Б. Седов - Отшельник
Собственно, в том, что Афанасий сдал майору этого урода, не было ничего предосудительного. Нормальное действие нормального человека. Но майор хотел, чтобы Афанасий доносил на своих друзей, которые от голодухи да от бедности браконьерили помаленьку, а вот этого Афанасий сделать не мог из простой человеческой порядочности.
Майор грозил Афанасию, но тот только разводил руками и притворялся тупым хантом. Хантомто он, конечно, был, это медицинский факт, но тупым я его назвать никак не мог. За месяц знакомства я понял, что этот молчаливый лесной человек со сморщенным лицом обладает незаурядной природной смекалкой, и, если бы его жизнь в свое время повернулась иначе и он поступил бы в какой-нибудь институт, то, глядишь, через сколько-то лет появился бы очередной академик. Но, как говорится, что выросло, то выросло.
Примерно так и проходило сотрудничество следопыта с майором, но майору хотелось другого. Он мечтал поймать кого-нибудь из богатых, чтобы потом доить их, но такие не попадались. Подозревая, что они откупаются от Афанасия, и таким образом деньги проходят мимо его кармана, Ловушко обещал несчастному охотнику, что даст ход тому уже почти забытому делу, стращал его тем, что, дескать, у него до сих пор лежат какие-то вещественные доказательства, что он может посадить Афанасия в любой момент, но следопыт оставался тверд и, тупо глядя в землю, пожимал плечами и обещал поймать всех. Кого именно, он не говорил, но — всех.
Майор в очередной раз плевался, матерился и отпускал Афанасия восвояси.
А когда разговор дошел до момента, касавшегося пребывания в моем доме беглого зека, я понял, что на Афанасия можно положиться во всем. Он ведь мог моргнуть майору, и Семену пришел бы конец, но он этого не сделал.
Вот так все и выяснилось.
Афанасий закончил свой рассказ, и я понял, что он был на крючке у поганого вертухая и ничего не мог поделать.
Знакомая история.
Я посмотрел на Афанасия, который невозмутимо наливал себе чай, и спросил:
— А что, разве ты не знаешь, как избавиться от майора?
Афанасий сморщил глаза, а это у него получалось очень хорошо, и ответил:
— Однако знаю, но не могу выстрелить в безоружного человека.
— Это тебе только кажется, что он безоружный. Просто у него другое оружие, и оно опаснее, чем твой карабин. Он тебя этим оружием в постоянном страхе держит, а ты говоришь — безоружный… А если бы он в тайге ствол на тебя наставил?
— Тогда — другое дело. Но он же не наставляет, — Афанасий пожал плечами.
— Однако потому и не наставляет, — передразнил я его, — что знает. Знает, что тогда ты его пристрелишь. А ведь он у тебя жизнь крадет. Понимаешь?
Афанасий задумался, потом глубоко вздохнул и ответил:
— Однако понимаю.
Я посмотрел на Семена и спросил:
— А ты что скажешь?
Семен нехорошо усмехнулся и ответил:
— А что тут говорить? Я таких, как этот Ловушко…
И он замолчал.
— Ну-ка, ну-ка, что ты таких?
— Неважно, — ответил Семен, но по его лицу я понял, ч т о он делал с такими, как майор Ловушко.
— А тебя, наверное, и посадили за то, что ты таких, как он, гасил?
— Возможно, — ответил Семен и закурил, — возможно…
— А что, — я оглядел сидевших за столом, — у нас нормальная компания подобралась! Беглый каторжник, неудачливый организатор водомоторного клуба, следопыт, которого шантажирует майор внутренних войск, один только я — добропорядочный американский бизнесмен.
При этих словах Семен бросил на меня быстрый взгляд, и я спросил:
— Что-нибудь не так?
Он поморщился и ответил:
— Sounds good. Хорошо звучит… (англ.).
У меня аж челюсть отвисла, но я не растерялся:
— So what? И что? (англ.)?
— А ничего, — ответил Семен, — я тебя хоть всего вторые сутки вижу, но в эту компанию ты вполне вписываешься.
— Что ты имеешь в виду? — я сделал удивленный вид.
— Да ничего особенного, — сказал Семен, — замнем для ясности. А если хочешь поговорить, то потом, не сейчас.
— Ладно… Ну, как там твоя нога? — я резко перевел разговор на другую тему, — Я вижу, с палкой ты уже вполне?
— Вполне, — согласился Семен, — глядишь, через два дня и на самом деле прыгать буду.
— Вот и хорошо, — сказал я, — Афанасий, зови Макара.
Афанасий посмотрел на меня и мрачно сказал:
— Однако, Макар ничего не знает.
— И не узнает, — пообещал я ему.
