Дик Фрэнсис - Сокрушительный удар
— Мне, блин, с тобой говорить не о чем! — громко провозгласил Файндейл.
Полицейские сказали, что это неблагоразумно с моей стороны, но в конце концов пожали плечами и удалились.
— Садись, — сказал я, взяв один из стульев, стоявших у стола, и указав на другой.
— Не хочу!
— Не хочешь — как хочешь.
Я достал сигареты и закурил. Рак легких, конечно, штука неприятная, но все же курить иногда полезно. Это успокаивает. Я глубоко затянулся.
Файндейл принялся расхаживать взад-вперед резкими короткими шажками.
— Я же говорил, что убью тебя!
— Но не получилось. Тебе повезло. Он замер, как вкопанный.
— Что ты сказал?
— Если бы ты меня убил — сел бы лет на десять.
— Оно того стоило! — Он снова принялся расхаживать взад-вперед.
— Я вижу, Вик нашел себе другого помощника, — заметил я.
Файндейл схватил стул и швырнул его в стену.
Дверь немедленно открылась, и в комнату вбежал молодой полисмен.
— Подождите, пожалуйста, — сказал я. — Мы только-только начали.
Полисмен нерешительно посмотрел на Файндейла, на валяющийся стул, на меня — я спокойно продолжал курить — и наконец решил, что, пожалуй, можно снова оставить нас наедине. Дверь за ним бесшумно закрылась.
— По-моему, Вик подложил тебе свинью, — сказал я. Файндейл остановился у меня за спиной. Мне стало сильно не по себе. Я еще раз затянулся и заставил себя не оборачиваться.
— Втянул тебя в неприятности, а потом бросил.
— Это ты меня втянул в неприятности! — глухо прорычал Файндейл.
Я знал, что мое напряжение может передаться ему и завести его еще больше, но для того, чтобы расслабиться, когда он стоял у меня за спиной, потребовалось немалое усилие воли. Я старался говорить медленно, задумчиво, убедительно, но во рту у меня было сухо, как в пустыне Невада.
— Вик начал все это, — говорил я. — Вик и ты. Теперь Вик работает с Ронни Нортом. Мы с тобой оба пострадали из-за Вика...
Файндейл внезапно снова появился в моем поле зрения. В электрическом свете его огненно-рыжие волосы казались совершенно апельсиновыми. Его глаза то вспыхивали маниакальным огнем, когда в них отражался свет лампы, то прятались в тени, когда Файндейл опускал голову. Мне снова вспомнилось, как Софи сравнила его с кипящим котлом. Похоже, сейчас он был ближе к взрыву, чем когда бы то ни было.
— Сигарету хочешь? — предложил я.
— Чтоб ты сдох!
Нет, сейчас, когда я мог его видеть, мне было куда спокойнее.
— Что ты сказал полицейским? — спросил я.
— Ни черта я им не сказал!
— Они тебя уже допрашивали?
— Нет.
— Хорошо, — сказал я. — Это сильно упрощает дело.
— Что ты имеешь в виду, черт побери? Каждое его движение выдавало владевшее им напряжение и агрессивность. Мышцы Файндейла подергивались, словно через него пропускали электрические разряды.
— Что тебя злит больше всего? — спросил я.
— Больше всего? — заорал Файндейл. — Больше всего меня злит, бля, что ты жив и здоров, как огурчик!
Я хотел убить тебя! Убить!!!
Он остановился, словно не в силах выразить то, что имел в виду. Но я его прекрасно понял. В своем стремлении отомстить мне он дошел до того, что утратил способность рассуждать разумно. Он видел только, что я сижу перед ним живой и здоровый, а значит, все было впустую. Видимо, ему было отчаянно необходимо убедиться, что его поступок не был абсолютно безуспешным. Я снял куртку и объяснил насчет бандажа и пряжки, которая спасла мне жизнь. Расстегнул рубашку, показал пластырь, объяснил, что там под ним.
— Болит, зараза! — честно признался я. Файндейл прекратил метаться взад-вперед и заглянул мне в глаза.
— Болит?
— Да.
Он потрогал мой бок. Я поморщился.
Он отступил назад, подобрал стул, который швырнул об стенку, поставил его у другого конца стола и уселся напротив меня. Потянулся за сигаретами и зажигалкой, которые я оставил на столе, и закурил. Руки у него все еще тряслись от напряжения.
Я оставил рубашку расстегнутой и навыпуск. Файндейл курил, судорожно затягиваясь, то и дело поглядывая на полоску пластыря и снова отводя глаза. Похоже, это удовлетворило его. Вернуло ему уверенность в себе.
Утешило. Файндейл выкурил всю сигарету молча, но дергаться постепенно перестал, и, когда бросил окурок на пол и раздавил его ногой, он выглядел куда более нормальным.
— Я хочу заключить с тобой сделку, — сказал я.
— Какую?
— Я скажу, что на вилы я напоролся случайно.
