Дик Фрэнсис - Сокрушительный удар
— Никак не могу понять, то ли ты очень умный, то ли круглый дурак!
— И то и другое.
— Так не бывает.
— Легко! Большинство людей такие.
Мы вернулись к арене и стали свидетелями того, как Вик с Ронни Нортом вздули цену на худосочного четырехлетка вдвое выше, чем он стоил на самом деле, судя по внешнему виду. Вик наверняка получит от продавца солидный куш — это не считая комиссионных от клиента. А Ронни Норт был явно доволен жизнью вообще и своей новой ролью первого помощника в частности.
Да, видимо, Вик нашел замену Файндейлу.
Я заметил, что сам Файндейл тоже явился на аукцион — как раз вовремя, чтобы увидеть, что происходит. Он выглядел все так же: ошеломленный, исходящий бессильной ненавистью.
— Он выглядит словно паровой котел, который вот-вот взорвется, — заметила Софи.
— Если повезет, взрыв будет направлен в сторону Вика.
— Бессердечный ты! Он выглядит совершенно больным.
— Ну поди пожалей его, бедненького.
— Нет уж, спасибо!
Мы посмотрели нескольких лошадей, и я купил еще одну. Потом еще раз сходили выпить кофе. Ветер делался все холоднее. Однако Софи, похоже, была довольна.
— Мне надо напудрить нос, — сказала она в какой-то момент. — Где мне тебя потом искать? Я заглянул в каталог.
— Мне стоит пойти посмотреть номер восемьдесят семь и девяносто два. Они еще в денниках. — Ладно. Я тебя там разыщу.
Я посмотрел номер восемьдесят семь и решил его не брать. Слишком тонкая кость, и чересчур косит глазом. При нем никого не было. Я вышел из денника, запер на засов обе половинки двери и прошел к девяносто второму. Открыл верхнюю половинку двери, заглянул внутрь. Конюха там тоже не было. Терпеливый номер девяносто два без особого любопытства глянул в мою сторону. Я отворил нижнюю дверцу и вошел в денник. Дверцы у меня за спиной захлопнулись. Лот 92 был надежно привязан за недоуздок к кольцу в стене, но на улице было слишком холодно, чтобы оставлять двери нараспашку.
Это был пятилетний конь, участвовавший в скачках с препятствиями. Продавался он потому, что владельцам срочно понадобились деньги, но перспективы у него были неплохие. Я погладил его по гнедому боку, провел рукой по ногам, посмотрел зубы.
Дверь открылась и закрылась, но я не обратил на это особого внимания. Мало ли, может, конюх вернулся, а может, другой покупатель решил взглянуть на лошадь поближе...
Но это был не конюх и не покупатель.
Я отпустил губу коня, похлопал его по морде и отступил назад, чтобы еще раз окинуть его взглядом. И никакое шестое чувство не заставило меня оглянуться.
Я успел лишь заметить, как что-то блеснуло в воздухе. Ощутил удар в грудь. И, падая, увидел белое лицо Файндейла, который подскочил ко мне, чтобы довершить начатое.
Глава 13
Он метнул в меня, как копье, самое опасное оружие на конюшне: вилы.
Сила удара сбила меня с ног. Я лежал на боку на соломе, острые концы вонзились мне в грудь, и из-под меня торчала деревянная рукоятка.
Файндейл видел, что, несмотря на смертельную точность удара и на всю вложенную в него ненависть, я еще жив. И выражение его искаженного лица убедило меня, что он намерен исправить этот недочет.
Я знал, что вилы вонзились в тело, но не знал, насколько глубоко. Боли я почти не чувствовал. Я выдернул вилы из себя и перекатился на живот, придавив вилы своим телом. Файндейл упал на меня, ухватился за рукоятку и принялся тянуть, пытаясь выдернуть вилы из-под меня, а я просто лежал на них, как бревно, не зная, что еще делать.
Дверь снова отворилась, снаружи хлынул свет. Раздался крик. Женский крик.
— Помогите! Помогите, кто-нибудь! Я смутно понял, что это Софи. Через некоторое время на выручку явились мобилизованные ею войска.
— Послушайте... — плаксиво протянул интеллигентный голос. Файндейл не обратил на него внимания.
— Это что такое?!
Этот, другой голос был покрепче, а владелец его еще крепче. Сильные руки принялись оттаскивать от меня Файндейла, потом к ним присоединились другие, и когда я наконец сумел оторвать нос от соломы, то увидел, что трое мужчин пытаются удержать Файндейла, а Файндейл расшвыривает их, точно тюки с сеном.
Он выскочил за дверь, мои спасители ринулись в погоню, и, когда я поднялся с колен на ноги, со мной осталась одна только Софи.
— Спасибо! — от души сказал я.
— Ты в порядке?
— Да... похоже.
Я наклонился и поднял вилы.
— А это что такое?
— Это он в меня бросил.
