Михаил Черненок - Ставка на проигрыш
Мужичок испуганно юркнул в толпу.
- О разбойник с большой дороги! На похмелку у сына книги ворует, расстроенно проговорил "докер" и вдруг подозрительно покосился на Бирюкова. - Ты, парень, никак из органов БХСС, а?..
- Почему? - улыбнулся Антон.
- Потому шо Реваз здесь никому книг не продает и ни у кого не покупает. Старик только ценами интересуется, вроде как акционер, следит на бирже за курсом акций.
- Зачем ему это?
- В том и загадка старого факира.
Бирюков решил показать служебное удостоверение. Без особого интереса заглянув в красную книжицу, "докер" отошел подальше от "интеллигента", начавшего бойко собирать задатки, и покосился на молчаливо слушающую Маковкину:
- Жёнка?
Антон утвердительно наклонил голову.
- При ней говорить можно?
- Вполне.
- "Порядков" книжного рынка, насколько я усек, ты не знаешь?
- Впервые здесь, - признался Бирюков.
- Реваз в уголовку влип?
- Проверяем...
"Докер" достал папиросу.
- Ну шо ж, придется тебя просвещать с азов. Запоминай... Книжные барыги бывают разных мастей. Есть "Надомники". Они носят книги по домам, заранее узнав адреса книжников, то есть истинных книголюбов. "Звонари", или "Телефонщики", звонят книжникам по телефону и через подставных лиц предлагают свои услуги. "Адресатники" за соответствующее вознаграждение дают адрес, где полностью продается личная библиотека, от перепродажи которой может быть приличный навар, иным словом барыш. "Могильщик" - это владелец адресов книжников преклонного возраста, ждет их смерти, чтобы купить у наследников библиотеку. Говорят: "Хозяин берет в долю". Сие безобидное выражение означает, что барыга имеет адрес и договоренность о покупке библиотеки, но у него не хватает денег. Поэтому он берет в долю компаньона на соответствующих условиях. "Оптовики" продают книги одного названия оптом, в зависимости от количества экземпляров стоимость может быть разной. "Залетные" приезжают из других городов для продажи книг. "Ямщик" скупает краденые книги, а "Химик" за соответствующую мзду выводит с книг библиотечные штампы. "Мак" - барыга, торгующий макулатурными талонами. "Макака" - обычно уборщица, продающая макулатуру. Кстати, по двадцать копеек за кэгэ... "Бук" означает букинистический магазин, а "Букашка" - продавщица этого магазина, продающая книги "налево". "Собрас" торгует собраниями сочинений. "Тырло", "Фестиваль", "Пятачок" - это место, где собираются книжники... - "Докер" неожиданно притронулся к плечу Бирюкова и дымящей папиросой показал на модно одетого парня с портфелем-дипломатом в руке. - О!.. "Империалист" собственной персоной пожаловал...
- Это кто такой? - спросил Бирюков.
- На жаргоне барыг "империал" означает пятнадцать рублей. Так вот, сей барыга дешевле пятнадцати целковых книжек не продает.
- Ну а кто же все-таки, по вашему мнению, Реваз Давидович?
- Подозреваю, Реваз - "Наложник"... - "Докер" интригующе помолчал. Знаешь, шо такое?..
- Наложенным платежом, что ли, книги рассылает?
- Угадал! Трехрублевую, скажем, книгу можно оценить в четыре пятерки, а? Такие, мол, цены на нашем рынке. Беспроигрышная и, так сказать, благородная спекуляция: и заказчика выручил, и навар имеется.
- Откуда ж заказчики берутся? - спросил Антон.
- "Наложники" на переписку денег не жалеют, у них в каждом городе тьма знакомых книжников.
- Книги, конечно, не здесь покупают?
- Ясно-море, места знать надо. У барыг покупать невыгодно...
Расставшись с "докером", Бирюков и Маковкина протолкались на рынке полдня. Публика была любопытной. Знатоки, группируясь, азартно спорили о литературных новинках; вихрастый подросток, зажав в кулаке измятый рубль, горящими глазенками присматривался к книгам по фантастике; нарядной молодой чете непременно нужен был двухтомник Андерсена, выпущенный издательством "Художественная литература", и последнее издание "Книги о вкусной и здоровой пище"; похожий на артиста парень настойчиво искал переписку Мейерхольда. Рынок функционировал вовсю: кто-то менялся книгами, кто-то просто глазел из любопытства, но большей частью люди продавали и покупали.
Глава XXV
После полудня небо над Новосибирском нахмурилось, а когда Бирюков и Маковкина сели в рейсовый автобус, чтобы доехать до городского кладбища, забарабанили крупные дождевые капли. Исхлестав на асфальте пыль, дождь быстро перестал. Опять показалось солнце. Только в стороне Кузбасса, над самым горизонтом, клубились черно-сизые грозовые облака, и где-то далеко вздыхали раскаты грома, похожие на траурный артиллерийский салют.
