Б. Седов - Отшельник
Через минуту Штерн был почти свободен, если не считать того, что его левая рука была привязана за спиной, а сам он был соединен веревкой с толстой елью, выдернуть которую из земли ему было явно не под силу.
Макар развел небольшой костерчик, и через полчаса мы приступили к ужину.
Штерн не кобенился и с аппетитом поедал похлебку, которую сварил Афанасий. Он даже похвалил ее, сказав:
— А ничего чурки готовят. В первый раз пробую.
— Возможно, что и в последний, — сказал я.
Штерн хмыкнул и промолчал.
Закончив ужин, мы закурили, остяки аккуратно закопали объедки, и я наконец приступил к тому, ради чего затеял эту опасную авантюру с похищением офицера.
— Начнем, пожалуй, — сказал я.
Афанасий в это время занимался чаем.
— А ты знаешь, что бывает за похищение офицера внутренних войск? — спросил вдруг Штерн.
— Нет, не знаю, — ответил я, — да это меня и не интересует.
— А зря, — сказал Штерн, — когда мы вас найдем, вы пожалеете, что родились на свет.
— Вот ты себя и показал, — я развел руками, — пока ты говорил: «я» — все было так смело, так красиво… А теперь ты запел по-другому: «мы». А что это значит?
Я посмотрел на Штерна, но он молчал.
— А это значит, что ты из тех тварей, которые смелы только тогда, когда чувствуют за спиной силу. Верно?
— Не думай, что это сойдет тебе с рук, — пригрозил мне Штерн, — мы до тебя доберемся.
Я засмеялся, а Семен, пристально глядя на Штерна, сказал:
— Ты дурак, Штерн. И ты в своей привычной безнаказанности совсем потерял всякое соображение.
Я с интересом посмотрел на Семена, потому что услышал в его речи какие-то новые интонации…
— Ты дурак, — повторил Семен, — вспомни, что ты говорил мне две недели назад. А если не помнишь, то я тебе напомню. Ты сказал, что все мы — зеки, или, как ты нас называл, «курсанты» — для тебя всего лишь «человеческий материал». Так вот: ты сам сейчас для нас «человеческий материал», и ничего больше. И ты расскажешь нам все, о чем мы спросим. А не расскажешь — останешься здесь навсегда.
— Ты сгниешь на зоне, — пообещал Штерн.
Этот человек действительно не мог поверить в то, что бывают ситуации, когда не он, Штерн, распоряжается всем происходящим.
— Проснись, вертухай поганый, — сказал я, — ты не у себя на зоне, ты в тайге, и ты оторван от той силы, которая помогала тебе. Ты один. И вокруг тебя пятеро людей, которые хотят услышать то, что их интересует. И ты расскажешь все.
— Что-то знакомы мне эти интонации, — прищурился Штерн, — похоже ты тоже на зоне побывал.
— Я много где побывал, — ответил я, — но мы будем говорить не об этом.
— Чай готов, — сказал Афанасий, и мы прекратили на время нашу «приятную беседу».
Штерн тоже получил мятую алюминиевую кружку с душистым чаем на травах. Я не жлоб и не получаю удовольствия от бессмысленного унижения другого человека, поэтому, когда Семен проворчал, что Штерну вместо чаю нужно пулю в башку заправить, я ответил:
— Это от него никуда не уйдет. А пока пусть выпьет чаю вместе с нами. Может быть, он впервые пьет чай в приличной компании.
Штерн фыркнул, но ничего не сказал.
Наконец чайная процедура закончилась, и я сказал:
— Начинается вечер вопросов и ответов. Вопрос первый: что это за зона и что вообще там происходит?
— Ответа не будет, — Штерн отвернулся.
Семен посмотрел на меня, потом со вздохом поднялся на ноги и, подойдя к Штерну, с размаху ударил его ногой в живот.
Штерн охнул и, скрючившись от боли, повалился на бок.
— Отвечай, когда тебя спрашивают, — сказал Семен и сел на место.
Через минуту Штерн выпрямился и, морщась, с трудом произнес:
— Ответа не будет.
Семен зашевелился, собираясь встать, но я сказал:
— Стой. Не надо. Ты же видишь, что он всетаки сильный мужик, и мы можем его забить до смерти, но он будет молчать. Нужно как-то подругому.
— А как по-другому с ним? — недовольно спросил Семен.
— Я знаю, как по-другому, — сказал вдруг Афанасий.
Все посмотрели на него, а Афанасий, подойдя к Штерну, сел напротив него, скрестив ноги, и долгим взглядом посмотрел в глаза пленнику.
Потом он, не поворачивая головы, сказал что-то по-остякски, и Макар, молча встав, ушел в темноту.
— Куда он пошел? — спросил я.
— Я сказал ему, чтобы он погулял пока, — ответил Афанасий, — не хочу, чтобы он слышал, о чем тут будет идти речь.
