Морье Дю - Полет сокола
Вино я заказал. И налил ей. Она выпила его залпом, словно у нее пересохло в горле.
-- Ее не заваливали, -- продолжала Карла Распа. -- Насколько я понимаю, об этом речь не идет. Никаких побоев. Просто мягко и настойчиво показали, что к чему.
-- Откуда вы знаете? -- спросил я.
-- О, это целая история, то, что рассказывают девушки в общежитии. Оправившись от страха перед мужчинами в масках, сами целые и невредимые, -ну, те из них, которые пока действительно целы, -- они просто не могут сдержаться. Чтобы такое случилось с ней, с синьориной! Вам стоит рассказать об этом вашим ребятам-экономистам. Каковы нервы!
-- И все же мне не верится, -- сказал я.
-- А я верю, -- возразила она. -- Если полицию не вызывают, а про синьорину говорят, что ей нездоровится, то это сущая правда. Как, повашему, ей это доставило удовольствие?
Ее глаза сияли. Я почувствовал легкую тошноту. Жестокость всегда вызывала у меня отвращение, но прежде всего я не понимал насилия над стариками и детьми. Я не ответил.
-- А знаете, ведь она сама напросилась, -- продолжала Карла Распа. -Обращалась со студентками как с послушницами, которые дали обет. Никаких встреч с мальчиками даже в гостиных общежития, уже в десять вечера двери на замке. Мне это хорошо известно, поскольку многие девушки посещают мои лекции. Они уже дошли до ручки. Понятно, что одна из них и впустила этих мальчишек. Потом подслушивала под дверью и обо всем раззвонила!
Я представил себе, как величественная, внушительных размеров особа, с которой я встретился накануне днем, с кислым видом потягивает минеральную воду. На прочее у меня не хватило воображения.
Карла Распа, сидевшая лицом к двери ресторана, наклонилась над столом и взяла меня за руку.
-- Не оборачивайтесь, -- сказала она. -- Пришел профессор Элиа. Декан факультета Э. К. собственной персоной. С группой коллег. Интересно, придется ему подать в отставку или нет?
-- Подать в отставку? Чего ради? -- осведомился я. -- Кто сможет повесить взлом общежития на его студентов?
-- Это совершенно очевидно, -- сказала она. -- Синьорина Риццио не раз жаловалась на их поведение. Об этом сообщалось в университетском бюллетене. Вчерашняя ночь -- их ответ на ее жалобы.
Я дождался, когда компания устроилась за столиком слева от меня, затем повернулся вполоборота, чтобы взглянуть на них.
-- Крупный мужчина, -- шепнула моя спутница, -- с копной волос. Человека более самодовольного не найти во всем Руффано, но он делает дело. Сразу видно, миланец.
Профессор Элиа -- глаза скрыты очками в массивной оправе, черные, подстриженные бобриком волосы -- был одним из тех крупных мужчин, которым не годится ни один костюм. Его безупречное одеяние состояло из сплошных складок. Он быстро говорил, пригнувшись к столу и не позволяя никому вставить ни слова. Вдруг он откинул свою, несомненно, прекрасную голову и разразился громоподобным смехом.
-- Пятеро, -- сказал он, -- друг за другом. Так мне рассказывали. И никаких возражений. Ни писка, ни визга.
Стол закачался. Смех профессора заполнил весь ресторан. Почти все посетители обернулись в его сторону. Один из спутников знаком призвал его к молчанию. Большой человек презрительно осмотрелся, и наши взгляды встретились.
-- Здесь никого нет, -- сказал он. -- Они понятия не имеют, о чем речь. Но вот что я вам скажу. Если кто-нибудь официально скажет против нас хоть слово, я не только сделаю эту даму посмешищем для всего Руффано, но и... -он понизил голос, и мы больше ничего не услышали.
-- Вот видите, -- шепнула мне Карла Распа, -- бедные старики Риццио ничего от него не добьются. Надо бы им посоветовать спустить дело на тормозах, а еще лучше убраться отсюда. После такого потрясения синьорина все равно не посмеет нигде показаться. А если покажется, ее встретят таким же хохотом, как тот, что мы слышали за соседним столиком. -- Она предложила мне сигарету, допила вино и подозвала официанта. -- Я угощаю, -- сказала она. -Мы оба зарабатываем на жизнь. За вами приглашение на обед. Когда?
-- Не сегодня, -- сказал я, помня про обещание, данное брату и сестре Паскуале. -- Может быть, завтра?
-- Завтра так завтра.
Мы встали из-за стола, вышли из ресторана и направились вверх по холму.
-- Слышали самое свеженькое? -- шепотом спросил меня Тони со своей стремянки, как только я вошел в библиотеку.
-- Что именно? -- Я насторожился.
-- Ходят слухи, что женское общежитие закрывается и студенток отправляют по домам, -- сказал Тони. -- Экзамены им придется сдавать по почте. Говорят, три месяца назад общежитие уже взламывали и все девушки беременны.
