Екатерина Лесина - Плеть темной богини
И странное дело, Зоя Павловна, вечно несогласная, вечно враждующая и отстаивающая собственное мнение, на сей раз бабушку поддержала. На дискотеку Юленьку не пустили, а Людка на следующий день, все так же презрительно, свысока и сквозь зубы, рассказывала, как танцевала с Витькой, целовалась с Малиным, а провожал ее Федотов. Кажется, Юленька тогда очень ей завидовала.
– А Стефания, вместо того чтобы дочь искать, снова замуж вышла, за коллегу Данцеля, некоего Кулькова. Про этого вообще информации нету, кроме того, что родился, учился, работал, женился… умер, – тут Дашка сделала паузу нарочно, интриги ради. Для нее эта история – приключение. – Но еще до смерти их в доме появился ребенок, девочка… А случилось это лет через пять после исчезновения Оксаны.
– То есть, – Илья поскреб подбородок, – думаешь, что она вернулась и…
– Да, вернулась и подкинула незаконнорожденную дочь матери… Ой, Юлька, ты извини, что я так, я не хотела обидеть!
– Ты не обидела, – Юленька ковырнула лопаткой твердую землю в вазоне. Все же вряд ли ему пересадка поможет, но попытаться стоит. – Ты же правду сказала.
Дашка фыркнула, щеки ее полыхнули румянцем, а брови грозно сдвинулись над переносицей.
– К черту правду! И твоя бабка хороша была, и твоя мамаша! Ладно, что вообще не в детдом отдали…
В детдом? К брошенным и ненужным? Юленька вдруг почувствовала, что задыхается. Или скорее уж цепенеет. Наливаются холодной тяжестью руки и ноги, каменеет тело, вместе с сердцем и легкими, которые тянут-тянут воздух, а втянуть не могут. Почти как в сказке про репку, когда тянут-тянут, а не вытянут.
– Юль, с тобой все в порядке? Илья! Илья, ты посмотри, что с ней? Врача надо вызвать!
– Не надо. Все нормально, просто… голова кружится.
И каменеет, и только странно, что она, Юленька окаменевшая, еще разговаривать может. И думать, пусть даже собственные мысли ей совершенно не по вкусу.
Выходит, ее хотели выкинуть, потому что уже тогда, много-много лет назад, она была не нужна. Или нужна? Бабушка ведь не отправила ее в детдом.
– А Стефания потом, после смерти Кулькова, фамилию сменила на девичью. И ты под ней записана.
Светлякова – лучше, чем Кулькова? Или хуже? Или без разницы? Жалко себя, до слез прямо-таки-жалко, до зудящих глаз и горячей иглы под лопаткой. А еще заорать бы, матом бы, на всех бы за то, что они – другие. Что их не бросали, не забывали и вообще…
– Вообще, дорогая моя, – строго заметила Дашка, протягивая руку, – тебе бы прилечь, отдохнуть и выкинуть из головы все эти глупости. Илья, ну скажи ты ей!
– Скажу. Глупости…
Да, глупости, Павел Ильич в солидном костюме, не скрывающий своего преступного прошлого, – Юленька фыркнула, до того нелепо-пафосной получилась мысль. И девушка Ольга, которая с ним спит. Или он с ней? Или они оба друг с другом? Чушь какая.
Смешная чушь.
– Между прочим, это ты виноват, – сказала Дашка брату, не глядя в его сторону. Она заставила Юленьку подняться. – Если бы ты рассказал мне…
То ничего бы не изменилось. Слова-слова, опять слова, которые только воздух трясут. Нет, правильнее говорить «сотрясают».
– Даш, со мной все в порядке, а ты не закончила рассказывать. Про Кулькова. Про то, что его убили.
– Это был несчастный случай… ну подозрительный, конечно, как по мне, но ты, Юлька, перегибаешь палку! Убили… ну как можно знать, убили или нет?
Как-то можно, знание из ниоткуда, почти голос свыше, верно, в доказательство ее, Юленькиной, ненормальности, которую другие почему-то не замечают. Ах нет, другие, кажется, думают, что Юленька расстроена правдой о родителях… высокопарно звучит, но… а она и расстроена. Удивлена немного. И еще устала.
– Его убили, – твердо заявила Юленька, высвобождая руку из горячих, липких Дашкиных ладоней. – Его убили, потому что… он был очень плохим человеком.
– Ну… не знаю.
Не знает. Ни Дашка, глядящая с откровенной жалостью, ни брат ее, взгляд которого куда более внимателен, ни Баньшин, кажется, уснувший прямо в кресле. А Юленька знает, у нее имя это вызывает страх, и обиду, и желание спрятаться, так, чтобы никто-никто не нашел.
Но она не помнит, совершенно точно, не помнит этого человека! И имя его слышит впервые, так откуда все это?
И почему куклы? Вот привязались, глупые!
– Нет, все это, конечно, безумно интересно, – вяло заметил Баньшин, открывая глаза. – Но только какое отношение имеет к делам сегодняшним?
