Владимир Голубев - Взрослое лето
– Молодец, а меня тут по головке не гладили. Выходил охранник. Наезжал.
Алена все рассказала, и тот, поразмыслив, сфотографировал на всякий случай машины частного охранного предприятия «Алый зубр».
– Я остаюсь.
– Тогда давай попьём чая и съедим по бутерброду.
Не успели ребята перекусить, как подъехала полицейская машина. Остановилась напротив. Из неё вышел участковый Макеев.
– О молодежь, привет! Белкина, что опять случилось? Женёк, это ты к девочке пристаёшь? Ты вроде не из этих?
– Да это не он, это охранник с комбината, – пояснила Алёна.
– Я не такой! – вставил своё слово покрасневший журналист.
– Да, я знаю. Чем угрожал, поясни.
– Говорил, что будет «хуже», если я не уйду и ещё спрашивал, не много ли я на себя беру, смотрел так, будто хотел вот-вот ударить.
– Да, заёрзали московские барбосы! Ладно, пойду разберусь. Не дрейфь, молодёжь, органы с вами!
Поправив спадающий ремень с кобурой, он вразвалочку направился в контору комбината. Машина, включив сирену и мигалки, подъехала следом за ним, перекрыв вход в здание.
Он вышел минут через двадцать и подошёл к ребятам.
– Всё, я переговорил с главным инженером, чтобы не наезжали, если чего, звони прямо мне, на, держи визитку. Но и вы не собирайте здесь толпу, у вас пикет, а не митинг.
– Спасибо, Олег Севастьянович.
Участковый уже шёл к машине, но вдруг повернулся и спросил:
– Сколько стоять будешь?
– Не знаю, но пока не добьюсь встречи с олигархом. Нам нужна помощь депутатов Государственной думы в расследовании убийств.
– Во куда замахнулись! Хотя всё правильно, ладно, поеду бумаги приводить в порядок по вашему делу. Женя, оставайся здесь за старшего.
– Конечно, командир.
Макеев ушёл. У Алёнки зазвонил телефон.
– У тебя всё нормально, почему не звонишь?
– Мам, да всё нормально.
– Из конторы кто-нибудь приходил?
– Да, я сказала наши требования. Женька здесь, приезжал участковый. В общем, всё хорошо, вечером расскажу.
– Поешьте там, давай до вечера.
– Мамуля, – Алёнка пояснила Жене.
– Да, понятно.
Вскоре позвонил следователь:
– Алёна, детка, привет!
– Ой, здравствуйте, Михаил Владимирович!
– Расскажи, что творишь-то, а то мне уже из приёмной губернатора звонят – ребёнок стоит в пикете из-за убийства дедушки и бабушки.
– Хочу встретиться с олигархом.
– Зачем?
– Поговорить, причастен он или нет. Я же вам говорила про эту мою версию.
– Каждый день отзванивайся мне. А я сейчас вызову его на допрос, на пятницу. В общем, прессуем его вместе, да?
– Замётано. Вечером отзвонюсь.
– Женя, смотри, следователь со мной, он его тоже вызовет на допрос. Отлично, предчувствую, что мы на правильном пути.
– Неплохо, давай-ка я схожу в магазин за газировкой.
– Чеши, мне торопиться некуда.
Ближе к вечеру Алёна отпустила дядю Эдика и поехала с Женькой в родной лес. Так прошёл первый день пикета, первого не только в жизни девочки, но и за всю историю существования посёлка. В тот вечер все разговоры за столом, на лавочках или около телевизора были о Белкиных. Начинали с осуждения акции: «Чё придумали-то, сумасшедшие! Саня-то тоже всё боролся, пока самого в лесу не нашли с дыркой в боку!», до восхищения смелостью двух женщин: «Молодцы! Так и надо всего добиваться, а не ждать у моря погоды!»
Второй день подряд вставать рано гораздо легче, чем в первое утро, тем более Алёнка умудрилась лечь спать пораньше. Умывшись, она собрала рюкзачок и вскоре они с мамой уже спешили по привычной дороге в сторону остановки. За спиной осталась старая ель, добрый и привычный лес, а впереди их поджидали незнакомые люди со своими вопросами и претензиями.
Автобус привёз девочку в посёлок, только в этот раз Алёнке показалось, что на неё косилось несколько пассажиров. Ощущение оказалось не очень, что у них в голове? Вот тот дядя в джинсовой рубашке и с наколкой в виде орла на левой руке? А, может, он опасается, что лишится работы из-за паршивой девчонки, поэтому возьмёт и выкинет её из автобуса прямо на полном ходу? Да нет, такого не может быть. Люди не позволят! Фу-у, «звёздам» с экрана не позавидуешь.
Дядя Эдик поджидал её на конечной остановке. Машина завелась и послушно тронулась привычной дорогой к комбинату. Всё было по-прежнему, только у конторы оказалось полно автомашин, но больших и черных, на которых олигарх носился по посёлку, не видно. «Будут! Вы у меня ещё поплачете!» – сама себе шепнула Алёнка, выходя из машины.
