Эстель Монбрен - Убийство в доме тетушки Леонии
— Будьте любезны следовать за нами, — произнес Жан-Пьер Фушру, подходя к Патрику Рейнсфорду справа, в то время как Лейла ловко втиснулась между ним и барышней.
Всю дорогу до жандармерии Патрик Рейнсфорд не раскрыл рта. Оказавшись в комнате, где перед этим допрашивали Жизель Дамбер, он заявил:
— Я буду говорить только в присутствии адвоката.
В консульстве ему посоветовали оказывать содействие французской полиции, но уточнили, что, будучи гражданином другой страны, он имеет право на помощь юриста, если вдруг возникнут затруднения. После чего секретарша выдала ему список имен — не слишком длинный, потому как он настаивал на двуязычном адвокате, что весьма редко встречается во французской глубинке. На самом деле его внимание привлек только Сирил Локурне, после того как ему сообщили, что в течение года тот проходил стажировку в Вашингтоне, в конторе «Вайсберг, Герман и Михальсон».
— Я настаиваю на присутствии мэтра Локурне, — резко сказал Патрик Рейнсфорд.
Жан-Пьер Фушру и Лейла Джемани понимающе переглянулись, но были вынуждены согласиться с этим требованием.
Мэтр Сирил Локурне прибыл часом позже — с важным видом компетентного молодого адвоката, чему способствовали очки в роговой оправе и портфель-дипломат. Он тотчас же попросил дать ему возможность переговорить со своим клиентом наедине. Они беседовали как раз столько времени, сколько потребовалось лаборатории, чтобы позвонить в жандармерию и сообщить результаты обследования предметов, присланных после обеда. Жан-Пьер Фушру с интересом узнал, что статуя, вероятнее всего, была орудием преступления — после этого ее тщательно вымыли с мылом, но, несмотря на это, экспертиза обнаружила следы крови первой отрицательной группы и несколько волосков, несомненно, принадлежавших жертве. Уцелевшие отпечатки пальцев принадлежали Патрику Рейнсфорду и Жизель Дамбер. Остальные выводы экспертов будут сообщены в ближайшее время.
Вооруженные этими знаниями, Жан-Пьер Фушру и Лейла Джемани уверенно вошли в комнату, где Патрик Рейнсфорд все еще беседовал со своим адвокатом.
— Должен предупредить вас, — заявил Жан-Пьер Фушру, — что в деле появились новые данные. Не только студентка филологического факультета мадемуазель Ферран готова подтвердить, что слышала сегодня утром на ферме Эньо, как вы, господин Рейнсфорд, звонили своему брату с просьбой прислать телеграмму, требующую вашего возвращения, но и лаборатория только что сообщила о наличии ваших отпечатков пальцев на орудии преступления. Как вы это объясните?
Мэтр Локурне склонился к своему клиенту и прошептал ему, видимо, что-то ободряющее, так как Патрик Рейнсфорд выпрямился на стуле и сдержанно заявил:
— Я не виновен.
— В чем? — мягко осведомился Жан-Пьер Фушру.
— В убийстве Аделины Бертран-Вердон. Не я ее убил.
— Почему тогда вы так хотели уехать? — спросил комиссар.
— Именно затем, чтобы избежать создавшегося положения, — слегка раздраженно ответил профессор. — В чужой стране, где судебная система все еще в допотопном состоянии…
Адвокат легким покашливанием дал ему понять, что не стоит развивать эту тему.
— Я хотел избежать осложнений, — жалко закончил он.
— Скрывая факты?
Патрик Рейнсфорд бросил неуверенный взгляд на адвоката и, не отвечая, заерзал на стуле, как школьник, которого бранят за прогулы.
— Вводя нас в заблуждение? — неумолимо продолжал комиссар Фушру.
Патрик Рейнсфорд открыл и тут же закрыл рот, так что ни единый звук не вырвался из его глотки. В этот миг он был удивительно похож на дорогую экзотическую рыбу, вытащенную из подогретой воды своего шикарного аквариума.
— Допустим, теперь вы нам расскажете, что же произошло на самом деле, чтобы избежать, раз уж вам так нравится этот глагол, обвинения в препятствовании следствию? — вкрадчиво предложил комиссар.
Под ободряющим взглядом мэтра Локурне Патрик Рейнсфорд прочистил горло и неуверенно начал:
— По поводу того, когда я последний раз видел мадам Бертран-Вердон… Хм… У меня была назначена с ней встреча позавчера вечером после ужина, чтобы согласовать текст объявления о ее приезде в Америку… — И очертя голову, как акробат, совершающий прыжок в бездну: — Но в последнюю минуту она сообщила мне, что неотложные дела призывают ее в дом тетушки Леонии. Так как она все не возвращалась, я решил поехать ей навстречу…
— В котором часу это было? — бесстрастно спросил комиссар Фушру, воспользовавшись краткой паузой.
