Инна Бачинская - Поджигательница звезд
– И чего? – спросил Алик.
– А того! Саша меня понял. Понял?
– Понял, – отозвался Шибаев, нащупывая в кармане ключ от дачи Кристины. – Я тебя прекрасно понял…
Тут подъехало заказанное такси, и философ Федор Алексеев убыл восвояси.
– Ты, Алик, иди, я сейчас, – сказал Шибаев и стремительно пошел в сторону площади. Дрючин остался один на пустой улице.
– Ребята… Сашок, ты куда? – напрасно взывал он вслед скрывшемуся Шибаеву. Тот был уже далеко.
* * *Человек сидел за столом на кухне, чутко прислушиваясь к шорохам, поскрипываниям, всяким маленьким звучкам, наполнявшим дом. Дом был чужой, и явился он сюда без приглашения – около часа назад осторожно открыл чужим ключом дверь, постоял, прислушиваясь, на пороге и бесшумно прошел по коридору, поочередно открывая двери в комнаты. Убедившись, что дом пуст, он отправился на кухню. Уселся за стол и принялся ждать. Кромешная вначале, тьма разбавилась слабым светом далекого уличного фонаря, и он уже стал распознавать предметы вокруг. Слабо светились стекла буфета, хромированный кран тянул вперед длинную блестящую руку, высокий и белый как привидение холодильник застыл в углу. В доме давно не проветривали, и запах здесь был затхлый.
Отсюда он видел крыльцо. Он сидел неподвижно, как манекен, положив перед собой руки в кожаных перчатках. Он умел долго сидеть неподвижно и ждать.
…Он спросил:
– А если клиент не явится?
А тот ответил:
– Значит, будешь ждать завтра. И послезавтра. И снова. Понял? Его нужно… дезавуировать.
– Чего? – не понял он.
Тот засмеялся:
– Устранить.
– А если он вообще не появится?
– Тогда считай, что тебе повезло. На нет и суда нет. Ни пуха!
– К черту! – пробурчал он. – А ты уверен, что хуже не будет? Начнут копать…
– Не будет хуже, – кратко ответил тот. – И копать никто не станет. Я все беру на себя, понял?
«Все! Ну и шел бы сам…» – подумал он, но ослушаться не посмел – их слишком многое связывало. Этот всегда был лидером, а он лишь исполнителем. Иногда он с содроганием думал, что ему далеко до него… Господи, спаси и помилуй!
Сначала он заметил тень – длинную черную тень, упавшую на пол веранды. Потом скрипнула половица, и появился человек. Он остановился и замер, прислушиваясь. Подошел к двери, нажал на ручку. Дверь подалась, и сидящий за столом чертыхнулся – забыл закрыть! Прокол. Теперь ночной гость, если не дурак, рванет отсюда. И тут главное – не упустить. Он привстал, решая, что делать. Замер. И сразу же перевел дух облегченно – человек перешагнул порог. Он слышал его дыхание. Гость привыкал к темноте. Вот он сделал шаг, другой…
И тогда он метнулся вперед. Резкое движение рукой – и нож вошел под левую лопатку пришельца. Тот сдавленно вскрикнул, взмахнул руками и стал медленно оседать на пол. Убийца нагнулся и вытер нож о его одежду. Человек хрипел. Его пальцы царапали пол. Страшный скребущий звук разбил тишину и заполнил дом…
Когда звук прекратился, убийца переступил через труп и направился к двери. Вышел на веранду, настороженно всмотрелся в пустой двор. Не заметив ничего подозрительного, не торопясь закрыл за собой дверь на два оборота ключа…
Глава 20
Тайная вечеря
Ирина Рудницкая металась по квартире, внося последние штрихи в интерьер и накрытый стол. Японская посуда с деликатным рисунком – журавли и бамбук, столовое серебро, ослепительный хрусталь, жесткие льняные салфетки. Она мельком пожалела, что гостей всего четверо, а не десять – тогда можно было бы поставить маленькие таблички с именем гостя на специальных подставочках. Ладно, это уже выпендреж.
Благородно сияет темной полировкой мебель. Много цветов. Цветы везде – на столе, на журнальном столике, в высокой керамической вазе на полу. Георгины – черно-бордовые, красные, желтые. И громадный желтый граммофон хибискуса – расцвел, как почувствовал. Полузадернутая желтая портьера колышется от вечернего сквознячка, горит люстра, привезенная из Египта – стеклянное дутье по старинным эскизам, – разноцветная райская птица с подвесками, которые слегка позвякивают. Красота и бездна вкуса!
