Александр Смирнов - Вавилонская башня
Кузьма хотел возразить Маше, но поняв, что это бесполезно, махнул рукой.
— Ты меня спросил, я ответила, — сказала Маша.
Кузьма задумался, лихорадочно перебирая в голове возможные варианты событий, которые могли привести к таким плачевным результатам.
— Я обязательно разберусь в этом деле, — пообещал он.
— У тебя ничего не получится.
— Это почему же?
— Потому, что они сильнее тебя.
— Кто они!?
— Не кричи, ребёнка разбудишь.
— Извини. Я просто хотел понять, кто они?
— Я не знаю, как тебе это объяснить. Ну, все они, для кого очень важно, кто у тебя муж, кем ты работаешь, сколько ты зарабатываешь. Им не нужна истина, они боятся её, потому что хотят быть выше этой истины. И для этого они строят свою вавилонскую башню. Попробуй помешай им, и они убьют любого. Я не знаю сколько их, но думаю, что очень много. Я, Николай и ты мешаем им, так что берегись, Кузьма, если не станешь строить их башню, они и тебя упрячут за решётку, а то и вовсе убьют.
— Что ты говоришь, Маша!? Разве это можно говорить?
— Ты считаешь, что я не права?
— Если бы ты только знала, насколько права!
— Если в школьном музее предатель занял место героя, значит, с командиром уже расправились?
Кузьма отвернулся и ничего не ответил.
— Не говоришь мне? Считаешь, что я такая же, как и они?
— Дело не в этом. Ты просто не знаешь, как они умеют языки развязывать.
— Я в Бога верю, — вдруг гордо сказала Маша. — Не думаю, что со мной им это удаться.
— Я ведь не просто так появился в Ленинграде, — начал свой рассказ Кузьма. — Кто-то пронюхал, что мы с Николаем помогли командиру бежать. Николая взяли, что называется с поличным, вот он и получил свой срок. Колоться на следствии он не стал, поэтому меня тогда никто и не подозревал. Но недавно кто-то в НКВД или в партийных органах начал копать и под меня. Мой начальник добился моего перевода в прокуратуру, в надежде, что до меня здесь не доберутся. Так он спас меня.
— Твой начальник спасал не тебя, а себя. Представляешь, если бы арестовали его подчинённого. Теперь ты в другом ведомстве и если тебя арестуют, твой начальник останется чист.
— Пусть так, но судьба свела нас и я приложу все силы чтобы победить их.
— Чтобы победить их необходимо разрушить их вавилонскую башню, а у тебя на это сил не хватит.
— Всю башню мне, конечно, не разрушить, но своих товарищей защитить я попытаюсь.
— Ты про командира мне так ничего не сказал, — напомнила свой вопрос Маша.
— Он жив. Где он и как его имя знаю только я, поэтому его вряд ли найдут.
— А если ты умрёшь, командир так и останется жить с чужим именем?
— А ведь я даже не подумал об этом.
— Для чего же тогда жить, если не думать об этом?
— Слушай внимательно и запоминай, — прошептал Кузьма. — Город Кемерово, средняя школа номер один, учитель русского языка и литературы Смирнов Александр Сергеевич. Это он.
Разговор затянулся до поздней ночи. Кузьма встал со стула и собрался уходить.
— Не знаю, поможет тебе или нет, но когда я стояла у школы, мне казалось, что за нами кто-то следит.
— Точнее ничего не можешь сказать?
— Точнее? Посмотри за пожарным щитом.
Кузьма обшарил весь школьный двор. За пожарным щитом он провёл, наверное, час. Ничего, кроме узкой щёлки в щите не привлекло внимания. Сыщик пригнулся, чтобы посмотреть в щель.
"Великолепный обзор", — отметил он, — "и никто тебя не увидит. Только слишком неудобно. Долго с полусогнутыми коленями не простоишь. Стоп!" — сказал Кузьма сам себе. — "А если это женщина?"
Он опустился на колени и стал исследовать асфальт. Под щелью на асфальте виднелись продавленные ямки от женских каблучков.
Кузьма сбегал домой и принёс кулёк с гипсом. Он быстро сделал слепки и направился в школу.
— В школьный музей нельзя, — преградил дорогу сторож, — там всё милиция опечатала.
Кузьма предъявил своё удостоверение.
— Прокуратура? Ну, тогда другое дело. Тогда, пожалуйста.
Сторож достал ключи и пошёл показывать дорогу Кузьме. Прокурор сорвал пломбы и вошёл в зал. После происшествия в музее ничего не трогали.
— Следователь из милиции приказал ничего не трогать, пока не кончится следствие, — пояснил сторож.