— Думаю, около половины двенадцатого, — ответил Патрик Рейнсфорд, откидывая непослушную прядь, без конца падавшую ему на лоб. — Я направился прямо к дому. Когда я приехал, света нигде не было, но входная дверь оказалась не заперта. Я вошел и несколько раз позвал мадам Бертран-Вердон. Не получив ответа, я поднялся на второй этаж, и там…
Вспомнив, что произошло потом, профессор Рейнсфорд непроизвольно вздрогнул. Жан-Пьер Фушру и Лейла Джемани молчали. Только мэтр Локурне одним взмахом ресниц подбодрил своего клиента, заставив его продолжить рассказ.
— Дверь кабинета распахнута. Тьма была кромешная. Я вошел, и… и я потерял равновесие, поскользнулся на… на чем-то мокром. Пытаясь смягчить падение, я ухватился рукой за… за статую, она была на полу, рядом с телом Аделины Бертран-Вердон. Я угодил рукой в кровь, вся нижняя часть статуи была в крови. — И при этом воспоминании он снова вздрогнул. — Меня охватила паника, — признался он, судорожно сглотнув. — Я подумал, что все решат… я боялся, что мои отпечатки пальцев на статуе… И я помыл статую под сильной струей воды в кабинете напротив и поставил ее на место, в саду, — с раскаянием закончил он.
— Вы отдаете себе отчет в том, что ваши действия могут быть расценены как сознательная попытка запутать следствие?
Наконец-то вмешался мэтр Локурне. Он поправил на носу очки и, используя юридический жаргон, красноречиво, как если бы защищал дело в суде, потребовал, чтобы его клиента немедленно отпустили, ссылаясь на его умственное переутомление.
— Вы в самом деле думаете, что он сказал правду? — скептически спросила Лейла, оставшись один на один со своим начальником.
— Естественно, не всю, — ответил тот. — Но я склонен верить его истории со статуей. И я не думаю, что в данном случае мы сильно рискуем, оставив его под «защитой» мэтра Локурне. Лучше обратимся к Гийому Вердайану. Он наверняка уже дымится — во всех смыслах этого слова — от долгого ожидания. Но только если вы уверены, что Филипп Дефорж и Жизель Дамбер ждут нас в гостинице.
— Я передала им ваш приказ, — сказала Лейла, слегка удивленная скрытым беспокойством, прозвучавшим в последней фразе. — Если хотите, я могу снова им позвонить.
— Неплохая идея, если вас не затруднит…
Оставшись один, Жан-Пьер Фушру постарался объективно проанализировать причины своего беспокойства. Что-то вертелось у него в голове, что-то шевелилось в подсознании. Какая-то мысль, которую он не мог ухватить, какой-то образ, который он никак не мог восстановить. Он долго тер колено. И не почувствовал никакого облегчения, когда улыбающаяся Лейла Джемани сообщила ему, что двое «свидетелей» спокойно заперлись каждый в своей комнате, один — читая, другая — отдыхая, и что профессор Вердайан дымится, протестует и буянит, как и предполагалось, в зале ожидания в жандармерии, к ужасу аджюдана Турнадра.
Было десять минут седьмого.
Начинало смеркаться.
Глава 22
Когда комиссар Фушру и инспектор Джемани покинули дом тетушки Леонии, атмосфера значительно разрядилась. На память о «трагических событиях» позавчерашнего вечера остался только безусый жандарм, стоявший на страже в коридоре, чтобы не позволить любопытным подняться на второй этаж. Впрочем, в основном участники, удовлетворенные недолгим пребыванием в стране Пруста, не очень-то туда и рвались. Некая дама, кажется англичанка, все время жаловалась на мозоли на ногах, а другая, прибывшая из Голландии, — на то, что так и не увидела комнаты, где Марсель Пруст жил в детстве, — но в конце концов конференция состоялась и дом тетушки Леонии был частично осмотрен.
Закончив официальную часть, Андре Ларивьер начал рассказывать разные байки из истории города — не забывая, однако, беззастенчиво нахваливать выставленные на продажу сувениры и сетуя на то, что Общество по охране исторических памятников не торопится с ремонтом, вспоминая ныне исчезнувшие улицы и толпы паломников на Млечном пути.[37] Он позволил себя сфотографировать и, когда за последним туристом закрылась дверь, с большим удовлетворением пересчитал дневную выручку.
То, чего он больше всего опасался — несвоевременного прибытия команды Рея Тейлора или нашествия местных либо парижских журналистов, — не произошло. Но он не мог предвидеть будущее и боялся, как бы естественное желание осмотреть дом тетушки Леонии, священное для французской литературы место, не сменилось на время нездоровым любопытством к месту преступления, где была убита председательница Прустовской ассоциации. С другой стороны, увеличение числа посетителей означало оздоровление финансов, подорванных безумно любившей размах мадам Бертран-Вердон.