Я с удивлением посмотрел на Афанасия.
В такой длинной фразе он не произнес ни одного «однако», да и вообще его речь слегка изменилась, из нее исчезли интонации лесного дикаря. Я не понимал, что происходит, и, по-видимому, это как-то отразилось на моем лице, потому что Афанасий невесело усмехнулся:
— Удивляешься? Это ничего. Вот он сейчас удивится по-настоящему.
Он снова повернулся к Штерну и спросил:
— Ну что, ты так меня и не узнал, гнида?
Тут у меня и вовсе крыша поехала.
Мало того, что этот шаман оказался вовсе не таким дремучим чуркой, каким прикидывался все время, так еще и Штерн почему-то должен его узнать. И выражения какие-то совсем ему не свойственные. «Гнида»…
Штерн презрительно посмотрел на Афанасия:
— Вот мне еще всех вас, чурок, помнить! Вы для меня на одно лицо.
— А зря, — поучительно ответил Афанасий, — ну да ничего, я тебе сейчас напомню.
Я смотрел на него и дивился.
И куда только делся скромный следопыт? Где безграмотный старичок-лесовичок, который через каждое слово вставляет «однако» и не знает, что такое «язык»? Чудеса, да и только!
— Меня зовут Афанасий Аянов, — сказал Афанасий, пристально глядя на Штерна.
— Постой… — Штерн нахмурился, — это тот самый, который…
— Да, тот самый, однако, — усмехнулся Афанасий.
Он снова повернулся ко мне:
— Потом я расскажу тебе в с е. А сейчас, — и он посмотрел на Штерна, — помогите-ка мне.
Мы стали помогать ему, и через несколько минут голый Штерн был туго растянут за руки и за ноги между четырьмя колышками, вбитыми в землю. Он смотрел на нас, стоявших над ним, и в его глазах плескалась смесь страха и ненависти.
— Вот так-то лучше, — сказал Афанасий, — а теперь я буду спрашивать, а он будет отвечать.
Я посмотрел на Афанасия, и мне не понравилось то, что я увидел в его взгляде. Потом я взглянул на распятого на земле Штерна:
— Сам виноват.
Повернувшись в Афанасию, я спросил:
— А мне… Мне обязательно присутствовать при вашей «беседе»? Честно говоря, не люблю такие зрелища.
— Я тоже, — сказал Тимур.
— Я тоже не люблю, — медленно произнес Семен, — но у меня свой счет к этому «повелителю чужих жизней». Так что вы погуляйте, может, там и Макара встретите, а когда будет нужно, мы вас позовем.
Афанасий и Семен переглянулись; Афанасий кивнул.
Мы с Тимуром тоже посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, пошли в лес. Была уже ночь, и я светил нам под ноги фонариком, в котором были шесть могучих батареек «дюраселл». Тех самых, которые работают в десять раз дольше.
Не успели мы отойти метров на двести, как с места нашего привала донесся дикий крик, который перешел в истошный визг.
Я подскочил от неожиданности, а Тимур испуганно сказал:
— Ну, дает наш ханты, чтоб его, манси! Я его три года знаю и даже не подозревал…
— Век живи, век учись, — язвительно сказал я, хотя у меня самого по коже мурашки побежали.
Крик повторился, потом перешел в скулеж, и снова настала тишина.
Мы невольно ускорили шаг, но Тимур вдруг остановился:
— Слушай, Майкл, ну что мы убегаем, как гимназистки! По логике вещей он не будет мучить его вечно. Доведет до нужной кондиции — и перестанет. Давай тут присядем, а я костерчик разведу, чтобы повеселее было… А?
— Давай, — вздохнул я и опустился на мягкий мох, прислонившись спиной к дереву.
— Вот и хорошо, — облегченно сказал Тимур и, забрав у меня фонарь, принялся собирать сухие ветки.
Через пять минут мы сидели и щурились на теплый свет костра.
Со стороны привала раздался еще один крик, но на этот раз мы даже не вздрогнули, настолько хорошо было сидеть рядом с живым огнем и наблюдать за его игрой. Тени и отблески шевелились вокруг, а над головой, в страшной вышине, сияли яркие звезды.
Что им до нашей суеты!
Прошел час, и за это время до нас не донеслось ни звука.
— Слушай, — забеспокоился вдруг Тимур, — а вдруг этот Штерн — супермен какой-нибудь: взял да и освободился! Замочил Семена с Афанасием и сейчас подбирается к нам. Я засмеялся:
— Что это с тобой? Вроде и «план» не куришь уже месяц, а такой бред несешь? Как это он освободится, посуди сам.
— Ну, не знаю… — Тимур смутился, — «измена» вдруг накатила.
— Не дергайся, — успокоил я его, хотя то, что он сказал, мне самому не понравилось.
