я забираю чемодан с деньгами. У меня не так много времени. Спускаюсь вниз. Усаживаюсь в машину и набираю знакомый номер. Потом достаточно подробно рассказываю о том, что именно произошло. И предлагаю свой план действия, хотя понимаю, насколько это опасно лично для меня. Затем выхожу из машины, перекладываю деньги в пластиковый пакет, который лежал у меня в багажнике. Все пачки туда не влезают, и я просто вытряхиваю их в багажник. Затем набиваю в «дипломат» какие-то старые газеты, которые оставались в моей машине. Татьяна обычно собирает почту и передает моему водителю. А я не успеваю читать все газеты и журналы, которые мы выписываем и которые мне просто нужно читать по работе.
Затем выхожу из машины. Поднимаюсь к себе в квартиру по лестнице. И слышу, как кто-то осторожно открывает дверь в мою квартиру. Так я и думал. В этом мире не осталось ничего святого. Так и предполагал. Неизвестный открывает дверь и входит в мою квартиру. Дверь закрывается. Я подхожу ближе. Теперь у меня не осталось никаких иллюзий. Достаю ключи и плавно, очень осторожно открываю двери, чтобы услышать возбужденные голоса двух людей, которых я когда-то считал своими самыми близкими друзьями. Один из них – Эдуард Мегрелидзе. Голос второго известен мне еще лучше. Только у него были вторые ключи от моей квартиры. Это Мартин.
Глава 18
Нафис смотрел на Трегубова, не веря своим глазам. Исчезли некогда пышные усы, лицо словно обмякло, шевелюры уже не было. Вместо нее редкие седые волосы. Нос вытянулся, глаза ввалились. Это был тот самый капитан, только сильно постаревший и побитый жизнью. А самое главное, что он совсем не был похож на заместителя директора фирмы, которая получала в год два миллиона долларов на поставках различных деталей.
– Садись, Трегубов, – разрешил Дастан Курбаналиевич. – Мы как раз о тебе говорим. Неприятности у нас появились из-за твоей службы. Говорят, что вы вовремя не отгрузили комплектующие.
– Сделаем, – хрипло говорит Трегубов, – исправимся.
– Сколько у вас людей работает в вашей службе? – поинтересовался Нафис.
– Что?
– Сколько у вас людей? – терпеливо переспросил Нафис, делая вид, что не замечает выразительных глаз директора.
– Двое, – ответил Трегубов. Директор покачал головой, он поправился: – Двадцать… – Но, видя недовольное лицо директора, снова исправился: – Двести!
– Ты совсем все перепутал, Трегубов, – отмахнулся Дастан Курбаналиевич. – Ладно, уходи. Ты нам не поможешь. И запомни, что нужно все делать вовремя, иначе вылетишь и с этой работы.
– Я все понимаю, – кивнул Трегубов.
Он поднялся, чтобы выйти.
– Подождите, – остановил его Нафис. – Вы разве меня не помните?
Трегубов снова посмотрел на директора. Было понятно, что любой вопрос вызывает у него страх, а здесь его держат только для того, чтобы он подписывал документы о несуществующих грузах. И липовые накладные. Поэтому он взглянул мутными глазами сначала на директора, который сам ничего не понимал, и затем перевел взгляд на приехавшего гостя.
– Нет, – сказал он. – Не помню.
– Я Нафис Давлетгаров, шестнадцать лет назад вы работали в милиции, когда нас задержали. Вспомните. Вместе с иностранцем. У него на квартире.
Трегубов пригляделся, взгляд стал более сосредоточенным.
– Вы тот самый молодой человек, – нерешительно произнес он.
– Да, тот самый, которого вы хотели отправить в колонию на пять лет. И еще грозились посадить меня в КПЗ к заключенным, которые должны были обращаться со мной не очень корректно. Теперь вспомнили?
– Ах, Трегубов, Трегубов, – покачал головой директор. – Сколько за тобой грехов. Только сейчас выясняется. Значит, ты и нашему другу жизнь хотел испортить. Еще когда капитаном был.