Кузьма внимательно осмотрел всё помещение. На обрывках фотографий он увидел отпечаток женского каблучка. Сыщик достал из кармана слепок, который сделал за пожарным щитом и приложил к обрывку. Слепок и отпечаток совпали.
— Здесь женщины были? — спросил он у сторожа.
Сторож замялся.
— Я задал вопрос! — повысил голос Кузьма.
— Были две женщины, — тихо сказал тот.
— Почему следователю о них ничего не сказали.
— Товарищ начальник, это совершенно посторонние люди.
— Это не ваше дело. Следователь сам в этом разберётся.
— Они просили ничего не говорить, про них. Боялись, что затаскают потом.
— Кто такие вы знаете?
Сторож отрицательно покачал головой.
— Узнать сможете?
— Это смогу. Я хорошо запомнил их.
Кузьма зашёл к следователю, чтобы поближе ознакомиться с делом.
— Вы хорошо осмотрели место происшествия? — спросил он.
— Обижаете, товарищ прокурор.
— Вы обратили внимание, что на улице, рядом с входной дверью расположен пожарный щит?
— Он же на схеме указан, — старший лейтенант открыл дело и показал Кузьме схему.
— Вот здесь я обнаружил следы от женских каблучков.
— Ну и что?
— Как это что? В деле это не отражено.
— А в школе, кроме следов учителей, большинство которых составляют женщины, есть следы тысячи учеников. Вы хотите чтобы я и их приобщил к делу?
— Дело в том, что на обрывке фотографии, который находился в музее, мною обнаружен след женского каблучка идентичного тому, что был оставлен за пожарным щитом.
— Ну и что?
— Как что? Из этого следует, что после посещения музея подозреваемым, в нём была женщина.
— Во-первых, не подозреваемым, а обвиняемым, а во-вторых, почему вы считаете, что след от каблучка оставлен после посещения музея вором-рецидивистом Ивановым, а не до его?
— До его фотография находилась за стеклом в стеллаже.
— Но почему вы считаете, что на эту фотографию не наступили, когда этот стенд делали?
— Да потому, что сторож рассказал, про двух женщин, которые входили в музей, после того, как Иванов вышел из него.
— В деле об этом никаких сведений нет.
— А вы допросите сторожа.
— Зачем, товарищ прокурор, ведь и так всё ясно.
— Затем, что если после обвиняемого в музее были ещё кто-то, то погром устроить могли и они.
— Там ещё бригада оперативников была, может быть мне и им обвинение предъявить?
— Может быть и им, — задумчиво сказал Кузьма. — А это что у вас такое, тряпкой закрыто.
— Это вещественное доказательство: бюст товарища Сталина и кубок, которым он был разбит.
— Отпечатки пальцев с кубка сняли?
— Зачем?
— Затем, что так положено! — уже на повышенных тонах сказал Кузьма.
— Я не понял, вы из прокуратуры или из адвокатуры? — взмолился следователь.
— Из прокуратуры. Поставлен надзирать за работой милиции. Снимите с кубка отпечатки и ещё раз допросите сторожа.
— Слушаюсь, товарищ прокурор. Хочу поставить вас в известность, что я буду на вас жаловаться. Вы не надзираете, а мешаете мне проводить следственные действия.
— Как вам будет угодно.
Кузьма вышел от следователя злой и направился в следственный изолятор, чтобы поговорить с Николаем.
Кузьма не виделся с товарищем с тех пор, как тот прибежал к нему и сообщил, что над командиром сгущаются тучи. Теперь он встретил своего друга и боевого товарища в камере для допросов следственного изолятора.
— Не думал, что мы с тобой встретимся в такой обстановке, — сказал Кузьма.
— Значит, этот гад остался жив.
— Выходит, что так.
— Значит наша война ещё не закончена.
— В тюрьмах не воюют, — возразил Кузьма.
— Это как сказать. Васька свою войну воевал в лагере и чуть не был расстрелян. А я надеюсь, что отделаюсь сроком. Сколько мне дадут?
— Лет пять, если я докажу, что бюст разбил не ты, а если не докажу…
— Ну, это понятно. Ты решил что-то доказывать?
— Конечно. Ты думаешь, твой адвокат это сделает?
— На войне у каждого своя работа. Я должен сидеть, а ты должен найти его, тогда и я выйду.
— А если не найду?
— А если бы Ваську расстреляли до того, как мы его спасли?
— Это было на войне.
— Мы тоже на войне. Я вор-рецидивист, ты прокурор, какая между нами связь? Только приблизься ко мне, не заметишь, как сам за решёткой окажешься. Я запрещаю тебе заниматься моим делом.
— Кто ты такой, чтобы мне приказывать?
— Жаль, его нет вместе с нами, он бы мог приказать.