Лёгкий ветер гнал по площади первую тополиную листву, что пожелтела до прихода осени. Песок скрипел на губах, и, казалось, сама природа выметает девочку с открытого пространства площади. Но Алёна развернула плакат и стала наблюдать за окнами кабинетов. Поначалу была заметна какая-то суета, но вскоре всё стихло – занавески и жалюзи замерли, и обычный рабочий день накрыл с головой офис…
Прошел час, второй… Тишина. Иногда редкие прохожие останавливались, читали надпись на плакате, кивали головой, расспрашивали девочку. Кто-то возмущался бездеятельностью правоохранительных органов, а кто-то проходил мимо как ни в чём ни бывало. Порой напротив неё останавливались машины, и девочку щёлкали на телефоны и камеры. Кто-то показывал на неё пальцем или приветливо махал рукой.
Близился обед. Приехал Женя, и ребята попили чай из синего термоса с бутербродами.
– Скучно, Жень, – пожаловалась девочка.
– Подожди, шоу ещё не начиналось.
– Из матушки-столицы едут мои однокурсники. Вот Егор добирается на электричке, будет часа через два, а это, между прочим, послезавтра первая полоса в «Московском комсомольце»! Потом, едет с телевидения целая бригада, вечером или завтра покажут на всю страну, их везёт Аринка. Кстати, они уже в городе, заехали в наш следственный отдел. Теперь понимаешь?
– А мне что-то придётся им говорить?
– Конечно!
– А ты мне текст не сделал? Что я им скажу?
– Не надо никаких бумажек, всё своими словами, как на душу ляжет, хочешь, плачь. Люди обожают искренность и вдобавок боятся телекамер, поэтому будут тебя жалеть.
– Посмотри, я выгляжу ничего? А то я даже зеркальце не взяла с собой.
– Я тебя предупреждал, что могут приехать журналисты.
– Да мне как-то не верилось, что к девчонке взрослые примчатся из самой Москвы.
Убрав термос и перейдя в тенёк от липы, Женя приметил машину городской газеты.
– Смотри, вот едут из города. Я отойду, чтобы не мешать.
– Жень, я боюсь, одно дело ты, а совсем другое – чужие. Будь, пожалуйста, рядом.
– Я встану около рекламы. Не бойся, никто тебя не укусит!
Из подъехавшей автомашины с логотипом районной газеты на дверях и капоте вышла женщина в белом и, бесцеремонно поправив юбку, уверенным шагом направилась к девочке. Из ярко накрашенного рта пахло сигаретами и ещё чем-то неприятным, словно серой.
– Здравствуй, девочка. Я журналист, Элеонора Свиридова.
– Здравствуйте. Я ученица школы, Белкина Алёна.
– Значит, ты здесь бунтуешь против самого олигарха?
– Ну да.
– Я заметку так и озаглавлю: «Правнучка Стеньки Разина ищет правду!», не против?
– Да нет. Хотя я про Разина в школе проходила, и он мне, если сказать честно, не понравился, какой-то, как говорят наши пацаны, «беспредельщик». Утопил принцессу в Волге… да и не родня он мне.
– Оказывается, какая ты разговорчивая девочка, наверно, далеко пойдёшь, если вовремя не остановят, – сделала вывод журналист и, повернувшись к машине, крикнула: – Давай скорее, наказание ты моё! А то ветер мне всю причёску растреплет, пока ты, скотина, похмеляешься! Не обращай внимания, девочка, это я фотографа вызываю.
Алёна молчала, с опаской поглядывая на тётю, машину и Женю.
– Ну, пока эта бестолочь выходит, чтобы не терять времени, скажи, что вывело замечательного ребёнка на площадь? Говори прямо в диктофон.
Девочка, вспомнив наставления Жени, принялась рассказывать своими словами историю убийства дедушки и бабушки. И поведав обо всём, спросила:
– Напечатаете всё как есть?
– Деточка, успокойтесь, не обещаю, у хозяина и олигарха между собой какие-то тёрки, поэтому не гарантирую, пропустит он материал или нет. Может, вообще задаром припёрлись в эту глушь, запретит писать о тебе, а жалко.
– А у вас на машине написано: «Газета без цензуры», получается, это враньё?
– Маленькая ты ещё! Ничего не понимаешь.
Корреспондент не стала объяснять, что именно девочка не смыслит в современной журналистике. В это время хлопнула дверь автомашины и из неё вылез худой парень в голубых джинсах и майке-алкоголичке, ему не хватало только хвоста. Сделав несколько шагов, он принялся фотографировать Алёну и журналиста.
– Эля, еппонский гордовой, отойди. Мне нужна одна девочка! – заикаясь сказал парень. – Малышка, расправь-ка пла-кат, чтобы не отс-ве-чи-вал!
Ещё пару минут, и светила бесцензурной журналистики уехали, Алёна смогла отдохнуть от пристального внимания прессы. Я вился Женя.