Софи взглянула на острые, как стилеты, концы вил и содрогнулась.
— Слава богу, что он промахнулся!
— Хм... — Я разглядывал две небольшие дырки на боку анорака. Потом медленно расстегнул его и сунул руку за пазуху.
— Он ведь промахнулся, да? — Софи внезапно обеспокоилась.
— Нет, попал. Интересно, почему я еще жив? Я сказал это самым беспечным тоном, и Софи мне не поверила, но это была правда. Я ощущал боль от пореза, по боку ползла липкая струйка крови, но вилы не проникли ни в сердце, ни в легкие. А между тем они были брошены с достаточной силой, чтобы проткнуть меня насквозь...
Лицо мое само собой расползлось в дурацкой ухмылке.
— В чем дело? — спросила Софи.
— Слава богу, что у меня этот привычный вывих... Вилы попали в бандаж!
* * *К несчастью для Файндейла, на аукционе зачем-то присутствовали двое полицейских в патрульной машине. Когда полицейские увидели, как трое людей ловят четвертого, они помогли отловить беглеца — чисто по привычке. Когда подошли мы с Софи, Файндейл сидел в патрульной машине с одним из полицейских, а другой слушал трех свидетелей, утверждавших, что если Джонас Дерхем сейчас не при смерти, то только благодаря им.
Я не стал с ними спорить.
Софи, не теряя своего обычного самообладания, рассказала им о вилах, полицейский заглянул мне под анорак и велел зайти к врачу, а потом явиться в участок для дачи показаний. Я подумал, что повторится тогдашняя история с Керри. Вряд ли полицейские так легко поверят, что один и тот же человек дважды в течение полутора месяцев подвергся нападению в одном и том же месте.
В ближайшем травмпункте выяснилось, что повреждения ограничились длинным порезом на ребрах. Доктор, девушка, которой не было еще тридцати, прозаично промыла рану и сказала, что десять дней тому назад ее вызывали к работнику с фермы, который пропорол себе вилами ногу насквозь. «Вместе с сапогом», — добавила она.
Я расхохотался. Девушка сказала, что не видит в этом ничего смешного. Ноги у нее были великолепные, но чувства юмора никакого. Впрочем, мое веселье тоже поутихло, когда она показала мне пряжку моего бандажа, который она сняла, чтобы добраться до пореза. Пряжка была сильно погнута, и на ней четко виднелся след зубца вил.
— Один зубец попал в пряжку. Другой попал в вас, но соскользнул вдоль ребра. Я бы сказала, что вам удивительно повезло.
— Да, пожалуй, — скромно согласился я.
Она залепила порез пластырем, сделала пару уколов от заражения, а денег не взяла.
— Нам платит министерство здравоохранения, — сказала она столь сурово, словно предлагать деньги аморально. И протянула мне бандаж. — А почему вы не сделаете себе операцию?
— Времени нет... А потом, у меня аллергия на больницы.
Она окинула взглядом мою голую грудь и руки.
— Но вам ведь уже приходилось бывать в больницах. У вас несколько переломов...
— Было дело, — согласился я.
Она вдруг позволила себе чуть заметно улыбнуться.
— А, теперь я вас узнала! Я вас видела по телевизору. Я однажды ставила на вашу лошадь в Большом национальном, когда была еще студенткой. Выиграла шесть фунтов и купила на них книгу о заболеваниях крови.
— Рад был помочь, — сказал я.
— Я бы на вашем месте пару недель походила без бандажа, — сказала она. — А то он будет бередить рану.
— Хорошо.
Я поблагодарил девушку-доктора, оделся, забрал из приемной Софи, и мы поехали в полицейский участок. Софи снова попросили подождать. Она со вздохом уселась на предложенный ей стул и спросила, надолго ли я.
— Возьми мою машину, — виновато сказал я. — Пройдись по магазинам. Или погуляй в Виндзорском парке.
Софи обдумала эту мысль и повеселела.
— Я вернусь через час.
Полицейские собрались меня допрашивать, но я попросил разрешения сперва поговорить с Файндейлом.
— Поговорить?! Ну... ни один закон этого не запрещает. Обвинение ему еще не предъявлено...
Однако полицейские с сомнением покачали головами.
— Он, знаете ли, очень агрессивен... Вы уверены, что вам это нужно?
— Конечно!
Они пожали плечами.
— Тогда вам сюда.
Файндейл был в маленькой, голой допросной. Стол, два деревянных стула, и все. Но Файндейл не сидел на стуле, а стоял посреди комнаты, стараясь держаться подальше от стен. Он все еще дрожал, точно натянутая струна, и левое нижнее веко у него судорожно подергивалось.
Комната, стены которой до плеча были выкрашены коричневой, а выше — кремовой краской, была без окон и освещалась электрической лампочкой. На стуле у самой двери сидел бесстрастный молодой полисмен. Я попросил его и других оставить нас с Файндейлом наедине.
