Б. Седов - Отшельник
— Понял, — ответил Семен и с сожалением посмотрел на карабин.
В это время в тумане послышались голоса — и мы замерли.
Из-за поворота показались две смутные фигуры, потом они приблизились, и мы увидели двух совершенно пьяных прапорщиков, которые, поддерживая друг друга, спорили о чем-то.
— … а я тебе говорю — двойная!
— А ни хрена она не двойная, — радостно возразил другой и громко икнул.
— Ну, как же не двойная, — возражал ему первый, — у нее еще загиб такой спереди.
— Ну и что, что загиб? У них у всех загиб.
— А вот не у всех! Ты у Петренко посмотри, у него и загиб есть, а не двойная.
— Ха! Да он сам отковырял, вот она и не двойная!
— А должна быть двойная. Если капитан увидит, он твоему Петренке голову отвернет.
— Не отвернет, у капитана у самого не двойная, потому что он тоже оторвал.
Я поднял указательный палец и отрицательно покачал им. Только этих двух идиотов нам и не хватало для полного счастья. Прапорщики благополучно удалились, продолжая спор о вещах, недоступных нам, простым штатским, а мы стали ждать дальше.
Следующей по дороге прошла корявая баба в военной форме, которая вполголоса спорила с кем-то невидимым и, судя по ее репликам, одерживала в этом споре убедительную победу. Потом, подскакивая на рытвинах, проехал грузовик, в кузове которого болтались два солдатика, и, наконец, из тумана показалась одинокая мужская фигура, которая не качалась и не разговаривала сама с собой.
Рослый мужчина в форме уверенно шагал по дороге.
Знаков различия видно не было, но по походке было ясно, что это не какой-нибудь задрипанный прапорщик. Я подал знак, и мы приступили к выполнению плана, который разработали еще дома.
Афанасий встал и, закинув ружьишко за спину, вышел на дорогу.
Увидев его, военный замедлил шаг, но, приглядевшись и разобравшись, что перед ним всего лишь обычный абориген-охотник, подошел к Афанасию поближе и остановился.
— Я вижу, вы не понимаете по-хорошему, — начальственно сказал он, и вдруг Семен больно сжал мой локоть.
Я едва не вскрикнул, а он прошептал, дыша мне прямо в ухо:
— Это Штерн. Я сам.
И, ловко извиваясь, отполз в сторону.
— Ну, что ты молчишь, чурка таежная? — напористо продолжал Штерн, — сказано ведь было — не приближаться к зоне. А вы все шастаете тут. Ты знаешь, что недавно побег был? А может быть, ты к нему причастен? Вот я сейчас возьму и арестую тебя, и мы разберемся как следует, что тебе здесь нужно!
Афанасий стоял перед ним понурив голову и что-то бормотал.
— Что ты там сопли жуешь? Какой еще зверь? Зверя в тайге полно, а вы все сюда пробраться норовите. Не-е-ет, надо с вами разобраться.
Штерн помолчал немного и сказал:
— А может, просто застрелить тебя — в назидание другим, а?
Афанасий сгорбился еще больше, и тут за спиной у Штерна появился Семен. Карабина при нем не было, а руки он держал перед собой, и что он там держал, я не разглядел. Бесшумно приблизившись к Штерну, он взмахнул обеими руками, и Штерн вдруг выгнулся всем телом, схватившись за шею. Я понял, что Семен накинул на его шею удавку, и, кивнув своим людям, выскочил из кустов.
Мы быстренько скрутили Штерна, а Семен аккуратно придушил его как раз настолько, чтобы он потерял сознание. Взяв Штерна за руки и за ноги, мы быстро пошли в тайгу. Афанасий шел впереди и показывал дорогу, между делом посыпая землю каким-то порошком. Отойдя километра на два, а по пути пришлось придушить Штерна еще пару раз, мы, наконец, остановились и бросили языка на землю.
— Однако нужно дальше идти, — обеспокоенно сказал Афанасий.
— Сейчас пойдем, — кивнул я, — вот только этого упакуем, чтобы он своими ногами шел. Больно много чести.
Штерн, валявшийся на земле, пошевелился и стал раздирающе кашлять. Видать, три удушения подряд не пошли его горлу на пользу. Прокашлявшись, он поднял глаза и осмотрелся. Семен стоял в сторонке и шевелил желваками.
— Что это значит? — без особого страха спросил пленник.
— Скоро узнаешь, — пообещал я, — вот еще немного прогуляемся, и узнаешь.
— Это вы все скоро узнаете, — сказал Штерн, — на кого руку подняли.
— А мы и так знаем, — ответил я.
Семен подошел и опустился перед связанным Штерном на корточки.
— Узнаешь? — спросил он, и его голос прозвучал весьма зловеще.