Ирина застыла на пороге, с удовольствием рассматривая гостиную. Даже зануда Дашка, которой все не так, признает, что вкус у нее отменный. Такой интерьер отгрохать своими руками! Весь день вчера она, как заведенная, драила квартиру и перемывала посуду и хрусталь. Пусть видят! Особенно эта… лахудра! Ленка Коваль! Неудачница. Да на ее унылой физиономии всегда было написано, что она неудачница. А туда же! На Пашку Кухара замахнулась! Не смешите! Ему переспать, что плюнуть. А она губы раскатала, сцены в лесу устраивала со слезами и соплями. Последнее дело реветь при мужике, и, главное, это без толку. Если не судьба, хоть ты залейся слезами, хоть тресни, не поможет. Говорят, на них слезы действуют… ну, действуют – смотря на что, по мелочи, может, и действуют, а чтобы надавить на чувство ответственности, жалость, растрогать – фиг! Рванут куда подальше, а ты, дура, реви одна. Она, Ирина, никогда не опускалась до слез и соплей, наоборот, они плакали! Максим рыдал, когда она вмазала ему, что он слабак и ничтожество! В ногах валялся. Ей вдруг приходит в голову, что стихи бывший муж написал под ее влиянием, от несчастной любви, потому что от счастливой никто еще стихов не написал. Ирина вздыхает. Может, поспешила она с Максимом… Нет! Все правильно! Слабак, как с ним жить. Вот Пашка Кухар… это личность. Лидер. Сильный, жесткий, умный, циничный, все схвачено. И никаких сантиментов. Жаль, не срослось у них. Но кто знает, он, говорят, развелся, еще не вечер… Она тогда была уверена, что уведет его, утрет нос Ляльке, а он отодвинул ее… спокойно, деловито, с усмешкой, типа – ну, ты же сама, Иринка, понимаешь, ты хорошая девчонка, но жениться мне рано, надо институт окончить, карьеру делать… А она застыла как каменная, и улыбка приклеенная, даже скулы свело, лишь бы не показать, как больно. «Конечно, понимаю, да и мне рано, ты тоже хороший… трахальщик», и все это со смешком, гримасами, ужимками, лишь бы не показать, как больно, а голосишко-то просел – сиплый, натужный, как будто куском подавилась. Причем и любви-то никакой не было, а только обида, ярость от унижения, хотелось закричать, затопать ногами, вцепиться ему в волосы и завыть!
Жениться ему рано! А помани Лялька – со всех ног рванул бы! Папа-генерал, положение, деньги… А она, дура, решила, если Ляльки не будет, то он с ней, Ириной… О, как страстно она желала ей исчезнуть, раствориться без следа, стать уродкой, попасть под удар молнии, провалиться под землю!
Как она ее ненавидела! За легкость, высокомерие, насмешки! Даже за шмотки! Чувство ненависти было чистое, и горело ровно, без примесей, вроде угрызений совести, сомнений. Она и на Пашку полезла, надеясь сделать сопернице больно, а он, сволочь, вывернулся. Жениться ему рано… А сам с этой путался… на что польстился! На Ленку Коваль! А эта дура решила, что схватила бога за ноги, Золушка из коммуналки! А Пашка спал сразу с двумя – с ней и с этой… И еще Лялька! С тремя! Тоже сволочь! Ну, ничего, еще не вечер. Последнее слово за ней, Ириной. И она сумеет его произнести…
* * *Лена Коваль доставала из шкафа платья, одно за другим, выбирала, что надеть. Идти к Ирине ей не хотелось, но делать нечего – та пригласила, и отказать Елена не посмела. Она смутно чувствовала, что это неспроста. Ирина никогда ее не жаловала, они не виделись ни разу с тех пор… А тут еще этот частный детектив и встреча в парке… скорее всего неслучайная. Она предчувствовала опасность и ожидала худшего, и подсознательно ее тянуло к Ирине, тем более та сказала, что будут Пашка Кухар и Дрюня Иванов. Почти вся их компания. Те, кто остался…
– Так интересно повидаться, столько лет прошло, – разливалась соловьем Ирина.
Ей, Елене, интересно не было. Они не виделись все эти годы, она и вспоминать перестала, и если бы не идиотская случайность, если бы не эта ищейка… Хотя, с другой стороны, а что, собственно, произошло? Не нужно себя накручивать. Ей пришло в голову отказаться от визита под предлогом… любым! Голова болит! Что угодно! Лишь бы не видеть их всех. Павла Кухара… К черту!
…Он ввалился к ней ночью, пьяный, сопящий, с загребущими руками, а она не посмела отказать. А он бормотал, что любит, что она, Елена, самая нормальная среди этих монстров, что он ее не бросит, и если бы не Лялька… Он пришел на следующую ночь, еще и еще, а днем она прятала сияющие глаза, чтобы никто не догадался. Они все бегали по лесу, орали песни, собирали ягоды, и он украдкой прижимал ее где-нибудь в кустах, а она замирала от сладкого ужаса, что их могут увидеть. По вечерам они сидели вокруг костра, поленья, облитые бензином, трещали, пламя гудело и вздымалось столбом. И они сцеплялись взглядами, и она знала, что он придет ночью. Он был ее первым мужчиной.