Катафалк с гробом Холодовой подъехал к кладбищу ровно в три часа. Возле него остановилась грузовая машина с пирамидой памятника и оградкой, а чуть поодаль - автобус с людьми. Двери автобуса сразу распахнулись, и Бирюков прежде всего увидел загоревшую лысину Овчинникова, помогающего оркестрантам выгружать инструмент. За оркестрантами стали выходить незнакомые Бирюкову парни и старушки. Среди них Антон узнал лишь Ксению Макаровну и еще одну соседку Деменского, с которой довелось беседовать при выезде на происшествие. Сам Юрий Павлович, бледный как полотно, вышел из катафалка. Осторожно приняв на руки мальчика лет семи, он поставил его рядом с собою и помог спуститься на землю заплаканной пожилой женщине. За женщиной вышел ссутулившийся от горя Федор Федорович Холодов. Как догадался Бирюков, мальчик был сын Сани, Сережка, а заплаканная женщина ее мать.
Парни обступили катафалк. Овчинников энергично принялся руководить выносом гроба. Звонко ахнули медные тарелки, и духовой оркестр заиграл рвущую душу похоронную мелодию. Деменский вытер лицо носовым платком. Завсхлипывали старушки. Совсем сгорбился Федор Федорович Холодов, обняв за плечи еле державшуюся на ногах жену. И только один Сережка, словно не понимая происходящего, любопытно уставился голубыми глазенками на оркестрантов.
Процессия медленно двинулась вдоль кладбища к могиле.
Бирюков и Маковкина вместе со всеми.
Оркестранты оборвали мелодию так же внезапно, как начали. Наступила гнетущая тишина. Антон увидел, что гроб опустили на землю. Деменский, прижав к себе насторожившегося Сережку, будто окаменел. Из немигающих глаз Федора Федоровича по бледным щекам катились слезы. Ксения Макаровна, что-то нашептывая вконец обессилевшей матери Сани, беспрестанно подносила к ее носу ватку, вероятно смоченную нашатырным спиртом.
Среди цветов, заполнявших гроб, Бирюков разглядел лицо Сани спокойное, красивое лицо с белым пятном лейкопластыря, прикрывающего рассеченный висок. Бесцветные губы застыли в виновато-растерянной улыбке.
Молчаливая пауза стала затягиваться, вроде бы никто не знал, что делать дальше. Неожиданно Деменский, словно вспомнив что-то очень важное, отстранил прижавшегося к нему Сережку и нервно стал снимать со своего пальца широкое обручальное кольцо. Оно никак не поддавалось. Юрий Павлович мучительно поморщился и силой сорвал его. Невидящим взглядом он обвел хмурые лица, потом медленно опустился перед гробом на одно колено, приподнял правую руку Холодовой и надел кольцо на безымяный палец.
Зашевелившиеся впереди старушки скрыли от Бирюкова склонившегося Юрия Павловича. Пришлось искать другое место. Пока Антон переходил, гроб уже накрыли крышкой. Овчинников, нагнувшись, стал забивать первый гвоздь, и вдруг пронзительно звонко рванулся мальчишеский голос:
- Дядя!.. Не надо, дяденька!!!
У гроба произошло замешательство. Бирюков приподнялся на цыпочки и увидел, как Сережка изо всех силенок пытается вырвать у растерявшегося Овчинникова молоток.
Окружающая могилу толпа встревоженно загудела, зашевелилась. Кто-то надсадно закашлялся. Несколько старушек враз заголосили. Выбравшись из толпы, Бирюков поискал глазами Маковкину. Та стояла у памятника, приготовленного для могилы Холодовой. Антон тоже подошел к серебристой пирамидке с овальным портретом и сияющей бронзовой пластиной. На пластине была выгравирована раскрытая книга с четверостишием на правой странице:
Ты не вернешься, не оглянешься,
Не станешь мудрой и седой.
Ты в нашей памяти останешься
Всегда живой и молодой.
Бирюков перевел взгляд на фотографию и в напряженно застывших перед объективом глазах Сани будто прочитал упрек.
- Нелепость - гибнуть в таком возрасте, - проговорила Маковкина. Мальчика жалко...
Антон промолчал.
На голубом небе как ни в чем не бывало светило яркое солнце. Притихло отдаленное грозовое ворчание. Улицы Новосибирска заполняли беспечные по случаю выходного дня горожане. В скверах на скамейках коротали время бабушки, наблюдающие за шаловливыми внучатами. Невесть куда торопились громкоголосые молодежные компании с гитарами, транзисторами и магнитофонами. Только Бирюков и Маковкина шли насупленно и молча, словно им некуда было спешить и нечем было заняться.