— Черт побери, ты же прекрасно знаешь, что это не так!
— Я знаю. И ты знаешь. И полиция знает. Но свидетелей-то не было... Если я поклянусь, что это вышло случайно, тебе не смогут даже предъявить обвинение в преднамеренном убийстве, не то что осудить.
Файндейл поразмыслил. Лицо его по-прежнему подергивалось, кожа туго обтягивала скулы...
— Ты ведь на самом деле не хочешь получить срок? — спросил я.
— Не хочу.
— Предположим, нам удастся отвести все обвинения. Нападение, мошенничество и все остальное...
— Не выйдет.
— Избавить тебя от тюрьмы удастся наверняка. Длинная пауза. Наконец Файндейл сказал:
— Сделка... Это значит, что ты хочешь чего-то взамен.
— Угу.
— И чего же?
Я облизнул губы и ответил не сразу.
— Я хочу... — медленно начал я, — я хочу, чтобы ты рассказал, каким образом вы с Виком пытались заставить меня присоединиться к вашей шайке.
— И все? — удивился он.
— Для начала все.
— Но ты же сам все знаешь. Вик тебе говорил...
— Я не знаю, что он говорил тебе. Файндейл недоумевающе пожал плечами.
— Он просто говорил, что, если ты не присоединишься к нам, мы тебя сломаем.
— Послушай, — сказал я, — цена твоей свободы — каждое слово, каждый обрывок разговора, который ты сможешь вспомнить. Особенно — любые сведения о союзнике Вика, который устроил поджог моей конюшни.
— Я же тебе говорил, что не знаю!
— Если хочешь выйти отсюда, постарайся вспомнить как можно больше.
Файндейл уставился прямо перед собой. Я видел, что он постепенно осознает значимость моего предложения. Он обвел взглядом голые стены тесной комнатенки, и его передернуло. Последние остатки безумной, убийственной ярости испарились. Файндейл как-то усох и уже больше не выглядел опасным.
— Ладно, — сказал он. — По-моему, я Вику ничем не обязан. Не хочу я садиться в тюрягу только затем, чтобы спасти его паршивую шкуру. Я тебе расскажу все, что могу.
Он выкурил еще три сигареты, то и дело умолкал, но тем не менее рассказал все, что знал.
— Началось это, наверно, месяца полтора назад. В смысле, незадолго до этого Вик что-то говорил насчет того, что ты — самый опасный для нас противник, потому что ты неплохой барышник, и при этом чертовски честен, и что ты можешь перебить у него кое-какие дела, которые он намеревался прибрать к рукам.
— Места всем хватит, — проворчал я.
— Видать, Вик считал иначе. Во всяком случае, месяца полтора назад он сказал, что пора тебя приструнить. — Он на некоторое время призадумался, глубоко затянулся. — Видишь ли, мы с Виком и еще кое-кто разработали эту штуку...
— Систему взяток, — подсказал я.
— Ага. Я знаю, такие чистюли, как ты, смотрят на это свысока, но в этом нет ничего противозаконного, и многие люди получают на этом неплохие барыши...
— Некоторые люди.
— Ну да, за все платит клиент, да? Ну и что? Вик всегда говорит, что устроителям аукционов тоже выгоднее, чтобы товар шел подороже, потому что тогда комиссионные выше, и они тоже стараются вздуть цены, ну и что с того?
«Зато аукцион имеет обязательства перед продавцом», — подумал я. Но сейчас было не время спорить.
— Ну и вот, мы раскрутили эту штуку, и дела с каждым днем шли все лучше и лучше, а потом однажды... по-моему, это было как раз перед первым аукционом годовиков в Ньюмаркете... — Он умолк, припоминая.
— Так что же произошло? — спросил я.
— Вик был какой-то... я не знаю... взбудораженный и напуганный одновременно.
— Вик — напуганный? — недоверчиво переспросил я.
— Ага. Вроде как напуганный. И при этом возбужденный. Словно кто-то предложил ему сделать что-то, что он и сам хотел сделать, но знал, что это нельзя.
— Как забраться в чужой сад за яблоками? Файндейл отмахнулся от этого детского сравнения.
— Это тебе не яблоки. Вик сказал, мы заработаем такую кучу денег, что все, что мы получали до того, покажется семечками. Он сказал, что можно заключить сделку с заводчиком, у которого есть жеребенок от Транспортера — настоящая конфетка!
— Это была идея самого Вика? — спросил я.
— Я думал, что да... я не знаю... Во всяком случае, все вышло как по маслу. Вик дал мне пять тысяч только за то, что я участвовал в торге, а сам положил себе в карман штук двадцать...
— А по-моему, тридцать...
— Да нет... — Файндейл удивленно остановился, потом продолжал, уже медленнее:
— Нет... Я помню, как он говорил... десять тысяч пошло тому парню, который составил соглашение между Виком и владельцем жеребенка. Я сказал, что это слишком дорого, а Вик ответил, что совет опытного человека стоит денег.