Потом посмотрел на Семена и Тимура и спросил:
— Не узнает, верно?
Оба кивнули, и Афанасий, повернувшись к сараю, позвал:
— Макар, иди сюда!
Макар вышел во двор, и я сказал:
— Садись к столу. Чапай говорить будет.
Он присоединился к нам и я, налив себе душистого чаю, спросил:
— Скажи, Афанасий, Семен действительно через два дня сможет хорошо ходить?
— Однако сможет, — уверенно ответил следопыт.
— Хорошо. Дорогу до зоны знаешь?
— До какой? Их тут много.
— До той, откуда Семен ноги сделал.
— Знаю, — ответил Афанасий, и в его глазах мелькнуло что-то странное.
Я внимательно посмотрел на него, но загорелое лицо, покрытое множеством мелких морщинок, было бесстрастным.
Помолчав, я отхлебнул чаю и объявил:
— Через два дня на третий мы идем к зоне. Посмотрим, что там делается.
Тимур удивленно посмотрел на меня, Афанасий и Макар послушно кивнули, а Семен только крякнул и сказал:
— Взорвать бы ее на хрен…
А я подумал: интересно, что он еще знает, кроме английского языка?
Часть вторая
НЕДОЛГО МУЗЫКА ИГРАЛА…
Глава первая Знахарь, тебя ограбили!
Мы лежали в кустах, на опушке леса, и в сотне метров перед нами из тумана выплывали столбы, меж которыми была туго натянута колючая проволока. Где-то на краю памяти зашевелились неприятные воспоминания об Ижме, но я без особых усилий загнал их на место, чтобы не мешали в такой ответственный момент.
Посмотрев в бинокль, я увидел, что проволоки было три ряда, и в среднем ряду белыми бобышками светились фарфоровые изоляторы. Значит, там имелось электричество, и оно наверняка было опасно для жизни. Но нас это не касалось никак, потому что мы вовсе не собирались брать зону штурмом и ложиться на проволоку грудью.
Я повел биноклем и увидел вышку, на которой под остроконечным навесом торчал солдат с автоматом. Метров через тридцать была еще одна вышка, потом еще, а остальные скрывались в тумане, но то, что зона охраняется как следует, было очевидно. Афанасий привел нас к зоне с подветренной стороны, поэтому, если там были собаки, они не должны были учуять нас. Сам бы я до такого не додумался, а ведь элементарная вещь… Вот что значит — быть горожанином.
Прошло полчаса, но никаких движений в зоне не происходило, и это уже начало мне надоедать. Я повернулся к Афанасию и прошептал:
— Тут имеется какая-нибудь дорога, по которой вертухаи выходят из зоны?
— Однако есть, — ответил Афанасий.
— Веди нас туда, — распорядился я, — будем языка брать.
— Что? — не понял он.
— Пленного брать будем.
— А-а-а… Тогда лучше на дороге к офицерскому городку.
— Давай.
Афанасий кивнул.
Мы поднялись на ноги и, пригибаясь, направились в лес. Отойдя метров на сто, я оглянулся и увидел, что зона пропала, будто ее и не было. Теперь можно было нормально разговаривать, чем я сразу и воспользовался:
— Значит, так. Афанасий ведет нас туда, где мы сможем захватить какого-нибудь офицера с зоны. Берем его без шума и пыли и уводим в тайгу. Там допросим. Я хочу знать все, что здесь происходит.
— Так он тебе и расскажет, — Семен с сомнением покачал головой.
— Мне — расскажет, будь уверен, — ответил я, — и не такие рассказывали. Они же герои только на зоне, где зеки под автоматами ходят, а на воле — дерьмо собачье.
Семен опять покачал головой, но ничего не сказал.
— Все, пошли, — скомандовал я, и наш небольшой отряд направился вслед за Афанасием, который ориентировался в сумерках не хуже, чем ясным солнечным днем.
Минут через двадцать мы вышли к узкой лесной дороге, и, выбрав такое место, где она хорошо просматривалась в обе стороны, я сказал:
— Здесь.
Мы остановились и, хорошенько осмотревшись, залезли в кусты.
— Эх, закурить бы… — мечтательно прошептал Тимур.
— Я тебе закурю! — пригрозил я ему.
Тимур сделал вид, что испугался, а Семен снял с плеча карабин и положил его перед собой.
— Ни в коем случае, — сказал я, увидев это, — оружие у нас только для самой безвыходной ситуации. Ты представляешь, что начнется, если здесь прозвучит выстрел? Да они нас загонят, как кроликов. Подъем, тревога, оружие к бою, а ведь их тут наверняка целая рота. А нас всего пятеро. Тут нас и похоронят.