– Не испортил, – наконец вспомнил все Трегубов. – Мы его тогда отпустили. И ни копейки не взяли. Просто так отпустили домой. Даже в его университет ничего не написали.
– Значит, ты иногда был и порядочным человеком, – продолжал Дастан Курбаналиевич. – Значит, у тебя еще не все потеряно.
– Врет, – неожиданно произнес Нафис. – Он все врет. Они меня не отпускали. Требовали с меня пять тысяч долларов. Это еще в девяностом году. И все время угрожали посадить в тюрьму. Только я успел позвонить домой, и в отделение милиции приехал помощник моего отца, который успел позвонить заместителю министра внутренних дел. Вот тогда они действительно испугались. И капитан Трегубов, и его непосредственный начальник подполковник Кошель. Вот тогда они меня и отпустили.
– Если бы вас тогда посадили, – Трегубов покачал головой, – вы бы живым из колонии не вышли. Там не любят гомосексуалистов. Вас ведь забрали с вашим другом-иностранцем. И тогда вы бы здесь сейчас не сидели.
– Вам так ничего и не удалось доказать, – возразил Нафис.
– Такие вещи доказывать не нужно. Достаточно было отправить вас к врачу и все проверить. А мы отпустили вас обоих и не взяли деньги. – Видимо, это мучило его больше всего.
– Ты плохой человек, Трегубов, – сказал Дастан Курбаналиевич. – И слишком сильно любишь деньги. Так нельзя. Ты лучше пойди в свой кабинет и подумай, как тебе дальше жить. Нужно быть честным и правдивым человеком. Иди и подумай.
– Подождите, – снова остановил его Нафис. – Сколько вагонов вы послали в этом квартале?
Трегубов молчал.
– А в прошлом?
Он опять молчал, опустив голову.
– Все ясно, – негромко произнес Нафис.
– Ты еще и некомпетентный человек, – сразу вмешался директор. – Ты не можешь назвать число вагонов? Я думаю, что мы должны будем с тобой расстаться. Нам не нужен такой некомпетентный сотрудник.
Трегубов молчал.
– Иди, – закончил Дастан Курбаналиевич. – Тебя нужно переводить в боцманы или в мичманы, я даже не знаю, что правильно. Но ты точно не капитан. Иди отсюда.
Трегубов наконец вышел. Директор взглянул на гостя.
– Вот с таким контингентом нам приходится работать. Но вы не беспокойтесь. Мы все проверим и сделаем надлежащие выводы. А его уволим прямо сегодня. Зачем нам такой болван!
– У вас подставная фирма, – убежденно произнес Нафис. – Вы закупаете детали где-то на стороне, очевидно по дешевке, и просто переправляете к нам, получая свои деньги. Не знаю, кто именно работает с вами из нашей компании, но я это быстро узнаю. И мы остановим вашу деятельность. Нам такие посредники не нужны. Фактически вам и не нужно иметь много людей на вашей липовой фирме. Достаточно одного бухгалтера и одного сотрудника, который следит за прохождением грузов. И все. Очевидно, кто-то заключил с вами соглашение и все налоговые отчисления должны делать именно вы со своей фирмы, в которой работает только четырнадцать человек. Соответственно у вас очень небольшие отчисления на социалку и в пенсионный фонд. А основные деньги, два миллиона долларов, которые мы вам платим, вы прикарманиваете в виде разницы между действительной ценой где-то закупаемого товара и разницей, которую вы с нас получаете. Но больше так не будет.
– Будет, – уверенно произнес Дастан Курбаналиевич. – Ты еще очень молодой, дорогой мой друг. Сколько тебе лет? Тридцать два? Или тридцать три?
– Уже тридцать пять.
– Все равно. Такая схема всех устраивает. Каждый в этой цепочке получает свои деньги. Я получаю меньше всех – около пяти процентов. Не больше ста тысяч. А основные потоки идут совсем другим. Поэтому я со своих денег могу с тобой поделиться. Сколько ты хочешь? Только учти, что это будет одноразовая акция. В знак уважения к тебе и за твою поездку к нам. Я же не могу посадить тебя на проценты. Сам понимаешь, это очень накладно. Здесь и так кормится слишком много людей.