Джузеппе Фосси, который диктовал секретарше, взглянул из-за стола на правонарушителя.
-- Пожалуйста, будьте любезны соблюдать правила, -- ледяным тоном сказал он, показывая рукой на висевшие на стенах объявления с надписью .
За день мы дважды отвозили ящики с книгами в новое здание. И всякий раз узнавали свежие слухи. Повсюду нам встречались стайки студентов, многих из них Тони знал. Темой дня был взлом общежития, нападение на синьорину Риццио было у всех на устах. Некоторые говорили, что случившееся не имеет никакого отношения к студентам Э. К., что существует некий, известный только избранным ход между мужским и женским общежитиями, которым пользуются уже не один год. Синьорина ночи напролет развлекалась в своих покоях, и через нее прошли чуть ли не все профессора университета, хотя она и отдавала предпочтение более мускулистым. Другие, вступаясь за честь дамы, заявляли, что не кто иной, как сам профессор Элиа, привел в святилище банду замаскированных налетчиков и в качестве трофея, удостоверяющего его подвиг, прихватил с собой ночную рубашку синьорины.
Если в начале дня повсюду слышался смех, то под вечер настроение изменилось. Поползли слухи, что власти совершенно определенно возлагают вину на студентов Э. К., которые вернулись после выходных в бунтарском настроении и, с песнями и кошачьими воплями кружа на мотороллерах под окнами женского общежития, подначивали самых отчаянных проникнуть внутрь.
Оглянувшись, Тони показал на первую группу раздраженных студентов Э. К., юношей и девушек, выходивших с занятии неподалеку от того места, где мы стояли.
-- Смотрите в оба, -- сказал он. -- Похоже, будут неприятности.
Кто-то швырнул камень. Он разбил ветровое стекло нашего фургона, и осколки посыпались на землю. Другой камень попал Тони в голову. Со стороны небольшой группы студентов-гуманитариев долетел крик, его подхватили студенты, которые шли из главного здания университета. Некоторые из них рванулись навстречу предполагаемому противнику. Через минуту вся улица тонула в громких криках и улюлюканье; пролетело еще несколько камней, двое юношей на мотороллерах врезались в самую гущу образовавшейся толпы.
-- Собирайся, -- сказал я Тони. -- Пора возвращаться. Свои собаки дерутся -- чужая не приставай...
Я втащил его в фургон и завел мотор. Он ничего не сказал. По его голове текла кровь, и он промакивал ее носовым платком. Мы развернулись и осторожно, чтобы не задеть сбегавшихся со всех сторон студентов, проехали мимо университета и дальше вниз к герцогскому дворцу.
Я припарковал машину, где обычно, и выключил мотор.
-- Вот она, университетская политика, -- сказал я.
Тони был очень бледен. Я осмотрел ссадину. Достаточно глубокая.
-- Надо к врачу, -- сказал я. Он кивнул. -- Отправляйся. Я все объясню.
Мы вместе вышли из фургона. Он добрел до своего мотороллера и, все еще зажимая одной рукой ссадину, завел его.
-- Вы видели парня, который бросил камень? -- спросил он. -- Это уже не розыгрыш, все было всерьез, чтобы завязать драку. Потом я его разыщу. Или мои приятели разыщут.
Он медленно поехал вниз. Я пришел в библиотеку и рассказал о случившемся Джузеппе Фосси. Он так и взвился.
-- Вам было совершенно не к чему задерживаться перед университетом, когда студенты выходят с занятий, -- выпалил библиотекарь. -- В такой день, как сегодня, когда все бурлит от слухов, это значит нарываться на неприятности. И еще, мне придется предъявить вам иск за фургон и сообщить о случившемся в регистрационное бюро. Профессор Риццио получит мою докладную...
-- По поводу разбитого ветрового стекла? -- прервал я его. -- Синьор Фосси, послушайте, я займусь им в каком-нибудь гараже внизу.
-- Пойдут разговоры. -- Библиотекарь окончательно вышел из себя. -- Все знают наш фургон, окажется, что кто-то был свидетелем случившегося. Положитесь на Тони, и он разболтает всему Руффано.
Я дал синьору Фосси выговориться и, когда он успокоился, принялся за свою работу. В конце концов, это его заботы, а вовсе не мои. У меня и без того есть о чем думать. Весь день меня не оставляло смутное беспокойство, теперь оно еще больше усилилось. Если студентам вздумалось забраться в женское общежитие -- это их дело, равно как и то, что они там натворили. Их найдут и либо накажут, либо отпустят. Меня это не касается. Меня беспокоило то, что это произошло именно сейчас. И мой перевод из немецкого историка, Не я один держал в руках эти книги и читал по-немецки. Альдо показывал их кому-то из своих студентовгуманитариев. Эти страницы были отмечены. У меня в ушах снова звучал голос брата: .