Штерн присмотрелся и удивленно произнес:
— Какая встреча! Беглец сам пришел. Жалко, что я связанный, а то поучил бы тебя уму-разуму.
И он пошевелил связанными за спиной мощными руками.
— Это твое счастье, что ты связанный, — ответил Семен, — если бы мы с тобой были на равных, я бы тебя убил. А так — честь не позволяет.
— Это у тебя — честь? Четырнадцать трупов, а он про честь разговаривает.
Было видно, что Штерн не боится.
Семен сжал зубы и сказал:
— Все эти четырнадцать были такими же падлами, как ты. Может быть, не такими смелыми, но такими же подлыми. Вставай!
Он схватил Штерна за плечо и помог ему встать.
Поднявшись, Штерн повел плечами.
Оглядевшись, он сказал:
— Я вижу, вы впятером одного связанного совсем не боитесь. Смелые ребята!
— А здесь пионерские правила не действуют, — ответил я, — и благородства ты от нас не дождешься.
— А ты-то кто такой? — Штерн присмотрелся, — видно, что не местный.
— Я тебе потом скажу, на ушко.
Я кивнул Афанасию, и он стал ловко упаковывать пленника.
Через несколько минут Штерн мог только идти в указанном направлении, и больше ничего. Руки были неплотно связаны перед грудью, чтобы ему было удобнее сохранять равновесие, и он даже мог почесать нос, если бы такое желание возникло, но сделать что-нибудь нежелательное для нас у него не было никакой возможности. А для того, чтобы он не отвлекал нас своими смелыми разговорами и не мог поднять шума, я лично завязал ему рот чистой тряпкой.
Осмотрев подготовленного к походу пленника, я удовлетворенно кивнул и сказал:
— Ну что, пошли. И не вынуждай нас наказывать тебя за непослушание.
Штерн ответил мне ненавидящим взглядом, но я не обратил на это никакого внимания. Повернувшись к Афанасию, я сказал:
— Веди.
Афанасий, не говоря ни слова, закинул на плечо карабин и уверенно направился в чащобу. За его спиной бесшумно шагал Макар, следом — Штерн, за ним — Семен, который бдительно следил за каждым движением пленника, а позади всех — вольготно, как на прогулке, — двигались мы с Тимуром.
— Ну что, теперь можно закурить? — недовольно спросил Тимур.
— Афанасий, можно? — обратился я к нашему проводнику.
— Можно, только тайгу не подожгите, — ответил он.
Мы закурили, и я понял, что уже несколько часов обходился без табака. И, между прочим, ничего особенного — выжил! Может быть, снова бросить курить?… Я глубоко затянулся и решил обдумать это как-нибудь на досуге.
Мы шли уже ровно пять часов.
Афанасий время от времени сыпал что-то на землю, и в ответ на мой вопрос сказал, что это отобьет нюх у собак, если их пустят по нашему следу.
Я следил за временем и каждый час давал команду на десятиминутный привал. Все валились на землю и молча отдыхали. Мне приходилось ходить по тайге, причем не просто ходить, а быть в побеге, так что я не очень устал, а Афанасий с Макаром так и вовсе были свеженькими. Что там чувствовал Штерн, меня не интересовало, а Тимур и Семен просто молча шагали, и по их виду нельзя было понять, устали они или нет.
Но когда я сказал, что мы пришли, по лицам всех, кроме моих шаманов, стало видно, что пять часов идти по тайге, причем в таком темпе, — все-таки не то, что прогуливаться с девушкой по набережной.
По моим подсчетам, мы удалились от зоны примерно на двадцать километров, и теперь найти нас было так же трудно, как попасть из ружья в кильку, плавающую в олимпийском бассейне, особенно если выключен свет.
— Ты уверен, что твои порошки подействуют? — спросил я у Афанасия, с удовольствием привалившись спиной к толстому стволу вековой ели.
— Однако, обязательно подействуют. Не беспокойся, — ответил он, развязывая рюкзак.
— Хорошо. Тогда развяжи нашего дорогого гостя, — сказал я.
— Я сам развяжу, — вызвался Семен и встал.
Подойдя к Штерну, который сидел на земле, он сказал:
— Вставай.
На этот раз он не стал помогать ему, лишь мрачно следил за тем, как Штерн пытается подняться.
— Сейчас я развяжу тебя, а потом свяжу по-другому. Если дернешься, то вот он, — и Семен указал на меня, — продырявит тебе ногу.
Я удивился, но достал «беретту» и, передернув предохранитель, направил ее в сторону Штерна.
Через минуту Штерн был почти свободен, если не считать того, что его левая рука была привязана за спиной, а сам он был соединен веревкой с толстой елью, выдернуть которую из земли ему было явно не под силу.