Вот именно, что никакого!
– А если имеет? – возразила Дашка. – Если прямое и непосредственное? Вот, скажем, что мы знаем о Юлькиной матери? Она ведь не старая еще, она вполне может появиться и…
– И претендовать на наследство, – закончил мысль Илья. – На квартиру. На вещи. На дом. Если, конечно, с Юлей что-нибудь случится… к примеру, если ее убьют.
– Или посадят, – Баньшин снова потер подбородок. – Тогда родственники получат возможность распоряжаться имуществом. По закону.
– А еще… еще ее мать могла ведь и замуж выйти, так? И тогда уже не Юленькины родственники, а…
– Доказать родство будет сложно.
– А Михаил? При чем тут Михаил? – Юленька даже руки подняла, пытаясь привлечь внимание. – Его зачем убивать?
– Не сходится, – подтвердил Сергей Миронович, окончательно просыпаясь. – Слишком уже опосредованная связь, слишком недоказуемая.
– Не сходится, – поддержал его Илья. – Как-то чересчур сложно. И собаки тоже… почему собаки?
– А потому, что Геката, – Дашка снова вскочила, прошлась по комнате до подоконника, провела ладонью и фыркнула, вытерла руки о юбку. Ну да, пыли там, верно, скопилось преизрядно, – Геката в древнегреческой мифологии была богиней ночи и перекрестков. Более того, она стала одной из избранных, кто мог существовать как в нижнем мире, царстве Аида, царстве мертвых, так и в верхнем. Она была и оберегающей, и дарующей, и хранящей клады…
Клад – это то, что спрятано. Не обязательно под землей, иногда оно близко лежит, достаточно руку протянуть… куда? К куклам? Юленька зажмурилась, пытаясь вспомнить что-либо конкретное.
Ничего не вспоминалось. Бабушка курит, бабушка смеется, бабушка спорит с Зоей Павловной, бабушка запрещает Зое Павловне трогать кукол. Те же сидят и смотрят с верхней полки рисованными глазами. Улыбаются.
– Испортишь, дура старая, – скрежещет бабушка, опираясь обеими руками на книжную полку. – Не с твоими корявыми руками их трогать!
– Так пыльные же ж, – Зоя Павловна елозит тряпкой по полке, задевая красными пальцами корешки книг.
– Зато целые. Кто вчера балерину разбил?
– А кто ее так поставил, чтоб я разбила?
– А смотреть надо было!
И снова закипает ссора, вялая, ленивая и привычная, сдобренная брызгами из ведра, в которое Зоя Павловна с раздражением кидает и тряпку, и темный кусок хозяйственного мыла. И терпким дымом пахитоски, каковую бабушка раскуривает прямо в коридоре, нарочно, чтобы позлить…
Нет, это все не важно, это – пустое. Но почему бабушка запретила Зое Павловне трогать кукол? Что она в них спрятала? И нужно ли говорить о догадке остальным?
Дашка с упоением рассказывает о Гекате, которой якобы приносили в жертву черных собак, и не просто убивали, а непременно чтобы на перекрестках… Илья слушает, Баньшин снова будто бы дремлет, хотя теперь видно, что веки его подрагивают и сомкнуты не плотно, а так, что между верхним и нижним остается узкая щель. Сергей Миронович подсматривает за Дашкой.
Нет, говорить пока рано. Юленька сама проверит, что скрывают фарфоровые куклы в бархатных фижмах.
– И тогда получается, что тот, кто посылал Юльке собак, намекал таким образом на Плеть! А значит, он верит, что с этой Плетью что-то можно сделать.
– Угу, получить власть над миром, – Баньшин, опершись руками на подлокотники кресла, поднялся. – Нет, оно все, конечно, познавательно до невозможности, но только…
– Только сходится! – рявкнула Дашка, позабыв о вежливости. – Смотри, во-первых, – она загнула мизинец, – вылезает этот адвокат. Когда? А когда больше всего нужен! И обещает золотые горы, требуя взамен эту самую Плеть. Юлька, а ты точно не знаешь, где она может быть?
– Точно.
– Ну ладно. Во-вторых, – Дашка загнула второй палец, – собаки. Черные собаки, которых приносят в жертву Гекате, а значит, снова на Плеть намекают. А в-третьих… Юлька, можешь говорить, что хочешь, можешь защищать ее, ты ж у нас добрая, но без Магды тут не обошлось! Это я тебе точно говорю! Я… я нюхом чую, что она в этом деле по самое не хочу завязана!
Магда и фарфоровые куклы. И Михаил… И Плеть, и Геката с ее справедливостью.
Ну да, она же справедливая и защитница, она карает виноватых и покровительствует невинным. Она – женская богиня. Кажется, это бабушка рассказывала, давно, когда Юленька еще любила сказки на ночь.
– Поговори с Магдой, – тихо предложила Дашка. – Позвони и поговори. Она должна что-то знать. Она ведь собиралась за него замуж, так? И как только сказала тебе об этом, как все и началось. С нее началось, со свадьбы…
